Вряд ли многие, за исключением, пожалуй, литературоведов, помнят имя Николая Ивановича Греча, русского литератора и издателя первой половины XIX века, 222-летие которого – нельзя сказать отмечалось – пришлось на прошлую неделю. На задворках памяти большинства из нас ещё мелькают усвоенные из курса средней школы воспоминания о Фаддее Булгарине, но имя Греча забыто основательно. Между тем он, в течение долгого времени вместе с Булгариным издавая «Северную пчелу», был одним из тех, кто стоял у истоков русской консервативной журналистики.

В 1854 году, когда в Санкт-Петербурге торжественно отмечалось 50-летие литературной деятельности тайного советника Николая Ивановича Греча, юный Николай Добролюбов в язвительном, хотя и весьма посредственном стихотворении, посвящённом этому событию, назвал юбиляра «генералом подлецов». Именно эта непримиримая интонация на долгие десятилетия стала преобладающей в отношении ко всему, что так или иначе противостояло «освободительной» линии развития русской общественной мысли, тем более это касалось «слуг режима» в царствование Николая I. Но, несмотря на вердикт Добролюбова, вынесенный от имени «нового поколения»: «И знает вас теперь Россия, / Известны ваши все дела, / И ваши личности седые / Судьба презренью предала» («На 50-летний юбилей Его Превосходительства Николая Ивановича Греча»), – надо признать, что судьба предала их презренью не сразу. «Северная пчела» просуществовала без малого сорок лет (с 1825 по 1864 г.), и всё это время у газеты был постоянный и достаточно широкий круг читателей.

Часто забывается, но непрерывная история русской журналистики как серьёзного, автономного общественного явления начинается лишь во второй половине царствования Александра I и связана во многом с именами Булгарина и Греча. Едва ли не первыми профессиональными изданиями (что предполагает не только соответствующий подбор авторов, но и рекламу, широкую подписку, а значит, и свою постоянную аудиторию, регулярный выход в свет, непременный авторский гонорар и другие немаловажные детали) в России были газета «Северная пчела» Греча и Булгарина, журнал Греча «Сын Отечества» и «Библиотека для чтения» Сенковского, поначалу также редактировавшаяся Гречем.

При определённых оговорках на дело можно взглянуть менее эмоционально и более прагматично: та же «Северная пчела» была прежде всего коммерческим предприятием; газета была ориентирована на читателей, принадлежащих к «среднему состоянию», то есть на достаточно широкий круг читающих горожан. Лояльность же властям в довольно жёстких условиях николаевской России, когда важны были в том числе и связи при дворе, была немаловажным условием не просто существования, но и прибыльности такого издания.

Греч действительно был опытным журналистом и издателем, одним из немногих «профессионалов» в этой области в своё время. О том же говорит, в частности, и его участие в выработке цензурного устава 1828 года, который, в отличие от «чугунного» устава 1826 года, был значительно более удачным, поскольку оставлял меньше поля для субъективизма цензора – немаловажное условие любой «нормальной» издательской работы в условиях цензуры.

В отличие от Булгарина репутация Греча не была «подмочена», в вину ему ставили лишь дружбу с таким сомнительным человеком. Однако, как можно убедиться, читая его «Воспоминания», во многом это были чисто «деловые» отношения. Впрочем, хитросплетения отношений литераторов, издателей и журналистов того времени вообще сложно уложить в схему противостояния «направлений общественной мысли» из учебного пособия. «Охранитель» Греч дружил с Грибоедовым и высоко ценил Карамзина, Жуковского и Пушкина, называя их «благородной партией нашей литературы», да и Пушкин вряд ли был врагом Гречу.

Член-корреспондент Петербургской академии наук, Греч был образован несравненно лучше своего товарища Булгарина. Его перу принадлежит едва ли не первый опыт составления истории русской литературы (хотя бы в виде кратких биографических заметок о русских литераторах), а также труды по языкознанию – «русские грамматики» Греча («Пространная русская грамматика» 1827 г. и «Начальные правила русской грамматики» 1828 г.) пользовались популярностью у современников; в 50-е годы он активно помогал В. И. Далю в составлении его словаря. Словом, он был серьёзным литературным работником.

Между прочим, Греч – автор весьма «инновационных» для своего времени консервативных проектов. В 1844 году он выпустил брошюру, в которой содержался критический разбор известной книги Астольфа де Кюстина «Россия в 1839 году», а ещё в 1840 году этот русский немец предлагал III Отделению регулярно публиковать опровержения на критику России в немецких газетах – по сути, был одним из идеологов активного подхода к формированию имиджа России в Европе.

Разумеется, незавидную посмертную судьбу Греча можно приписать манихейскому взгляду на мир восторжествовавших революционных демократов, отличавших лишь мракобесов и поборников прогресса, осуждавших одних и превозносящих других.

Можно, произнеся ритуальную магическую формулу об отсутствии сослагательного наклонения в истории, всё же задаться вопросом, каково было бы место Греча в истории русской словесности, если бы не случилось резкого слома николаевского режима, если бы реформы Александра II не подавались и не воспринимались бы всеми как решительное порывание с прошлым и выход России на принципиально новые пути. Однако условное наклонение действительно тут малопригодно, поскольку режимам, подобным николаевскому, рано или поздно свойственно именно ломаться и вставать, и, что самое главное, они успевают так опостылеть обществу, что любая мысль об эволюции и преемстве просто не приходит в голову. Собственно, сама возможность у «молодой шпаны» революционных демократов и народников «стереть с лица земли» набивших оскомину Гречей и Булгариных появилась именно благодаря тому, что ставка на прошлый режим проиграла окончательно и бесповоротно. Как ни была основательна и разумна эта ставка в прежние годы, какие бы деловые качества профессионального литератора и предприимчивого издателя ни проявлял Николай Греч, всё это оказалось приложением к потерпевшему фиаско административному механизму, а потому по определению неверным и не заслуживающим внимания современников.

Парадокс состоит в том, что услышанными революционные демократы и народники 50-х и 60-х годов могли быть только при наличии определённой культурной инфраструктуры и культурных навыков – достаточно развитой сети газет и журналов и, что ещё важнее, привычки широкого круга людей к чтению. Такая инфраструктура к началу революционного движения в России существовала – она была создана в эпоху Николая I, и одним из самых активных её создателей был Николай Греч. Впрочем, история общественных институтов – относительно недавняя отрасль исторического знания. В годы Греча так судить не умели. Освободительная мысль тоже получила свой урок от истории, когда её наследие намотало на колеса свалившегося под откос советского проекта. Так что теперь мы получили возможность взглянуть на былые противостояния более объективно и провести, как кажется, свободные аналогии.