18 апреля более чем в пятистах городах пятидесяти девяти стран мира люди всех возрастов сядут за парты, чтобы добровольно проверить свою грамотность. Акция «Тотальный диктант», зародившись несколько лет назад в Новосибирском университете, распространилась по всему миру, превратившись в новый ликбез. Автор текста «Тотального диктанта» 2015 года, лауреат премии «Большая книга» (роман «Лавр»), филолог и писатель Евгений Водолазкин дал специальное интервью «Русскому миру».

– Расскажите, пожалуйста, что за текст вы написали для Тотального диктанта. Это повествование или описание?

– Мне предлагался выбор между двумя жанрами, публицистикой и художественным повествованием. Я выбрал художественное повествование просто потому, что мне кажется, сейчас это уместнее. Это фрагмент из романа, который, даст Бог, я допишу. Пока написаны две трети. Роман имеет рабочее название «Авиатор». Речь идёт о Петербурге до революции. Причём это не просто какая-то историческая зарисовка, а воспоминание героя – ребёнка, который переживает очень ярко всё, что встречает в жизни. В диктант вошли три фрагмента о Петербурге, общее их название – «Волшебный фонарь». Так назывался предшественник диаскопа, который показывал картинки – города или пригорода, или Финского залива.

– Можно немного подробнее о вашем будущем романе. О чём он и какой период времени охватывает? Затронет ли он революцию или закончится раньше?

– Он коснется всех основных событий, но как раз революции он особенно не касается, потому что о революции, а больше даже о Гражданской войне, я писал в романе «Соловьёв и Илларионов». Мне кажется, что предреволюционный период и период вскоре после революции – это очень важное время, о котором нужно всерьёз подумать. Без этого мы не поймём современности. Что касается романа, то, как ни странно, он говорит обо всём XX веке. Такой немного эпический замах, хотя роман по сути не эпический, он даже в каком-то смысле камерный. Я не буду говорить в деталях, скажу просто, что это о судьбах, о разных судьбах людей в XX веке. Это самый драматический век в истории России.

– Почему Вы считаете, что без осмысления революционного времени мы не поймём настоящего? Вам кажется, что происходит что-то похожее?

– Академик Дмитрий Сергеевич Лихачёв, он был заведующим моим отделом в институте, в котором я работал, и свидетелем тех событий, революцию называл несчастьем. Он говорил: «Да несчастье!» - имея в виду революционное время. Он говорил, что 90-е годы ему очень напоминают годы послереволюционные. По характеру лиц, характеру правящей власти, и он говорил, что многие люди как бы повторяются. И это неслучайно, потому что сходные эпохи выдвигают сходных людей. Вот он считал, что 90-е годы похожи на послереволюционные, вплоть до такой детали, как семечки. Вдруг Петербург весь погряз в семечной шелухе, он говорит: «Такое было только в 1917-1918 годах!» И в 90-е. Как такой, знаете, символ неблагополучия. На самом деле, очень много он находил сходства. Семечки – это просто заключительный штрих. Эпохи, конечно, полностью не повторяются, в этом надо себе отдавать отчёт. Но они в каких-то элементах, частично всё-таки способны напоминать друг друга. Если аналогия выбрана правильно, то это нам может помочь в осознании современного момента.

– Возвращаясь к Тотальному диктанту, насколько большой будет текст и насколько он сложен?

– Это три фрагмента, каждый из которых содержит примерно 280 слов. Первоначально текст был довольно простым, потому что я стараюсь писать просто, но меня попросили усложнить его, включив случаи на разные правила русской орфографии и синтаксиса. И сейчас, я бы сказал, он представляет определенную сложность. В первую очередь, синтаксическую.

– Это более высокая степень сложности, чем знания на уровне одиннадцатого класса?

– В каком-то смысле, может быть, и более сложный... Хотя, наверное, сопоставимо, потому что, оканчивая школу, ученик должен иметь довольно высокий уровень. Я думаю, что сопоставимо.

– А что нужно сделать, чтобы хорошо подготовиться?

