Реакция русской эмиграции на советское вторжение в Афганистан в 1979 г. была в целом относительно вялой. Отчасти это можно объяснить аполитичностью нового поколения эмигрантов. Несмотря на значительное количество «инакомыслящих», третья волна эмиграции была куда менее идеологизированной, нежели первые две. Как известно, в те времена, т. е. в 60-80 гг. прошлого века, многие уезжали из СССР не столько по политическим или идеологическим мотивам, сколько по экономическим, а иногда и чисто житейским соображениям. Например, с целью воссоединения семей.

Кстати, именно сложности с воссоединением семей стали первым значимым последствием афганской войны для многих эмигрантов из бывшего СССР. После введения «ограниченного контингента» советских войск в эту центрально-азиатскую страну имело место известное ужесточение советской эмиграционной политики. Власти практически перестали выдавать разрешения на выезд из страны, в результате чего темпы эмиграции резко снизились. А с 1981 г. она вообще фактически прекратилась. Не случайно поэтому многие авторы, например, Микаэлла Каган, называют первую половину 1980-х гг. «мёртвым сезоном». В 1984-1986 годы в США въезжало всего по 500-600 человек в год. Зато значительно возросло количество «отказников»: по разным данным, их было от 10 до 20 тысяч человек.

Многие семьи вынуждены были отложить эмиграцию на многие годы. Другие же оказались в прямом смысле слова разделёнными. Естественно, что в такой ситуации изменения в советской эмиграционной политике и их последствия беспокоили наших эмигрантов куда больше, нежели собственно афганская война, которая к тому же была «далеко».

Естественно, всё это не означает, что в эмигрантской среде вообще никак не отреагировали на афганские события. Просто, повторим ещё раз, реакция на них была более слабой, нежели на венгерские события 1956 г. или же Пражскую весну. Если попытаться оценить общее отношение эмиграции к советскому вторжению в Афганистан, то с известной долей осторожности можно говорить о «реинкарнации» пораженчества 1930-1940 гг. При этом представители различных политических течений в эмиграции демонстрировали практически полное единодушие. «Оборонцев», т. е. желавших военной победы СССР, практически не было, в том числе, вероятно, из-за осознания невозможности подобного исхода конфликта. Сама возможность падения коммунистического режима только лишь в результате войны всерьёз, конечно, не рассматривалась. Даже наиболее непримиримые противники советской власти из числа монархистов и бывших участников власовского «освободительного движения», по-прежнему придерживавшихся известной позиции «хоть с чёртом, но против большевиков», не надеялись, образно говоря, приехать в Москву в обозе афганских моджахедов.

Куда большие надежды связывались с действиями Запада, с активизацией его усилий по противодействию «советской экспансии». Кроме того, многие эмигранты рассчитывали, что Запад сможет добиться от СССР уступок по многим вопросам.

Впрочем, подобные умонастроения среди части русских эмигрантов появились намного раньше – сразу после начала холодной войны. Так, ещё в 50-60 гг. прошлого века многие «правые» эмигрантские издания (например, издававшаяся Иваном Солоневичем газета «Наша страна») неоднократно отмечали, что США проводят «взвешенную», «миролюбивую» политику в интересах всего «свободного мира», а «поступиться принципами» их вынуждают экспансионистские, агрессивные устремления советского режима и мирового коммунизма вообще. Многие «правые», в том числе и монархисты (Н. Казанцев и др.), призывали американские власти как можно скорее задушить «очаг коммунизма» на Кубе. В 1970 г. русские правые приняли активное участие в «Марше за свободу» на Вашингтон, проводившимся под лозунгами «Никаких уступок коммунистам!», «Добиться мира можно только с помощью военной победы!»

После ввода советских войск в Афганистан подобные настроения заметно усилились. Хотя эмигранты – в основном сторонники правых взглядов – и не рассчитывали на военное поражение Советского Союза в результате этой войны, многие из них предполагали, что советское руководство, увязнув в афганском конфликте, будет вынуждено искать выхода из тупика при посредничестве Запада. При этом ему придётся пойти на многочисленные уступки, умерив свои «захватнические аппетиты».

