Первый русский диссидент
О Курбском сегодня, без малого пять веков спустя после его рождения, спорят, пожалуй, не намного меньше, чем о его грозном суверене. Неудивительно – он для русской истории фигура во многом символичная и знаковая. Лучше Рылеева, кажется, не скажешь:
Позор и слава русских стран,
В совете мудрый, страшный в брани,
Надежда скорбных россиян...
Гроза ливонцев, бич Казани... Знаковая оттого, что Курбский меняет весьма важный вектор русской истории на противоположный. До воцарения Грозного в исторических источниках мы сплошь и рядом читаем о том, что такой-то и такой-то знатный человек из татар, литовцев, поляков даже бежал, ища лучшей доли или просто спасения на Русь. Фигура Курбского открывает практически сплошное движение в обратном направлении, и именно поэтому некоторые историки вполне серьёзно считают его своеобразным прародителем движения инакомыслящих, первым русским диссидентом.
Заслуженно ли? Кто знает – яркая и противоречивая фигура князя оставила в тени многих не столь значимых чином подданных великого царя Московского, которые проделали путь на Запад несколько раньше Курбского. За которыми, между прочим, в отличие от князя Андрея Михайловича, числились вполне конкретные, в ущерб государству, дела – сам он до побега ни в чём предосудительном, кроме явного сочувствия ко множащимся опальным, замечен не был. Но тенденцию он уловил верно, тем более что «сигналы» поступали с обеих сторон: были и «прелестные» письма с польско-литовской стороны, и вполне конкретные предупреждения об опасности от московских друзей, предупреждавших Курбского, что возвращаться в Москву из Юрьева, где он был воеводой, ему не следует.
Даже из сохранившихся исторических источников можно легко понять, что характер у князя был не сахар. Но не был он, конечно, таким безвольным и одержимым только собственным интересом бесталанным себялюбцем, каким показан в знаменитом фильме Эйзенштейна. И уж, конечно, последовавшие вскоре, к счастью, заочно, обвинения в намерении соблазнить царскую супругу Анастасию и сесть удельным князьком в Ярославле (Курбский происходил из смоленско-ярославских князей) целиком остаются на совести царя Ивана Васильевича. Блестящее литературное дарование Курбского признавала даже «классово выверенная» Большая Советская энциклопедия, а перо его не затупилось за несколько столетий. Известный русский историк Устрялов в конце XIX века, предваряя публикацию «Сказания о царе Московском», писал, что и сегодня многим русским читать эту книгу будет неудобно. Но тем не менее необходимо. Правда, кое-кто не без яда спрашивает: да стоило ли Курбскому писать самое знаменитое и самое большое по объёму первое письмо царю Ивану, чтобы триста лет спустя «первый Толстой» уложил самую его суть всего-то навсего в шестнадцать поэтических строк?
...В Литве Курбский прижился быстро и вскоре и внешне, и по манере поведения стал мало отличаться от соседей-магнатов. Его потомки перешли в католичество, а в конце следующего столетия род угас.
Георгий Осипов, газета «Культура», специально для «Русского мира»