– Чем важен этот диктант – это ведь не только сам процесс диктовки. Он сопровождается, может быть, ещё более важным процессом — обучения. В некоторых городах за несколько месяцев, в других – за несколько недель производилось бесплатное обучение, разбирали орфографические и синтаксические сложности. Сейчас, за день до диктанта, уже поздно это делать, но можно успеть повторить правила. Допустим, посмотреть, как выделяются деепричастные обороты, как синтаксически оформляются сложные предложения. Какие бывают сложные предложения, сложноподчинённые, сложносочиненные. Вот все эти вещи посмотреть, и я думаю, это поможет.

– Как бы вы оценили современную речь, устную и письменную?

– Говорят довольно плохо, к сожалению. Особенно это горько слышать из уст журналистов, которые обязаны говорить хорошо. За прошедшую пару недель я вдруг с изумлением на центральных телеканалах услышал слово искра, с ударением на «а». Это грубейшая ошибка, и я ещё понимаю, если бы её допускал электрик, человек, который специального отношения к грамоте не имеет, но когда это говорит журналист, остаётся только руками развести. Раньше это было невозможно. Знали, что если человек скажет неправильно, это будет большим ударом по его репутации.

– Сейчас это не так много значит?

– Очевидно, нет. Если такие слова проскакивают. Я не могу себе представить, чтобы Игорь Кириллов сказал что-то подобное. Это образец орфоэпии, и таких высот не достиг ни один из его преемников.

– Он ведь, кстати, тоже читает диктант.

– Я сегодня об этом узнал, и мне это очень приятно, потому что это один из лучших возможных чтецов. Человек, чьё произношение, чью манеру говорить я всегда считал прекрасной и, может быть, недоступной для нас, простых смертных.

– Как вам кажется, интересуется ли общество современной русской литературой?

– Русская литература переживает сейчас период, когда общество стало ею интересоваться. Интерес к классике стабилен, в конце концов, она изучается в школе, поэтому интерес к ней не угасает. Но я имею в виду современную литературу. Это не значит, что стали больше читать. Кажется, до сих пор не читает 32 процента. То есть вообще ничего не читает.

– Не читает книжек или даже новостей?

– Книг – нет, но что-то они читают, наверное. Объявления в магазинах, ценники. Читать они умеют, просто они не читают книг. Так, по крайней мере, заявляют они в статистических опросах. Но другое дело, что читать стали литературу другого качества. Если раньше это были триллеры, лавбургеры, фэнтези невысокого полёта, то сейчас, на мой взгляд, стали больше интересоваться высокой литературой, стали интересоваться тем, кто победил в той или иной премии. У нас много вполне достойных премий, и они обычно неплохо указывают на тот круг книг, который стоит для себя выделить, которые стоит читать. Раньше, мне кажется, это было не совсем так. Ну, а кроме того, сам факт, что нынешний год был назван Годом литературы, говорит об интересе со стороны властей. А такой интерес обычно возникает тогда, когда есть интерес в самом обществе.

– А что, в свою очередь, интересует современных писателей? Насколько глубоки проблемы, которые поднимаются в русской книге?

– Вот это я и имею в виду, что проблемы-то стали гораздо глубже и интересней. Это уже не та проблематика, которая интересовала литературу 90-х годов, начала 2000-х. Сейчас, например, популярны книги, которые касаются философии религии, философии истории. Здесь я назову Владимира Шарова, религия и история как таковые являются его основными темами. Здесь можно сказать об Алексее Варламове, который написал очень хороший роман, он называется «Мысленный волк». Он тоже пытается разобраться в том, что же пошло не так в начале XX века, почему произошёл октябрьский переворот в России. Можно отметить и проблематику семейную, прекрасный роман Майи Кучерской «Тетя Мотя», романы Марины Степновой. Безусловно, победителя «Большой книги» Захара Прилепина с прекрасным романом «Обитель». Ведь этот роман действительно глубокий. Это не просто интересно написанный текст, это глубокий роман, который затрагивает действительно большие проблемы. Можно перечислять ещё и ещё. Например, романы не очень известного, но очень хорошего автора Александра Григоренко. У него два романа «Мэбэт» и «Ильгет». Я считаю его очень сильным писателем. Можно очень долго перечислять. Я хочу лишь сказать, что у нас литература сейчас достаточно глубокая и мощная, и я думаю, что она будет наращивать мышцы.