К зданию Министерства юстиции в Риге пришли десятки рижан с плакатами в руках и фотографиями Лайлы и Кати Брице. Они просят свою страну, председательствующую в Совете ЕС, защитить граждан Латвии. В это время пострадавшая от ювенальной юстиции Британии мать встречалась с министром юстиции, который пообещал ей помощь в возвращении ребёнка на родину.

Но сделать это будет непросто. На заседании суда, который состоялся в декабре прошлого года, была отклонена просьба латвийского посольства и матери о передачи Кати Брице под юрисдикцию Латвии. Ребёнка решено передать на удочерение в британскую семью. Девочке будут оформлены новый паспорт, новое свидетельство о рождении, другие имя и фамилия, а также гражданство. 

Таковы жёсткие реалии ювенальной юстиции Великобритании и некоторых других стран, о чём на свою беду знают далеко не все наши соотечественники, выезжающие на заработки за рубеж с детьми.

По статистике, каждые двадцать минут в Великобритании изымается ребёнок. Нередко жертвами британской ювенальной юстиции становятся приезжие иностранцы, незнакомые с местными «традициями» и законами. Детей забирают даже из вполне благополучных семей — всего лишь по звонку «доброжелателей».

Катя, как и её мать и старшая сестра-студентка (ей сейчас 23 года), — все крещены в православии. Почти пять лет назад малышку под нелепым предлогом отобрали у родной матери и передали фостерной (временной приёмной семье, куда помещают изъятых у родных родителей детей до решения их судьбы) мусульманской семье, где содержались ещё несколько таких же детей и никто не говорил по-русски. За каждого такого ребёнка приёмная семья получает пятьсот фунтов в неделю.

В чём же провинилась перед британской юстицией гражданка Латвии? До всех этих кошмаров Лайла и её обе дочки уже более года жили в Лондоне, куда перебрались из Риги по финансовым причинам. Лайла устроилась на работу в русскоязычную газету, что давало возможность отправлять свои статьи, не выходя из дома, в котором они снимали небольшую квартиру. Старшая дочка Майя быстро освоилась в чужой стране и вскоре поступила в колледж, сейчас изучает психологию в университете. Когда матери надо было убегать по делам, Майя после занятий обычно сама сидела с сестрой, к которой очень привязана и для которой, по сути, была второй мамой.

Однажды директор срочно вызвал Лайлу на работу, она попросила подругу посидеть с ребёнком. Позвонив с дороги, та заверила, что будет через десять минут. Лайла решила рискнуть. Убедившись, что Катя безмятежно спит в кроватке, она выбежала из дома. А подруга попала в пробку... В это время в квартиру, открыв дверь свои ключом, зашёл хозяин квартиры, чтобы проверить, всё ли там в порядке (соседи снизу ему дважды жаловались на слишком громкий детский топот наверху). Увидев в доме заплакавшего при его появлении двухлетнего ребёнка, оставленного одного, он вызвал полицию. Когда подруга добежала до квартиры, стражи порядка уже одевали плачущего ребёнка, которого позднее передали в руки местных социальных служб...

Да, мать виновата. Она поступила необдуманно, никто не спорит. Но, положа руку на сердце, кто из нас, одиноких работающих матерей, не имеющих бабушек-нянюшек, точно так же не оставлял своих детей, чтобы сбегать в магазин за молоком? Или в аптеку — за лекарством? Разве мыслимо за такой проступок сразу забирать ребёнка от матери? Обычной, нормальной, работающей матери? Почему не штраф, не предупреждение, не любое иное административное наказание?

В данном случае британская ювенальная юстиция, действуя якобы в интересах ребёнка, его же подвергла чудовищному психологическому стрессу, лишив маленькую девочку не только матери, но и любящей сестры, привычной домашней обстановки, возможности общаться на родном русском языке, расти в православной вере, в которой Катя была крещена. С мая 2013 года она не видела ни свою родную маму, ни свою сестру. Помнит ли их Катя, понимает ли она ещё по-русски?..

