Протоиерей Всеволод Чаплин вслух помечтал об «общероссийском дресс-коде». Мол, наступят у нас времена, когда неприлично одетых людей будут под ручку выводить из приличных мест. Или же сами приличные люди будут такие места бойкотировать. И даже уточнил, что это не утопия, а грядущая реальность, к которой скоро придётся привыкать.

И верно. Это совсем не утопия, а антиутопия. Все, кто читал многочисленную литературу этого жанра, помнят, что героев принуждают одеваться единообразно, поскольку выделяться на общем фоне есть признак инакомыслия, нарушающего всеобщую гармонию. Жанр антиутопии возник не на пустом месте – и Олдос Хаксли («Новый отважный мир»), и Евгений Замятин («Мы») экстраполировали в будущее те черты тоталитарных обществ, свидетелями возникновения которых они стали. Популярен он и по сей день, поскольку забыть о таком опыте трудно. Бунт против этих обществ часто выливался в нарушение дресс-кода. Особенно в те времена, когда они ослабили свою железную хватку. Взять, к примеру, отечественных «стиляг».

Именно поэтому слова протоиерея и вызвали такую бурную реакцию. Правозащитница Людмила Алексеева наверняка помнит, как бравые комсомольцы отлавливали на улицах модников в узких брючках. Вот и возмущается. Казалось бы, те времена безвозвратно канули в лету, но нет –  сегодня в мире много спорят по поводу того, как следует одеваться в публичных местах. Но споры эти связаны уже не со строительством счастливого будущего, а с возвращением в счастливое прошлое. И имеют под собой религиозную подоплёку.

Согласно шариату, верующие должны закрывать от чужих взоров то, что по-арабски называют «аурат». У мужчин это та часть тела, что начинается у пупка и заканчивается у колен, а у женщин всё тело, кроме лица и кистей рук. Отсюда особенности женской мусульманской одежды – от сравнительно либеральных хиджабов до никабов, которые на всякий случай закрывают и лицо, а вдруг оно тоже станет источником соблазна. В исламских странах за отклонения от этого дресс-кода наказывают, а в западных он, напротив, вызывает возмущение. Во Франции это возмущение вылилось в запрет носить никабы и бурки (всё это разные варианты того, что у нас называют паранджой) в публичных местах. Французы не желали видеть такие примеры принуждения у себя под носом. За Францией потянулись и другие европейские страны. 

Но вот что любопытно. Запрет на бурки вызвал протест у некоторых французских женщин, которые считают, что никто не вправе диктовать им, как одеваться и что носить. Две студентки парижской киношколы сняли на эту тему ролик и выложили его в Сеть. Девушки облачились в верхнюю часть никаба, а ниже пояса в пляжные шорты, которые вкупе с высокими каблуками в европейских городах носят вовсе не любительницы пляжного отдыха. В таком виде под весёлую музыку они и шагают по Парижу, как модели по подиуму. Эффект – сногсшибательный. Останавливаются не только пешеходы, но и машины. Люди спешат заснять увиденное на мобильники. Среди них и полицейские при исполнении. Во время съёмки ролика запрет ещё не был законодательно утверждён, поэтому стражи закона тоже могли позволить себе повеселиться. Любопытно, как бы они реагировали, если бы закон вступил в силу. Ловишь себя и на другой мысли. А что если бы niqabitches, как  вызывающе называют себя акционистки, прошлись в таком виде по Тегерану? Далеко бы они, ясное дело, не ушли. И всеобщим смехом дело бы не закончилось.

И это, пожалуй, главное. Своим перформансом парижанки выявили одно из ключевых различий между исламской и западной культурами. В одной одежда служит знаком подчинения традиции, в другой – символом предпочтения свободы. Соединив несоединимое, весёлые француженки бросили вызов посягательству на их свободу одеваться как угодно. Но если задуматься, некоторые мусульманки, носящие паранджу в европейских странах, тоже бросают вызов ограничению их свободы следовать традиции. Да, на одних давит родня, чтобы одевались как положено, а на других чужие обычаи, против которых они и бунтуют. Получается, что по форме они поддерживают свою традицию, а по сути следуют логике чужой, в основе которой лежит свобода выбора. Свобода – заразительна.

Однако не стоит заблуждаться, что западная традиция одеваться в соответствии с собственными представлениями о прекрасном не признаёт никаких порядков.  Они есть. Это и мода, и дресс-коды, которым следуют те или иные институты и сообщества.  Одежда – один из способов невербальной коммуникации, пренебрегать которым никто не собирается, поскольку он в значительной мере облегчает жизнь. Когда деловые люди собираются совершать сделку, они автоматически оценивают друг друга по таким внешним атрибутам, как часы и галстуки. Это позволяет им убедиться, что они имеют дело с людьми своего круга. Если нам при входе в ресторан предлагают надеть пиджак, мы соглашаемся, поскольку понимаем, что еда в нём будет вкусной. Или не соглашаемся, потому что стоить она будет недёшево. И, наконец, когда мы видим на улице священнослужителя в рясе, мы стараемся ему на эту рясу не наступать, даже если и не ходим в храм. А если идём в него, то снимаем шапку или, наоборот, её надеваем в соответствии с тем, что предписывает нам та или иная религия.

Все эти конвенции добровольно принимаются на себя людьми. И они, как правило, действуют. Поводом для мечтаний отца Всеволода о едином дресс-коде послужило его раздражение слишком откровенными нарядами соотечественниц. Но в таких нарядах нет ничего удивительного. Девицы привлекают таким образом кавалеров, а оттого, в какой мере их наряды приличны, зависит и то, каких кавалеров они привлекут. Так что за дурновкусие им придётся расплачиваться самим. Если же они сподобятся пойти в церковь, то вряд ли наденут туда мини и прозрачные блузки. Внутренний голос подскажет им, что в таком виде туда лучше не ходить, ну а тем, кому не подскажет, мысль о посещении храма вообще вряд ли придёт в голову.

Возможность выбора, где и как выглядеть, нисколько не противоречит добровольному принятию на себя ограничений. Свобода вполне уживается с ответственностью. Принуждение к общепринятому виду в свободном обществе невозможно, а потому о таких вещах в нём принято не мечтать, а вспоминать в жанре антиутопии.

Борис Фаликов