В музее Пушкина на Пречистенке открылась выставка «Крепостные таланты»,  посвящённая 150-летию отмены крепостного права и подготовленная совместно с музеем-усадьбой «Останкино» и Российским фондом культуры. Похожих экспозиций в советские времена по музеям видано немало, и ассортимент экспонатов был, на удивление, однообразен и удручающ: плети, ошейники, колодки, бичи и прочее.

Никто не спорит – было и такое. Был, например, крепостной архитектор Белозеров из голицынской усадьбы Марфино, по преданию, насмерть запоротый хозяином якобы за ненадлежащее исполнение проекта и похороненный у стены построенной им же церкви. Но было и совсем другое.

Вот документы с выставки, относящиеся к рубежу XVIII-XIX веков и описывающие житьё-бытьё некоего жителя (или, точнее, жительницы) Москвы. Дневной распорядок: урок пения с преподавателем-итальянцем, урок сольфеджио с педагогом-немцем, урок хороших манер – ну, натурально, с наставником-французом. На обед: суп, жаркое, бараний бок с кашей и соусом и прочее. Это, простите, о ком? О дворянке? купеческой дочери? богатой столичной мещанке? Да нет – об актёрах и актрисах крепостного театра графа Николая Петровича Шереметева, без сомнения, лучшего из 23(!) театров такого типа, существовавших в те времена в Первопрестольной.

Граф, как свидетельствуют экспонаты, умел замечать, поддерживать и поощрять подневольные дарования. Но умел и требовать. Управляющий был обязан едва ли не каждый день отчитываться перед барином, чем именно такой-то актёр или актриса занимались в подотчётный день, какие арии повторял, какие новые оперы разучивал. Не у всех сразу получалось: порукой тому сценические веера и опахала, на обороте которых «шпаргалки» тех времён – записи нот и текстов арий. Но приходилось вникать графу и в совсем иные подробности. Вот текст его собственноручной записки: «Танцорам и музыкантам во всякое утро умывать лицо перед обедом и после обеда и перед ужином, и во всякую неделю водить в баню и смотреть, чтоб ни у кого шелудей не было и платья чтоб были чистые...»

Рядом – редкости из фондов Останкино: вольная Параши Ковалёвой-Жемчуговой, задним числом (а как же иначе?) сочинённая под руководством графа её «родословная» от знатного польского дворянского рода Ковалевских, и сущий уникум – гримировальный, с сохранившимися красками ящик конца XVIII века.

Остальное по-хорошему ожидаемо и привычно: сословие, которое сегодня бы назвали «крепостной интеллигенцией» во всей красе. Фотографии в ту пору не было – кто запечатлевал облик хозяев и их величественных и уютных гнёзд? Крепостные художники – вся Россия знала крепостную династию художников Аргуновых (у её родоначальника учились Лосенко и Левицкий). Крепостной «пиковой дамы», княгини Натальи Петровны Голицыной Василий Садовников доставил потомкам уникальную панораму Невского проспекта пушкинских времён и Петербурга времён Достоевского – весьма характерно, что без малого столетняя хозяйка так до конца жизни и не отпустила художника, уже вхожего в царскую семью, на свободу. «Смиренные» – и в конце концов взбунтовавшиеся – холопы запечатлели навсегда пропавший чудо-город на берегах Волхова – Грузино, имение графа Аракчеева.

Кто-то, впрочем, скажет – да быльём всё это поросло... Так ли? Кто не знает о сегодняшнем повальном увлечении сувенирными тарелочками? А ведь ими увлекался ещё двести лет назад граф Николай Борисович Юсупов (ему Пушкин посвятил стихотворение «К вельможе»), который заказал своим мастером 36 тарелочек с видами Грузина – две из них можно увидеть на выставке.

А «под занавес» прочесть ничуть не утратившие актуальности слова из письма Пушкина и Фёдора Толстого к Вяземскому: «Ограничение дворянства, подавление чиновничества, новые права мещан и крепостных – вот великие предметы».

Ничто не ново под российской луной?

Георгий Осипов