16 декабря, к 156-летию начала Крымской войны, на сайте «Русский мир» была опубликована статья Евгения Левина «Горе стране разорённой!». Тему Крымской войны и её последствий для России мы затронули не случайно. В последнее время не только этот эпизод нашей истории, но и царствование императора Николая I, до сих пор, казалось бы, имевшие вполне однозначную оценку, стали предметом дискуссий и новых исторических интерпретаций. Не удивительно поэтому, что данный материал нашёл довольно быстрый и острый отклик, который мы и предлагаем читателю.

Каждый человек имеет право на собственную точку зрения. В тех случаях, когда он желает выразить её публично, крайне важно, какие именно аргументы в пользу своей позиции этот человек предлагает. Одно дело, когда в кругу семьи или приятелей звучат доказательства сомнительные или того больше – выдуманные. Иной случай, когда такой же метод подбора аргументации «выносится из избы».

Вспомним барона Мюнхгаузена в версии режиссёра Захарова. Пока барон фантазировал на «местечковом» уровне, его ещё как-то терпели, но стоило ему выбраться со своими фантазиями из поместья к людям, возник конфликт, в котором барон выглядел, мягко скажем, бледно.

К чему вся эта преамбула? К заметке господина Левина на сайте фонда «Русский мир» под названием «Горе стране разорённой! К годовщине Крымской войны».

Не буду заострять внимание на том, что Крымская война завершилась в середине прошлого века, а не год назад. Давайте считать, что автор случайно пропустил точное число лет перед словом «годовщина». И только по этой причине получилось вопреки правилам русского языка. Главное – в другом. В тех самых аргументах, которые автор приводит в защиту точки зрения, согласно которой Российская империя проиграла Восточную (Крымскую) войну.

Сразу объясню, почему название «Восточная» мне кажется более точным. Боевые действия союзников (Великобритания, Франция, Турция, Сардиния-Пьемонт) разворачивались не только на Крымском полуострове, но и на Дунае, Кавказе, Балтике, Белом море и на Камчатке.

Итак, вот аргументы господина Левина.

Конфликт вокруг Святых мест в Палестине между католиками и православными, который, по мнению автора, послужил только поводом (но не одной из причин) к войне, после окончания боевых действий был забыт.

«Поэтому в Парижском трактате, который подвёл итог Крымской войной, о палестинских храмах даже не упомянули». В Парижском трактате есть пункт № 9, в котором как раз и идёт речь о правах иноверующих на территории Турецкой империи, в которую на тот момент входили палестинские земли. Текст трактата находится в свободном доступе в Интернете.

Далее. «Англичане и французы послали в Крым достаточно небольшой экспедиционный корпус… И тем не менее русская армия была разбита во всех полевых сражениях». Видимо, внутренне автор не до конца убежён в указанной им малочисленности высаженного десанта. Иначе к чему это – «достаточно небольшой»? Это что – относительно маленький?

В любом случае этот десантный корпус превосходил по составу «достаточно небольшой десантный корпус» императора Наполеона, пересёкший русские границы в 1812 году. Численный состав англо-франко-турецко-сардинской армии доходил до 700 000. Если же автор имеет в виду собственно десант, высадившийся на крымский берег в самом начале боевых действий в этом регионе, то в начале сентября 1854 года высадку произвели 62 000 солдат противника при 134 орудиях. Им противостояли русские части общим числом около 40 000.

Теперь о поражениях во всех полевых сражениях. Опустим тот факт, что не все полевые сражения Восточной войны пришлись на землю Крыма. Но и на полуострове не всё так однозначно. Можно ли назвать поражением Инкерманский бой, в результате которого союзники не решили ни одной боевой задачи, а русские вернулись в собственные окопы? И как быть с банальной уже историей о гибели цвета британской кавалерии – лёгкой бригады лорда Кардигана в проигранном союзниками сражении при Балаклаве? Наконец, считать ли полевыми сражениями многочисленные попытки союзников взять бастионы Севастополя и сам город? Формально это – штурмы укреплений, но укрепления-то были типично полевыми. Если думать иначе, то и атаки Наполеона на Семёновские флеши и батарею Раевского можно причислить к осадно-штурмовым операциям.

«Вооружённые более дальнобойным нарезным оружием, союзники попросту расстреливали русских солдат с их гладкоствольными ружьями…» Техническое отставание русской армии от британской и французской – факт. Аналогичная ситуация сложилась и на флоте. Но война – это не тир. И боевые действия бывают разные: например, артиллерийский бой, штыковой, в конном строю, встречный конный и т. д. Общепринято считать, что в первом сражении в Крыму – Альминском – мы потерпели сокрушительное поражение. А вот цифры потерь: русская армия – 5709 человек убитыми, ранеными и пропавшими без вести, союзники – примерно 4 500. Если всё так просто – расстреливай себе русских на расстоянии, то что случилось с этими тысячами англичан, французов и турок? Цифры потерь в Восточной войне в принципе предельно красноречивы. Общее число боевых потерь – 309 000, из них 53 000 убитыми. Русская доля – 153 000, убитых – 30 000.

