Молодой армавирский священник Павел Калинин решил восстановить историческую справедливость. Ему с детства не нравился антиклерикальный запал пушкинской Сказки о попе и работнике его Балде. Как-то не верилось, что верующий Пушкин мог с насмешкой относиться к человеку, обличённому церковным саном. Мальчик подрос и сам стал священником, попутно защитив диссертацию по философии. Покопавшись в библиотеках, отец Павел обнаружил, что в первой редакции знаменитой сказки, опубликованной в 1840 году в «Отечественных записках», речь шла вовсе не о попе, а о купце. Так и было написано: «купец Кузьма Остолоп по прозванию Осиновый Лоб». Но вот незадача: выяснилось, что сказка была отредактирована Василием Жуковским, душеприказчиком поэта. Он сделал это с самыми благими намерениями. В том виде, в каком сказка была написана, она не одолела бы рогаток цензуры.

А сказка была великолепная. Когда Пушкин прочитал её в 1831 году в Михайловском Гоголю, тот восхитился и поделился своими восторгами с Данилевским: мол, Пушкин читал ему новые сказки, настоящие русские, не то, что «Руслан и Людмила», а «одна сказка даже без размера, только с рифмами и прелесть невообразимая». Это как раз про попа и Балду. И действительно, Пушкин, как настоящий фольклорист-этнограф, записал сказку в Михайловском и блестяще стилизовал её под народный раешник. Жуковский отлично всё это понимал и решил пожертвовать этнографической точностью, чтобы познакомить широкую публику с маленьким шедевром. Он знал, что рано или поздно тот будет опубликован в своём первозданном виде.

Так оно и случилось. В 1882 году Пётр Ефремов, редактируя собрание сочинений Пушкина, воспроизвёл сказку по оригинальной рукописи поэта. Правда, в изданиях для народа она по-прежнему печаталась в своём подцензурном варианте, дабы не вводить в соблазн крестьянские массы. Но когда к власти пришли большевики, они, конечно же, начали использовать пушкинское произведение в антицерковной пропаганде. И вариант Жуковского был надёжно забыт. По признанию отца Павла, ему с трудом удалось отыскать его в московской библиотеке, а когда он поделился радостью открытия, ему поначалу не поверили. А потом поверили и тоже обрадовались. И выделили деньги на публикацию немалым по нашим временам тиражом в 4 тысячи экземпляров. Священник надеется, что теперь сказку можно будет продавать в свечных лавках и читать детям в церковных школах, не боясь задеть их религиозное чувство.

Любопытно, что это уже второй случай, когда пушкинскую сказку пытаются приспособить к церковным нуждам. В 2005 году в далёком Сыктывкаре задумали поставить оперу Шостаковича, написанную по её мотивам. Замысел вызвал возражения Воркутинской епархии. Правда, тогда в центре событий оказался не столько Пушкин, сколько Шостакович. Представители епархии заявили, что композитор написал оперу не по своей воле. Это был заказ безбожных властей, который Шостакович покорно выполнил. О художественных достоинствах оперы речь не шла, главное было не допустить появления на сцене священнослужителя, которому работник ставит щелбаны. Это могло негативно сказаться на репутации Церкви. В конце концов, постановщик оперы согласился уступить, пусть Балда бьёт по лбу не священника, а бесенят. Это престижа Церкви не уронит. Но уступка показалась слишком незначительной. Епархия надавила на министра культуры республики Коми, и тот отозвал финансирование. Получился скандал. Деньги вернули, причём с извинениями. Оперу в конце концов поставили.

Нынешняя история, конечно, на скандал не тянет. Захотел священник переиздать старорежимную редакцию сказки и переиздал. Сделал это из самых благородных побуждений, обидеть никого не хотел, напротив, хотел уберечь  верующих от обиды. Заодно выполнил образовательную задачу, рассказал публике о том, как пёкся о наследии своего гениального ученика другой русский поэт тоже не последнего разбора. Но получилось как-то неуклюже. И лавров энергичному публикатору не принесло.

Никто не спорит, религиозное образование российской публики оставляет желать лучшего. И здесь у Церкви открывается широкое поле для просвещения. Начать с того, что подавляющее число людей, числящих себя православными, ничего толком не понимают в церковной службе, и головы их битком набиты самыми разными магическими предрассудками и суевериями. Тут как раз можно начинать с самых азов. Но пытаться использовать в апологетических целях русскую литературу – это совсем другое. Как писал в своё время С.Л. Франк,  религиозное мировоззрение Пушкина невозможно уложить в какие-то определённые догматические рамки. Он и не пытался, но одна из самых глубоких работ о непростой вере поэта принадлежит именно ему. С равным успехом слова философа можно отнести и к большинству других отечественных классиков. Богоборцев среди них почти не было, но антиклерикальные высказывания можно легко найти и у самых что ни на есть воцерковлённых авторов вроде Лескова. Не подвергать же их цензуре для внутрицерковного пользования?

Безусловно, в благочестивой редакции Жуковского сказка Пушкина не обидит ничьих религиозных чувств. Но она может запросто обидеть читателей отсутствием доверия к ним. Царская цензура исходила из того, что народ надо оберегать от дурных влияний, поскольку он малое дитя. Пусть образованные взрослые дяди читают сказку Пушкина, как она была написана, им это не страшно, а для простого люда – это соблазн. Примерно так же считали и большевики, соблазняя народ антицерковной пропагандой при помощи Пушкина. С тех пор много воды утекло. И относиться к читателям, как к малым детям, больше не стоит. Реакция российской публики на  инициативу армавирского священника ещё раз подтвердила это. В основном над ней посмеялись. Если она и выполнила пропагандистскую роль, то противоположную той, которую задумал священник. Объективно сыграв на руку антиклерикальным настроениям. 

Борис Фаликов