Тропическая жара, стоящая нынешним летом в Москве и Центральной России, плоха не столько высокими температурами, сколько своей неизбывностью. Континентальный климат берёт реванш над нашим сознанием, уже привыкшим за последние годы к частым переменам температуры. Вы жаловались на нестабильность? Вот вам стабильность, получите. 32 градуса тепла, каждый день, неделя за неделей.

Тропическая температура становится невыносимой из-за того, что инфраструктура городов отнюдь не тропическая. Доступа к водоёмам нет, загорать негде, а купаться – тем более. Пляжи переполнены, и люди лезут в воду, несмотря на расставленные тут и там таблички «Купаться запрещено». Регулярно кто-то тонет – не столько из-за коварства речных течений, сколько из-за злоупотребления холодным пивом.

Сбои дают и компьютеры. Серьёзность ситуации я почувствовал на себе, когда законченная и добросовестно сохранённая статья превратилась в бессмысленный набор знаков. Эта абракадабра не подлежала восстановлению. Статью пришлось писать заново, а к работе на даче отныне я отношусь с некоторой осторожностью. Лучше не выносить компьютер во двор.

Подозреваю, что ещё одним побочным эффектом жары окажется большое количество ошибочных управленческих решений, но это мы выясним уже к осени. Если, конечно, не придётся разбираться с последствиями на протяжении нескольких лет. Нынешним летом очень важно пораньше отправить в отпуск руководителей всех уровней. Чем быстрее они уйдут в отпуска и чем дольше пробудут в них, тем меньше будет ущерба.

Тем временем экономистов начинает волновать иная проблема. Жара, конечно, стимулирует спрос на прохладительные напитки, но она же предвещает плохой урожай. Засуха уже приобретает характер серьёзного бедствия. Несмотря на успокоительные заявления уполномоченных чиновников, «вести с полей» приходят удручающие. Солнце выжигает всё.

Засуха и неурожаи были историческими спутниками российского сельского хозяйства на протяжении, по меньшей мере, двух столетий. В советское время регулярно повторявшиеся неурожаи являли собой – в глазах значительной части народа – очевидное доказательство неэффективности системы. Напротив, в постсоветской России проблема низких урожаев, казалось бы, отошла на второй план. Связано это было, однако, не с тем, что производительность труда и развитие агротехники резко выросли, а с тем, что понизилась роль сельского производства в экономике. В царское время экспорт зерна был такой же основой хозяйства, как сейчас вывоз нефти. Жили по принципу «недоедим, но вывезем». Естественно, каждый неурожай оборачивался голодом. В советское время страна пыталась сама себя обеспечивать продовольствием (не говоря о том, что до середины 30-х годов его ещё и экспортировали). Опять же неурожай, даже в благополучные 60-е и 70-е годы, становился серьёзной проблемой, надо было закупать зерно за валюту, которой всегда не хватало.

Но в эпоху нефтяной экономики, возникшей в конце советского периода и окончательно восторжествовавшей после распада СССР, как-то само собой разумеющимся стало то, что продовольствие Россия импортирует. За зерно будет заплачено нефтедолларами. И если цена на нефть радикально не упадёт, то никакая засуха нам не страшна. Относительно цен на нефть, конечно, нет гарантий. И они могут предательски упасть в самый неподходящий момент. Но могут и устоять. Стоит ли в таких условиях переживать из-за засухи?

Стоит. Но причина отнюдь не в упавшем производстве зерна и других культур, поставляемых на рынок крупными хозяйствами. В России есть ещё один сектор, о котором почему-то не любят вспоминать специалисты: личные подсобные хозяйства, дачные участки, семейные огороды. В некоторых регионах России они обеспечивают до 40% товарного продовольствия. Иными словами, это только то, что продаётся. А есть ещё и продукция, которую потребляют сами.

По данным социолога Анны Очкиной, в городах Пензенской области таким способом семьи получают не менее трети своего продовольствия. Именно эти приусадебные участки – не обеспеченные агротехнически, не подготовленные к борьбе с засухой – выгорают сейчас массово. Спасение своего маленького урожая становится первостепенной семейной проблемой для миллионов людей, но нет никаких оснований надеяться, что их усилия увенчаются успехом. Потеряв доступ к бесплатному продовольствию, люди вынуждены будут покупать его в магазинах и на рынках. А это означает не только неминуемый рост цен под давлением увеличившегося спроса, но и неожиданное открытие, которое вынуждены будут сделать миллионы людей, – их зарплата является недопустимо маленькой.

Итогом засухи вполне может оказаться не нехватка продуктов, а рост социальной напряжённости. Причём новые конфликты, скорее всего, вспыхнут на самой неожиданной почве, никак не будучи напрямую связаны с продовольственным дефицитом.

Парадокс в том, что преодоление пережитков «натурального хозяйства» является (хорошо это или плохо) одним из важнейших показателей социальной модернизации. Точно так же, как и рост потенциала для социальных и гражданских конфликтов. В-общем, засуха 2010 года может иметь в России изрядный модернизационный потенциал. Давайте будем считать это хорошей новостью.

Только вряд ли ей порадуются отечественные чиновники. Ведь их идеал – такая «модернизация», при которой мы получим традиционно-патриархальное общество, только до предела насыщенное «инновациями» и напичканное «передовыми технологиями». Возможно ли подобное сочетание на практике? Безусловно. Но лишь с оговоркой, что «инновации» будут гротескно-бессмысленными, а передовые технологии будут использоваться неэффективно. Если же мы хотим иного результата, то обновлять нужно, в первую очередь, не технологии, а общество.

Вот такие странные мысли возникли у меня под влиянием тридцатиградусной жары.

Борис Кагарлицкий