«Практически сразу выяснилось, что правительство не способно наладить даже нормальное снабжение армии, сражающейся на собственной территории», – пишет господин Левин. Во-первых, тут нет ничего необычного. В военной истории довольно много случаев, когда снабжение армии на собственной территории оказывалось из рук вон плохим. Во французских окопах в Первую мировую, случалось, питались крысами, мучились от вшей. И берегли гранаты.

Во-вторых, если «сразу же выяснилось», то чем всё-таки сражались и что ели защитники Севастополя в долгие месяцы осады? «Своя территория» – это тоже неплохо. Особенно если вспомнить, что осаждённая.

Но Бог с ним, со снабжением нашей армии, тем более что тут на самом деле хвастать нечем. Но так ли одиноко в этом плане чувствовали себя русские воины? Не буду утомлять цифрами и цитатами участников событий из французско-английской коалиции. Предлагаю лишь посмотреть гравюры французского художника Детайя. Рисунки, с которых они делались, – натура, увиденная художником в окопах французов под Севастополем в 1855 году.

И всё-таки одна цитата. Из «Таймс» за декабрь 1854 года: «Если так пойдёт и дальше, главнокомандующий и его штаб останутся единственными, кто уцелеет на высотах вокруг Севастополя». К этому моменту в британском лагере насчитывалось 23 000 больных (холера, обморожения, голод, отравления), а кавалерийская дивизия лорда Лукана превратилась в пешую. Лошади пали от бескормицы. Общие безвозвратные потери союзников составили 156 000 человек, две трети – умершие от болезней, голода, холода и прочих небоевых причин. При этом господин Левин уверенно пишет, что «армия союзников ни в чём не испытывала недостатка, русские же солдаты порой буквально голодали». Попробую удивить господина Левина. На передовой так бывает, что «солдаты порой буквально голодают».

От аргументов по военной линии автор переходит к аргументам политического характера. «Крымская война оказалась не только военной, но и дипломатической неудачей николаевской России… Позиция же Австрии оказалась откровенно враждебной». Смысл тезиса в том, что Пруссия и Австрия не встали на нашу сторону. Огромной дипломатической удачей явилось то, что Пруссия и Австрия не встали на сторону антирусской коалиции, то есть сохранили нейтралитет, который имеет мало общего с «откровенной враждебностью». Хотя их безбожно подталкивали к войне из Парижа, и особенно из Лондона. Британцы ни в какую не хотели упустить такой отменный шанс разделаться с Россией, как мировым игроком, и вновь отправить её на периферию европейской политики. Только австрийцы сосредоточили на наших границах более полумиллиона солдат, но воевать с русскими всё-таки не решились. Может быть, эта потенциальная угроза с Запада удержала императора Николая Первого от отправки в действующие в Крыму и на Кавказе армии сотен тысяч нарезных ружей, которые лежали на складах в районах дислокации частей, прикрывающих наши западные сухопутные границы. Могли ведь пригодиться, если б дипломаты сработали хуже. А так резюме подвели наши же противники во время переговоров 1856 года в Париже: «Странная война, в которой победившие не выиграли, а побеждённые не проиграли».

И последнее. Автор восхищается «мужеством русских солдат и матросов», благодаря которому Россия, в конечном счёте, действительно отделалась "лёгким испугом"». Если говорить о политической составляющей тех событий, то на мирных переговорах, результатом которых стал трактат, пощадивший нашу национальную гордость, не было ни солдат, ни матросов. Там были специально подготовленные люди, способные защитить интересы России соответствующими способами. И был авторитет государства, связываться с которым по определению чревато. Что и показала история в дальнейшем.

Если же речь о сугубо военной стороне дела, то к мужеству солдат и матросов я бы прибавил профессиональное мастерство и таланты русских офицеров и адмиралов, в частности, Нахимова, Корнилова, Истомина, Хрулева, Тотлебена и многих других. Когда ж ещё благодарить людей пофамильно, если не в памятные дни.

«В общем, не будем себя обманывать», –  предлагает нам господин Левин. И в этом я с ним совершенно согласен.

Отдельной строкой. В тексте Левина много претензий к императору Николаю Первому, коего он называет совсем уж по-большевистски – «Палкиным». Может быть, автору взглянуть на результаты Восточной войны с другой точки зрения. Неудачи в войне ускорили смерть столь нелюбимого им политического персонажа российской истории, это привело к осуществлению назревших реформ, в частности милютинской реформы вооружённых сил. А это, в свою очередь, к отмене пункта Парижского трактата, запрещающего нам иметь флот в Чёрном море, и результативной войне 1877-1878 годов. Разве сие не есть успех, рождённый событиями Восточной войны, а?