Лучшим подарком ко дню рождения – 50-летию генерального директора Первого канала Константина Эрнста – стал визит во вверенную ему информационную империю премьер-министра Владимира Путина.

Пожалуй, сложно найти другого телевизионного деятеля столь крупного масштаба, который бы, по нынешним временам, оставался в информационном поле и в большой политике столь долго – с 1995 года, когда Эрнст стал сначала генеральным продюсером ОРТ, а с 1999 года – генеральным директором. Пришедший на телевидение из науки (по образованию он биохимик), Эрнст, вне сомнения, сделал первое в России развлекательное телевидение мирового уровня. Уже его первые проекты – «Русский проект», соединивший рекламу и кино, и, конечно, шоу «Старые песни о главном» – обозначили главные черты нового русского телевидения – фабрика грёз в поисках своего лица в новой России. Синтез рекламы, шоу и кино, органично вплетённые в телевизионное пространство, дали многослойный эффект «Дозоров» и «Фабрики звёзд», обновлённого КВНа и вертикальной сетки сериалов, ток-шоу «Прожектораперисхилтон» и их многочисленных подражателей, каждый телесезон снимающих кальку с новаторских и не очень находок Эрнста и его команды.

– Ему подражают потому, что Эрнст – человек искусства, – убеждён кинорежиссёр Станислав Говорухин. – И даже не случись ему занять свой пост, думаю, он всё равно стал бы удачливым продюсером художественных фильмов.

Впрочем, существует и совсем иной взгляд на деятельность Эрнста. B 2007 году ему вручили антипремию «Абзац» в номинации «Почётная безграмота» с формулировкой «как физическому воплощению самой большой рейтинговой доли телевидения, оглупляющего простого человека, отрывающего его от книги и чтения, от всякого проявления культуры».

Визит Путина на Первый аккуратно, но точно расставил акценты в оценке заслуг Эрнста в формировании принципов современного медиамировоззрения. Выбирая между посещением «Новостей» и «Прожектораперисхилтон», где его ждали, Владимир Путин предпочёл всё же не информационное ТВ и даже не популярный и выверенный стёб над ним, а развлекательное шоу – «Минуту славы». В этом поступке премьера после скандального заявления телевизионного журналиста Леонида Парфёнова (новости на Первом канале, сказал Парфенов, – это «старости – повторение того, как принято в таких случаях вещать»), есть своя сермяжная правда. Ведь Парфёнов, давний друг Эрнста, озвучил то, что всем и так давно ясно.

Информационное вещание на Первом, позиционирующем себя как независимое ТВ, уступив пальму первенства качественным развлечениям, стало неоперативным и очень выборочным. Пышным цветом расцвела самоцензура. А вместе с этим куда-то ушла с экранов и качественная тележурналистика. Именно во времена Эрнста у нас в квартирах вместо телевизоров появились «зомбоящики». В итоге мы имеем неплохой стандартно-развлекательный канал, который к тому же хорошо умеет доносить официальную позицию, вот только от современного телеканала, претендующего на звание «Главного», ждут всё-таки большего.

Самоограничение информационного потока вроде бы начиналось разумно. Сначала, в конце 90-х, ради выведения из игры в конец обнаглевших медийных олигархов, а потом, после 11 сентября 2001 года – ради выработки международных стандартов борьбы и противостояния терроризму, едва ли не главный ресурс которого – внимание СМИ. Вот только добровольное ограничение на телевидении информации постепенно и незаметно дало негативный результат – информационное телевидение перестало быть в полном смысле информирующим.

Настолько, что когда случился террористический акт в аэропорту Домодедово, мировые СМИ давно вели прямое включение с места события, Интернет пестрел подробностями и версиями случившегося, а федеральные каналы, включая Первый, упорно молчали. Ведь всё надо согласовывать. Система, заточенная под определённые задачи, стала малоэффективной в другом отношении, а в конечном итоге непрофессиональной. Лишь спустя несколько часов вместо информирования началась информационная «арт-подготовка». Она шла в лучших традициях защиты чести мундира – тех, кто, собственно, и допустил трагедию в аэропорту Домодедово, но по чистой случайности, выданной в ТВ-репортажах за упорный труд, не допустили кровопролития на Красной площади в новогоднюю ночь. Последовавший пиар силовых структур был настолько очевиден, что даже президент Дмитрий Медведев был вынужден прилюдно и с раздражением заметить: «Хватит пиариться, работать надо».

По такому же принципу – замены информации пиаром – строится и будничное информационное телевещание. Ярким примером стала телевизионная версия отставки мэра Москвы Юрия Лужкова. Телерасправа с ним напомнила «экшен» в лучших доренковских традициях, когда подготовка общественного мнения к неизбежной отставке Лужкова сменилась оголтелым антипиаром мэра, теперь уже бывшего.

Отчасти такое стало возможным и потому, что Константин Эрнст провозгласил свой информационный тезис: «Абсолютной свободы слова – раз – не существует, два – она разрушительна». По-своему он прав: не хотелось бы видеть по ТВ, к примеру, интервью с террористами, даже если это Усама Бен Ладен. Но как найти грань, отделяющую разумное самоограничение от несвободы?

Впрочем, главное всё же в другом. В медиасфере, как бы ни относиться к его гражданской позиции, Эрнст, несомненно, профессионал. В 2000-е, когда власть стала активно собирать кулак из эффективных менеджеров, его таланты оказались особенно востребованными. Будем надеяться, что разговор о будущем российского телевидения не закончен. Можно ли сделать его лучше? Тут вряд ли могут быть сомнения. Однако для этого необходимо как минимум, чтобы такие люди, как Константин Эрнст, этого захотели.

Владимир Емельяненко