Андрей Макаревич и Владимир Шахрин объявили о том, что не будут выступать в 2012 году на Васильевском спуске в случае победы на президентских выборах Владимира Путина. «Мне не очень нравится всё, что происходит сегодня. Нам уже рассказали, кто у нас будет президент. Дело не в Путине, а дело в том, что есть ощущение, что нас лишают остатков права выбора. Вот и всё», – заявил, в частности, Андрей Макаревич по этому поводу в интервью для радио «Свобода».

Контекст этого заявления как будто бы свидетельствует о том, что концерт на Васильевском спуске и, соответственно, участие в нём «Чайфа» и «Машины времени» и были событием ещё более предопределённым, чем выдвижение Путина в президенты. А учитывая формат концерта, который должен состояться у стен Кремля именно в день президентского голосования, решение музыкантов становится этапным событием во взаимоотношениях того, что принято называть «российской властью», и того, что всё ещё называют «русским роком». За 20 лет эти отношения проделали существенную эволюцию.

Весной 1991 года, когда стандартное число участников оппозиционных «демократических» демонстраций составляло десятки тысяч, Андрей Макаревич мог выступать перед этой громадной аудиторией с песнями вроде «Монолога гражданина, пожелавшего остаться неизвестным» про «Будет вам тогда демократия, будут вам “Огоньки” со “Взглядами”». Новая российская власть тогда на этих улицах, если и не рождалась, то, во всяком случае, получала значительный заряд энергии для своих действий. Например, для того, что называлось в газетах «противостоянием с Союзным центром», то есть для того, что казалось ломкой старого и борьбой с системой. То, что рок-музыканты, как и подавляющее большинство городского образованного населения молодого и среднего возраста, оказались тогда на стороне ломающих, было явлением естественным. События августовского путча и победный концерт «Рок на баррикадах» у стен Белого дома 22 августа 1991 года стали, наверное, главным символом единства рокеров и новой российской власти. Формула единства, учитывая общую эйфорию тех дней, вовсе не выглядела циничной. И русский рок, и российская власть – всё это было чем-то новым и актуальным. Тогда «Машина времени» могла выступить на одной площадке с «Коррозией металла», и это не казалось странным.

Но любая эйфория длится недолго. После начались драматические, но всё же будни новой эпохи. В них, однако, отношения рокеров с российской властью также оставались долгоиграющим самостоятельным сюжетом. Хотя в этом время уже сложился музыкальный мейнстрим, и часть музыкантов, связанных с «антидемократической оппозицией», например, Егор Летов или та же «Коррозия металла», как-то сами собой оказались исключёнными и из множества, объединяемого названием «русский рок».

На чём сложился этот консенсус большинства – на интересах продюсеров, на личных взглядах музыкантов и музыкальных критиков или на пристрастиях самих представителей новой демократической власти (трогательная переписка молодого Анатолия Чубайса с писателем Виктором Астафьевым по поводу «Машины времени» может дать наглядные представления об этих пристрастиях), сейчас определить сложно.

Апофеозом единения «русского рока» и «демократической России» на том этапе стала, разумеется, кампания «Голосуй или проиграешь» в поддержку избирательной кампании Ельцина в 1996 году, в которой отметились все хоть сколько-то известные рокеры.

После кульминации 1996-го многие страсти улеглись и о политической функции «русского рока», кажется, позабыли. Да и самим рок-музыкантам в это время надо было решать задачи, далёкие от политики. Пришло время встраиваться в ту новую реальность, которая пришла отчасти и благодаря их усилиям в начале 90-х. Именно в это время (на дворе стоял 98-й год) начало вещание «Наше радио», и у жанра появилось устоявшееся место с точки зрения музыкальной индустрии.

Вместе с «устаканиванием» стало рассасываться и прежнее идеологическое наполнение понятия «русский рок». По «Нашему радио» стали крутиться бесконечные новые группы без истории, и на этом фоне говорить о «русском роке» всерьёз становилось всё сложнее. Ветераны идеологически тоже поразбредались в разные стороны. Константин Кинчев стал православным националистом и спел песню «Грязь». Юрий Шевчук вспомнил о том, что существует такая вещь, как протест, съездил в Киев в дни «Оранжевой революции» (куда, например, категорически отказался ехать Шахрин, хотя его там очень ждали с «Оранжевым настроением»), ну а потом стал «Юрой-музыкантом», беседующим с Путиным о «маршах несогласных». Вячеслав Бутусов ездил выступать на Селигер, после чего ныне покойный Илья Кормильцев, издававший к тому времени радикальную литературу, потребовал не исполнять на таких концертах ничего, что написано в соавторстве с ним, а «петь лучше про девочку». «Агата Кристи» записала альбом на стихи первого заместителя главы АП РФ Владислава Суркова. Иными словами, когда-то «связанное одной цепью» стремительно расползалось в самые разные стороны.

Пожалуй, лишь «Машина времени» и «Чайф» в своих отношениях с властями предержащими остались неизменны. В декабре 1999-го концерт по случаю 30-летия «Машины времени» отметил своим посещением Владимир Путин (заодно и Чубайс, который попытался агитировать за Союз правых сил, но не был поддержан публикой). Позже Андрей Макаревич также практически не позволял себе никаких критических высказываний в адрес властей, при этом демонстрируя свою к ним близость (вроде посещения концерта Пола Маккартни в компании с Владимиром Путиным). Что же касается Владимира Шахрина, то он настолько плотно остался в том образе, который сложился ещё в начале 1990-х, что здесь сложно говорить о каких-то переменах.

В этом смысле участие «Чайфа» и «Машины времени» в концерте, посвящённом выбору российского президента, кажется вполне естественным – они уже были представителями «русского рока» на этой площадке. А встреча Дмитрия Медведева с рок-музыкантами в принадлежащем Макаревичу кафе «Ритм-н-блюз» в октябре 2010 года – лишнее тому подтверждение.

Сейчас власть в России определяется со своими формами на долгие годы, с этим вряд ли кто-то станет спорить. Новость о том, что Макаревич и Шахрин заранее анонсируют своё невыступление на возможных торжествах по этому поводу, выглядит немного комично. Но, возможно, такой небольшой фарсовый элемент и должен содержаться в прекращении долгого романа российской власти и музыкального жанра, зародившегося в позднесоветских реалиях. Да, вероятно, и нет уже никакого русского рока. Есть старые поклонники нескольких групп. Есть музыканты, каждый из которых по-своему относится к происходящему вокруг. Есть музыкальная индустрия. Есть, наконец, российская власть. И если президенты больше не будут встречаться в кафе с музыкантами, отнимется ещё один элемент, связывающий «русский рок» воедино.

Станислав Кувалдин