«Когда плачет космонавт, он плачет всерьёз – в глазах образуются шарики слёз». Есть такая песня Даниэля Канна, исполняемая на концертах Псоем Короленко. Пожалуй, образ плачущего космонавта с шариками слёз в невесомости, действительно, достижение XXI века. Если верить тому, что человечество расстаётся со своим прошлым смеясь, то расставание с утопиями прежних поколений – процесс, несравненно более противоречивый.

12 апреля, пожалуй, единственная памятная дата советской истории, которая не вызывает никаких дискуссий и воспринимается просто как дата великого достижения, не связанного – что особенно важно – с громадными жертвами, то есть не ставшего «радостью со слезами на глазах». Мы все помним, что первым человеком в космосе стал Юрий Алексеевич Гагарин. Помним про «Поехали!» – простое слово, которое, благодаря обстоятельствам произнесения, в русскоязычной культуре превратилось в афоризм. Мы вправе этим гордиться. Но, пожалуй, эта констатация: мы первыми были в космосе, 12 апреля – хороший праздник – единственное, что сейчас мы можем повторять из года в год.

Это не плохо само по себе. Может быть, даже хорошо. Только это означает, что космос во всё большей степени становится «героическим прошлым». То есть, скорее, воспоминанием, чем предчувствием.

Внешних оснований для этого вроде бы нет. В космосе по-прежнему ведутся исследования. Не говоря уж о том, что запуск коммерческих спутников вообще перестал быть заслуживающей особого внимания новостью. Международная космическая станция исправно работает на околоземной орбите. Накануне Дня космонавтики было даже объявлено о подведении в России итогов государственных конкурсов на разработку ракеты-носителя и пилотируемого корабля нового поколения. Когда-нибудь они, видимо, стартуют с космодромов. Однако всё это в своём большинстве имеет отношение к распределению бюджетных средств, в крайнем случае к поддержанию государственного престижа, да и то космические «регалии» во многом начинают отдавать прошлым. Сейчас это не зримые черты будущего, а скорее, сложные машины и механизмы, сконструированные по чертежам прошлого века. А при таком подходе тяжёлая ракета-носитель мало чем отличается, скажем, от японского линкора «Ямато» или других не менее поражающих воображение механических конструкций.

Виной всему, видимо, лишь те повышенные ожидания, которые были когда-то связаны с космосом. Рассуждать об этом тоже стало общим местом. Но всеобщность подобных рассуждений заставляет задуматься. Получается, что к пророчествам научных фантастов о мире XXI века и вообще о будущем, связанном с прогулками по «пыльным тропинкам далёких планет», многие относились серьёзно. Может быть, не признаваясь себе в этом. То, что космос в каком-то смысле оказывался обетованием веры в научно-технический прогресс, а его неисполнение стало одной из главных причин кризиса этой веры, сейчас уже, наверное, сомнения не вызывает. Пожалуй, Джордж Лукас, поместивший мир своих «Звёздных войн» в далёкое прошлое Вселенной, сумел этим подтвердить своё безошибочное чутьё.

То, что некоторые достижения современности оказались гораздо более впечатляющими, чем описания фантастических романов, адекватной заменой ожиданию прекрасного будущего не стало. Сейчас можно с лёгкой улыбкой читать описания компьютеров на космических кораблях, летящих сквозь космическое пространство, или обращать внимание на то, что большинство фантастов не сумело «изобрести» мобильный телефон. Однако мобильный телефон – предмет, по которому говорят на земле. А что касается возможностей компьютеров, то любые предположения о том, как это может повлиять на будущее в научно-фантастической литературе, порождают более или менее мрачные картины. Это тот вид будущего, к которому нужно готовиться, а не ждать с предвкушением.

Сложно сказать, к лучшему или к худшему произошедшие изменения. Возможно, к ракетам и космическим кораблям нужно относиться как к обыкновенным техническим устройствам с заданным набором характеристик, имеющим отношение к истории конкретной эпохи и конкретных государств. Возможно, человечество «переболело» космосом и сейчас должно вернуться к старым проверенным ценностям, внушающим уверенность и надежду, а может, увлечься чем-то ещё. Мы тем не менее вполне вправе помнить, что когда-то русские достижения оказались не самым маленьким вкладом в общую космическую историю и что русский акцент придал «увлечению» космосом совершенно особенный вид (как, впрочем, и другим «увлечениям» человечества) в XX веке. Пока, во всяком случае, это имеет одно важное следствие: русский язык остаётся одним из главных языков общения в космосе. Хотя – и это тоже холодное дыхание современности – официальным языком МКС считается английский. Хотелось бы думать, что когда-нибудь русский язык в космосе действительно станет нашим важным преимуществом. Пусть даже размеры будущих свершений окажутся несопоставимы с ожиданиями предыдущих десятилетий. Возможно, тогда плачущий космонавт не будет казаться актуальным и убедительным образом.