16 февраля по новому стилю исполняется 180 лет со дня рождения Николая Семёновича Лескова (1831–1895), творческая судьба которого была во многом необычной и даже странной. «Жил этот крупный писатель в стороне от публики и литераторов, одинокий и непонятый почти до конца дней. Только теперь к нему начинают относиться более внимательно», – писал о Лескове М. Горький. Несмотря на свою «одинокость», Лесков сыграл, можно сказать, определяющую роль в развитии нашей литературы, а если говорить в общем, и всей отечественной культуры – наследие Лескова утвердилось в ней как глубоко национальное. В своё время Д.П. Святополк-Мирский в «Истории русской литературы с древнейших времён по 1925 год» довольно ёмко оценил значение творчества писателя, отмечая в нём главное: «…те, кто действительно хочет узнать больше о России, должны рано или поздно признать, что не вся Россия содержится в книгах Достоевского или Чехова… русские люди признают его самым русским из русских писателей и который всех глубже и шире знал русский народ таким, каков он есть». Наследие Лескова, соизмеримое с наследием Гоголя и Салтыкова-Щедрина, благодаря его удивительному сатирическому дарованию продолжает во многом оставаться актуальным и в наши дни и, весьма вероятно, останется таковым и в обозримом будущем.

Знание русской действительности было во многом обусловлено обстоятельствами жизни писателя, нашедшими отражение в его «Автобиографической заметке». Родился он в 1831 году в селе Горохово Орловской губернии, по происхождению принадлежал к дворянству, которое, однако, не было наследственным, а приобретено отцом после получения чина коллежского асессора. Род Лесковых происходил из духовенства – дед служил сельским священником, священником был и прадед – в селе Лески, от чего и пошла родовая фамилия. Учился Лесков в орловской гимназии, но на шестнадцатом году осиротел и остался без средств к существованию. Ничтожное имущество, унаследованное от отца, погибло в огне – это было время знаменитых орловских пожаров. Гимназию пришлось бросить и начать зарабатывать на жизнь. Сначала он числился чиновником палаты уголовного суда в Орле, потом в Киеве – в казённой палате. Переезд в Киев в 1849 году сыграл важную роль в жизни будущего писателя. Благодаря дяде, профессору медицины Киевского университета, Лесков попал в научную среду, посещал лекции, много занимался самообразованием.

В 1857 году гражданская служба была оставлена и сменилась службой в коммерческой компании, которая требовала беспрестанных разъездов и иногда на долгое время удерживала в самых отдалённых и глухих местах. Лесков вспоминал, что он «изъездил Россию в самых разнообразных направлениях» и ему открылись настоящие картины русской действительности. Тогда-то и проявилась его феноменальная наблюдательность – обилие впечатлений легло в основу удерживаемого в памяти огромного запаса бытовых сведений о провинциальной жизни и психологических особенностях её представителей. Склонность к сочинительству в полной мере проявилась, когда Лесков стал рассказывать о своих наблюдениях в письмах к одному из родственников.

Будучи всего на три года моложе Толстого, Лесков начал публиковаться, когда ему уже пошёл четвёртый десяток. В 1861 году он перебрался в Петербург, а затем в Москву, где сделался профессиональным журналистом, сотрудничал со многими периодическими изданиями. В 1862 году в журнале «Век» вышел первый рассказ Лескова – «Погасшее дело» («Засуха»), затем появились и другие рассказы и очерки. Это была эпоха нарастания идеологического противостояния в русском обществе, но Лесков, в отличие от писателей-шестидесятников, следовать моде не желал, оставался нейтральным и отнюдь не стремился заявить о своих симпатиях к демократическому лагерю. Он не слышал, да и не хотел услышать, призывов его представителей «идти в народ» и «изучать жизнь народа», которая и без того была ему хорошо известна.

