«Надежда», на борту которой открыт Русский центр, отправилась в тихоокеанский поход. За время похода парусник зайдёт в Сан-Франциско и Гонолулу, где в ноябре 2011 года состоится саммит АТЭС-2011. Через Нагасаки корабль вернётся во Владивосток к концу декабря. Но между остановками – долгие недели в море. Обладатели редчайшей профессии «боцман мачты», люди, принимавшие участие в десятках походов на «Надежде», рассказывают об особой притягательности работы на фрегате.

Алексей Дюков, боцман грот-мачты с 1996 года:

Когда я пришёл на фрегат, в жизни появились новые приоритеты: сначала – «Надежда», потом – всё остальное. С возрастом, конечно, многое поменялось, но парусник так и остался на первом месте...

Особенно ясно в памяти отложился первый рейс в Японию, в порты Ниигата и Тояма. Потом был первый поход на парусный фестиваль в Нагасаки. У нас развевался на ветру огромный флаг России. Только представьте – 6 на 8 метров! Это очень заинтересовало представителей японской прессы и жителей города.

На мой взгляд, в море всегда интересно. Сегодня тихо, завтра дунуло, послезавтра – развернуло и тащит… Жизнь экипажа на паруснике рутиной назвать никак нельзя. Внештатные ситуации – далеко не редкость. Авралы – несколько раз за день… Если бы мне предложили поменять мачту (грот на фок), то я бы сказал вот что: там я себя не чувствую… Грот – это как любимая женщина.

Я как-то решил кардинально поменять свою жизнь. Это было в 2005 году. Списался на берег. Женился. Поселился на Украине. За несколько лет поменял несколько занятий. Но мне постоянно снились корабли, авралы, лица друзей – и всё это было настолько реальным… Хотя с экипажем связи никогда не терял. Общались по скайпу. Ребята звали назад, но я твёрдо решил уйти… И вот однажды пошёл с друзьями в театр на спектакль, название тогда даже не посмотрел. Оказалось – «Дредноуты» Гришковца. Это была последняя капля. После спектакля друзья спрашивают: «Ну что, чемоданы сегодня будешь паковать?» Так и вернулся во Владивосток.

Паруса, мачты – это как сладкая отрава, никак не могу отойти от них. Иногда говорю сам себе или ловлю себя на мысли: всё, больше не полезу! Но увижу, и снова тянет наверх.

За всё время, что я на бизани и гроте, через меня прошло более 3000 курсантов. Кто из них запомнился?

Те, с кем работать и кого обучать было приятно. У меня в памяти остались их лица, многих из них и сейчас узнаю. По некоторым парням сразу видно, что они моряки от Бога. Им нужно просто дать верное направление. А если ты спишь на вахте, не подчиняешься приказам… Такому человеку на судне делать нечего! На «Надежде» существуют свои жёсткие правила. Парусник не терпит наплевательского отношения, даже если ты только пассажир.

Бывшие курсанты встречаются везде: во Владивостоке, на Украине, в Москве… И те, кому от меня больше всех доставалось, бегут навстречу, руку тянут, жмут, благодарят…

Алексей Тройнич,  боцман грот-мачты (1993-1999), парусный мастер:

На «Надежду» попал, можно сказать, случайно, пришёл в гости к знакомым, и они сагитировали пойти работать на парусник. Сначала был матросом, потом боцманом грота и фока, затем много лет – на гроте.

Запоминаются обычно рейсы с серьёзными внештатными ситуациями. Например, хорошо помню шторм в Сангарском проливе в 1996 году. От ветра, снега и града у нас порвались 20 парусов из 26. Ветер достигал 40 м/с, крен доходил до 50 градусов. Наутро, увидев в море фрегат, японские рыбаки схватили фотоаппараты и видеокамеры и стали снимать парусник. Он был похож на «Летучий голландец».

Через меня прошли обучение около 4500 курсантов. Хочу сказать, что с курсантами 90-х годов было намного легче работать. Их ставили в штат матросами в австралийско-новозеландском рейсе, настолько доверяли. И профессиональная подготовка у ребят была на очень хорошем уровне, и учились они хорошо. Помню, был даже курсант, который после окончания обучения вернулся в экипаж «Надежды» уже помощником капитана.