Лайла фотографировала почти каждую встречу с дочкой, которую поначалу привозили ей в центр свиданий. «Одна из надзирательниц родом из Нигерии, — рассказывает она в своём блоге, — однажды попыталась запретить мне проверять школьную сумку с Катиными тетрадками и книжками, а также спрашивать у Кати о том, чем её кормили накануне. И всё это притом, что мы не в тюрьме, я не совершала никакого уголовного преступления и моя дочь не в вольере зоопарка!»

Ребёнка привозили на свидания с матерью после учебного дня, уставшая маленькая девочка капризничала, приходилось её успокаивать, уговаривать, иногда даже убаюкивать. Малейший каприз издёрганной девочки раздувался надзирателями до размеров вселенской катастрофы. Все свои замечания они тщательно фиксировали в рапортах, наблюдая за Лайлой и её ребёнком даже в туалете. А её законное возмущение расценивали как ещё один пример неадекватности поведения вздорной мамаши.

Но основными обвинениями оставались следующие: мать слишком много уделяет внимания физическим ласкам — объятиям, поцелуям, часто её любовь переходит все границы, ограничивая свободу ребёнка.

При этом никто не объяснил Лайле, почему её ребёнка привозят зимой без шапки и шарфа, откуда у её дочки постоянные синяки и ссадины или почему девочка жалуется, что её бьют и обижают старшие дети в фостерной семье. Все её вопросы и прошения тонули в ювенальных недрах, а саму Лайлу Брице в отчётах неизменно характеризовали как неадекватную скандальную мать, устраивающую крик из-за всякой ерунды.

Большие надежды мать возлагала на декабрьский суд 2014 года, на котором в качестве обозревателей — после личного обращения Л. Брице в канцелярию президента Латвии — принимали участие представители латвийской стороны. Судебное заседание проходило, как всегда, в закрытом режиме. Помимо Лайлы, в нём принимали участие посол Латвии и юрист из латвийского Минюста, но опять лишь в дозволенной судьёй роли обозревателей.

Что в итоге? Лайле отказали даже в праве на апелляцию. Новым родителям (их имена, естественно, держатся в тайне) осталось пройти ещё одно, финальное слушание, так называемое празднование, где им в торжественной обстановке с цветами и шариками будет выдан ордер на удочерение Кати Брице, с последующей заменой всех её документов и всей её предыдущей жизни. После этого слушания легальным способом ребёнка вернуть будет практически невозможно. Такой вот официально узаконенный киднеппинг по-британски...

Сейчас Лайла планирует подать прошение о подаче апелляции другому судье, она надеется на поддержку латвийских властей, которые пытается убедить в том, чтобы Латвия направила Великобритании дипломатическую ноту. Мать написала обращение владыке Латвийской православной церкви митрополиту Александру, умоляя не допустить похищения британскими властями православной русской гражданки Латвии Кати Брице, крещённой Елисаветы. На данном этапе ей готов помочь и британский парламентарий Джон Хемминг, защищающий родителей изъятых детей. Во многом благодаря его усилиям и огромному общественному резонансу недавно удалось вернуть родителям двух словацких мальчиков. На защиту своей соотечественницы встала и депутат Европарламента Татьяна Жданок — она уже немало сделала для привлечения внимания европейских дипломатов и чиновников к делу Брице и других жертв ювенальной юстиции. И сейчас тоже не собирается сдаваться.

Одной из удач, вдохновивших многих родителей, стало недавнее возвращение гражданке Латвии Елене Антоновой двух её девятилетних детей, отобранных три года назад социальными службами Нидерландов на том основании, что дома мать общалась с ними только на русском языке, а также потому, что она может вернуться с детьми в Латвию, в то время как официальный отец близнецов, с которым их мать давно в разводе, проживает в Нидерландах.

Евродепутату пришлось напомнить ретивым чиновникам о Хартии фундаментальных прав Евросоюза, которая запрещает дискриминацию по признаку принадлежности к языковому меньшинству. По заключениям экспертов, длившаяся два с половиной года драма глубоко травмировала детей Е. Антоновой. Сейчас они, наконец, все вместе дома и безмерно счастливы...