Связь между лесковским творчеством и общественной жизнью, безусловно, существовала, но при всей ненависти к крепостному праву ему была глубоко чужда идея насильственного переустройства общества. Подобная гражданская позиция нашла своё отражение в романе «Некуда» (1864). Роман вызвал резкое неприятие революционно-демократического лагеря, представители которого увидели в некоторых персонажах карикатуры на себя; этого было достаточно, чтобы оценить творчество писателя как клеветническое и реакционное. Обвинение в реакционности современная критика не раз бросала Лескову и после выхода романа «Обойдённые» (1865). Тем не менее в другом романе «На ножах» (1870–1871) Лесков пошёл в изображении нигилистов значительно дальше – современная критика посчитала, что здесь они представлены не иначе как кучка низких и нечестных людей.

И всё же не «политические» романы создали Лескову всероссийскую литературную славу, так и оставшись менее известными, чем другие его произведения.

Впоследствии М. Горький отмечал, что о ком бы ни писал Лесков, он «всегда размышлял о человеке, о человеке данной страны…». Действительно, национальный характер, его нравственный потенциал и одновременно противоречивость, нашли отражение во всех или почти во всех вещах Лескова: в рассказах «Однодум» (1878), «Несмертельный Голован» (1880), «Левша» (окончательная редакция – 1882), «Человек на часах» (1887), «Инженеры-бессребреники» (1887) и многих других. Сложность и неоднозначность характеров получила яркое воплощение и в рассказе «Леди Макбет Мценского уезда» (1865). Герой другого произведения, повести «Очарованный странник» (1873), крепостной крестьянин, «естественный человек», приходит к идее героического самопожертвования, готовится пойти на войну, говорит, что ему «за народ помереть хочется».

Наиболее прославленным произведением писателя остаётся «Левша» («Сказ о тульском косом левше и о стальной блохе»). Примечательна характеристика, которую дал этому литературному шедевру Лескова Святополк-Мирский: «Это рассказано изумительным языком, где каждое третье слово – необычайно смешное лесковское изобретение». По словам писателя, эта «цеховая легенда» была записана в Сестрорецке со слов «старого оружейника» и «тульского выходца» и «выражает собою гордость русских мастеров ружейного дела». «Всё, что есть чисто народного в "сказе о тульском левше и стальной блохе", заключается в следующей шутке или прибаутке: "англичане из стали блоху сделали, а наши туляки её подковали да им назад отослали". Более ничего нет "о блохе", а о "левше", как о герое всей истории её и о выразителе русского народа, нет никаких народных сказов, и я считаю невозможным, что об нём кто-нибудь "давно слышал", потому что, – приходится признаться, – я весь этот рассказ сочинил в мае месяце прошлого года <1881 – Ю.А.>, и левша есть лицо мною выдуманное. Что же касается самой подкованной туляками английской блохи, то это совсем не легенда, а коротенькая шутка или прибаутка, вроде "немецкой обезьяны", которую "немец выдумал", да она садиться не могла (всё прыгала), а московский меховщик "взял да ей хвост пришил, – она и села"». Лишь эта действительно существовавшая «шутка или прибаутка» лежит в основе сюжета, хотя многие полагают, что даже её выдумал сам Лесков, а уже потом она прочно укоренилась в народном сознании.

Осознавая противоречия современной ему жизни и размышляя о судьбе России, причину бед и неурядиц Лесков видел не в необразованности и отсутствии культуры, а в нежелании властей прислушиваться к людям талантливым, уделять какое-либо внимание их судьбе. И вместе с тем мысль о губительной для государства незащищённости талантливого человека оставалась типичной для Лескова, находя отражение не только в «Левше», но и во многих других произведениях, публицистике и письмах. Отчасти так произошло и с наследием самого писателя. Правда, уже в Советской России. После революции Лесков был объявлен «реакционным, буржуазно-настроенным писателем», и его произведения на несколько десятилетий, вплоть до хрущёвской оттепели, были преданы забвению.

Уже давно Лесков-писатель полностью реанимирован, восстановлен в правах классика; продолжается издание его 30-томного собрания сочинений. В России Лескова по-прежнему читают и любят, что в век Интернета и сетевой литературы даже несколько удивительно. Собственно, только так и можно стать действительно русским – читая «самого русского из русских писателей».

Юрий Азаров,
Институт мировой литературы имени А.М. Горького РАН