Работа у нас не совсем обычная, она всегда привлекает внимание любопытных и любознательных.

И курсанты всегда очень разные, какой год ни возьми… Многих помню в лицо, тех, кто работал у меня на мачте. Был даже случай, когда курсант пытался один удержать за «мантыль» стальной конец самого большого паруса на гроте. Его мотнуло вверх и опустило на палубу. Площадь паруса – 130 кв. м! Нынче курсанты несколько инфантильные пошли, я сужу по тем, кто приходит ко мне на практику. В 80-е или 90-е годы, если бы мне было страшно, я никогда бы об этом не сказал, но на мачту всё равно бы полез. Сейчас многие стонут: «Пригнали на галеру, достали все...». Но потом возвращаются с девушками и хвастают перед ними: «Я там работал, смотри!».

Парусное учебное судно – хорошая школа жизни, здесь у парней быстро идёт процесс возмужания. А это самое главное для их дальнейшей морской карьеры. Ведь высоты боятся все, это нормальная реакция психически здорового человека. Курсанты настолько привыкают к ней за время практики, что иной раз забывают пристёгиваться страховочными поясами. Но за этим я, как боцман, строго слежу.

Сергей Андросов, старший боцман с 1991 года:

Работая на белоснежном пассажирском судне «Михаил Шолохов», где-то в 1989-1990 годах я увидел в порту мачты «Паллады». Подошёл и спросил, дескать, нельзя ли устроиться к вам на работу, хоть матросом? Ответ был незамедлительным – категоричное «нет»!

Но я своего желания попробовать себя в деле на паруснике не оставил. Поинтересовался у друзей и знакомых, кто-то сказал, что в «бурсе» строится парусное судно той же серии, что и «Паллада». В итоге я своего добился, попал в состав первого экипажа, который в Польше принимал фрегат «Надежда». Прожили мы на приёмке 14 месяцев и торжественно спустили судно на воду.

Мой первый рейс на «Надежде» проходил из Гданьска во Владивосток. На этом перегоне и сложилась традиционная, поддерживаемая до сих пор культура отношений в экипаже, она отражает специфику работы и жизни на парусном судне.

Долгое время совмещал должности главного боцмана и боцмана фок-мачты. За прошедшие годы «Надежда» для меня стала родной, сложились своеобразные отношения и своего рода взаимопонимание с ней как с живым существом. Моряки поймут, что я под этим подразумеваю.

Коллективная работа в шторм – это самое впечатляющее чувство. Тут у всех, невзирая на возраст, возникает какой-то «щенячий восторг». И вообще, я до сих пор, после стольких лет работы на судне, всегда жду хорошего сильного ветра или взрыва вулкана, когда парусник проходит рядом с пустынным островом… И вообще жду чего-то особенного, от чего в кровь бьёт адреналин!

Что касается практикантов. Если раньше курсанты боялись лезть, но лезли на реи, то сейчас отказываются подниматься вверх, и им нисколько не стыдно об этом говорить. А ведь это не просто молодые люди – это люди с лидерскими качествами. Хорошо ещё, что после практики многие из них меня благодарят, но, я уверен, не все это делают искренне.

За 20 лет я отработал методику обучения молодёжи, обучал даже иностранных курсантов. Я тут действую, как Чапаев – дайте мне роту или дивизию, определите параметры, задайте рамки… И – вперёд!

Самые интересные рейсы для меня – это научные экспедиции. Рядом с учёными ощущаешь, что работаешь на будущее нашей страны. Опять же учёные мыслят нестандартно, особенно когда у них включается творческий потенциал.

«Надежда» для меня – это «хранилище мечтаний». Я имею в виду те районы плавания, где я ещё не был… Хотя мне грех жаловаться: я побывал практически во всех уголках мира, но многое всё равно ещё осталось непознанным...

Дальневосточная вкладка журнала «Русский мир»