Оставлен на второй век. Главы 1 и 2

Глава 3

Предыдущий разговор я поспешил закончить почти слоганом – пожеланием разобраться в себе.

И на себя же самого – по счастью, временно – произвёл впечатление человека, знающего, как жить ему дальше.

Но на самом деле люди, хоть что-нибудь относительно точно знающие, должны сугубо эгоистически воздерживаться от советов другим. А вдруг послушаются? Мало что ли пожили мы в Стране советов. Да и кто сегодня так уж особенно стремится спрашивать у кого-либо совета? Живём, наоборот, в эпоху обоюдного недоверия.

Начальство не верит нам, мы – начальству.

Время никак не скажешь, что тихое. Тем не менее роскошь сомнения – и, прежде всего, сомнения в достоинствах друг друга – многие (если не большинство из нас) себе позволяют.

Когда-то в довоенном ещё московском Театре Сатиры служили два популярнейших комика – Поль и Хенкин.

Павел Поль  был флегматичный толстяк. А Виктор Хенкин – маленького и чрезвычайно колоритного в жестикуляции – отличала особенность неизменно энергично и с лёгким одесским акцентом выговаривать каждую фразу.

Обоих отличали чудовищно сволочные характеры. Правда, Полю в избранной им маске поведения иногда удавалась маскировка. Зато Хенкин даже в случае, когда после сердечного приступа привезла его скорая в больницу – и врач спросил, на что он жалуется, ответил: «Прежде всего, на дирекцию театра».

Пожалуй, Хенкин в большинстве житейских ситуаций оказывался находчивее. Как-то жене Хенкина на улице Горького попала соринка в глаз – и она сунулась в глазную клинику напротив. Но в помощи ей отказали, сославшись на то, что она из другого района. Мадам Хенкина вышла из клиники в слезах. Но не таков был муж пострадавшей, чтобы сдаться обстоятельствам. Он спросил у швейцара, как имя-отчество главного врача. Ему ответили, допустим, Сергей Львович…

«Сергей! – закричал с порога кабинета главного врача народный артист, – что у тебя делается?» Надо ли уточнять, что соринку из глаза жены Хенкина собственноручно вынимал главный врач?

Ведущие артисты в любом театре обычно друг друга недолюбливают – конкуренты как-никак, соперники.

Но ненависть Поля к Хенкину  а Хенкина к Полю доходила до абсурда.

Мало того что в жизни они никогда не разговаривали между собой – и даже не здоровались. Дирекция и режиссёры остерегались занимать обоих комиков в одном спектакле.

Впрочем, я и не уверен, что нужны в одном спектакле сразу два комика. Жизнь, разумеется, очень смешна, но когда она делается смешной до того, что на сцене мы видим одновременно персонажей и Поля, и Хенкина, впору заплакать.

Но это так – реплика. К затронутой мною теме она прямого отношения не имеет.

Первый день Великой Отечественной войны застал Театр Сатиры на гастролях в Киеве. Киев, как известно, в первый же день бомбили.

Комиков, разумеется, поселили на разных этажах. Поля, допустим, на четвёртом, а Хенкина – на втором. Или наоборот – не суть важно.

Важно, что Хенкин вбежал в номер Поля с истерическим криком: «Павел, над городом двадцать два вражеских самолёта!» Поль в своём флегматичном толстом облике только развёл короткими руками: «А я что могу сделать?»

Не очень верю, что на моем веку ещё раз придётся пережить бомбёжку. Опыт у меня есть. Родители рассказывали мне, что младенцем в бомбоубежище я смеялся из своей коляски – свечка бросала на стены пляшущие тени. Но не настолько же я эгоист, чтобы совсем не думать про остающихся. Я действительно надеюсь, что Россию вообще никогда больше бомбить не будут. Но случись, не дай Бог, подобное, кто-то же и вбежит к врагу своему по мирной жизни с криком-информацией, ожидая моральной поддержки. И наверняка получит её из сообщения, что и былой враг в подобной ситуации бессилен.

Поэтому полагаю, что некоторый элемент доверия в наших взаимоотношениях должен всё же присутствовать.
Пусть многие и вышли из доверия.

Но самая пора – хотя бы постепенно – возвращаться.

Александр Нилин