Интересно, что сторонники правых взглядов не рассчитывали на возможность внутренней трансформации советского режима в результате афганского конфликта, равно как и холодной войны в целом. Не верили они и в возможность достижения некоего нового масштабного компромисса между СССР и Западом по аналогии с хельсинкскими соглашениями, и тем более в соблюдение достигнутых договорённостей советским руководством. Все надежды связывались именно с военными неудачами СССР и соответственно с успехами моджахедов, достигнутыми при поддержке Запада, военная мощь которого традиционно рассматривалась как основной фактор, способный обеспечить распад коммунистической системы.

При этом монархисты и иные правые в зарубежье оказались в несколько двойственном положении. С одной стороны, в их среде была сильна психология «жителей осаждённого города», ведь эти люди смогли так или иначе уехать (а то и вырваться) из СССР и найти себя в «свободном мире», который противостоял коммунистической экспансии и поддерживал эмигрантов в их антисоветской деятельности. И в то же время многие эмигранты, сторонники «единой и неделимой», понимали, что Запад не заинтересован в существовании сильной России, и призывали его лидеров не ставить знак равенства между советским режимом и русским народом, который, как и другие «угнетённые нации», страдает от «коммунистических поработителей». Многие правые, в том числе и монархисты, по принципиальным соображениям отказывались от сотрудничества с ЦРУ, Интеллидженс Сервис, БНД и другими западными разведками.

Пристальное внимание все политически активные эмигранты, независимо от своих взглядов, уделяли проблеме советских пленных и перебежчиков и в этом вопросе демонстрировали большое единодушие, полагая, что рост пораженческих настроений среди советских военнослужащих поставит перед советскими руководителями вопрос, насколько надёжны их войска в случае войны с Западом, и в конечном счёте сможет парализовать внешнеполитические начинания Кремля. Об этом, в частности, писал монархист Ю. К. Мейер в журнале «Наши вести», органе Союза чинов русского корпуса (в годы Второй мировой войны это формирование из русских эмигрантов сражалось в составе вермахта на Балканах. – В. А.). Подобной позиции придерживались и руководители Национально-трудового союза (НТС), а диссидент, бывший советский генерал П. Г. Григоренко опубликовал в парижской «Русской мысли» от 4 февраля 1982 г. обращение к советским солдатам с призывом переходить на сторону моджахедов и затем «уходить в страны свободного мира». Подобные обращения опубликовали позднее и другие русские эмигрантские организации в США.

Представители многих эмигрантских организаций расценивали подобные обращения как безответственные и популистские. Так, Михаил Назаров писал в журнале НТС «Посев», что советские перебежчики не имеют никаких гарантий, что им будет сохранена жизнь. Руководство НТС ещё в 1980 г. обращалось в Международный Красный Крест взять на себя покровительство над советскими пленными в Афганистане. Однако это обращение осталось без внимания. В то же время практически все считали необходимым максимально использовать проблему военнопленных и перебежчиков в пропагандистских целях, а также воспрепятствовать их возвращению в СССР. Некоторые эмигрантские авторы проводили параллели между репатриацией советских пленных на Родину – не важно, добровольной или нет – с насильственной выдачей западными правительствами казаков, власовцев и иже с ними после Второй мировой войны. Впрочем, тут в большей степени сказывались известные эмигрантские фобии, чем соответствие реальному положению дел.

Вообще, афганская война дала мощный импульс эмигрантской политической публицистике, и в частности «советологии», или «кремленологии». В 80-е гг. появилось большое количество работ, авторы которых (среди них можно назвать, например, Владимира Соловьёва и Елену Клепикову) пытались «вычислить», кто конкретно из престарелых советских вождей был сторонником или противником ввода войск в Афганистан. Если оставить в стороне всю эту «занимательную криминологию», то получится, что «советологи» из числа эмигрантов так и не смогли, несмотря на большое количество фактического материала, предсказать многие долгосрочные последствия афганского конфликта для нашей страны. И, прежде всего, начавшуюся именно в те годы конфронтацию с радикальным исламом (не путать с исламом вообще) и появление в Центральной Азии постоянного очага напряжённости. Эти последствия той уже далёкой войны не удалось устранить до сих пор.