Ближневосточное направление было и остаётся одним из главных во внешней политике нашей страны. Известный Восточный вопрос, который пыталась окончательно разрешить ещё Екатерина Великая, никогда не сводился, вопреки расхожему мнению, лишь к борьбе за контроль над Балканами, проливами и Константинополем. За ними лежала Палестина – Святая земля, а ещё дальше единственная исконно христианская страна в Африке – Эфиопия. Вышедшее за пределы Черноморского бассейна российское влияние с необходимостью должно было распространиться и на эти земли. В Восточном вопросе экономические и политические интересы России имели ярко выраженный религиозный, идеалистический подтекст. Спор о контроле над святыми местами в Палестине далеко не всегда служил средством скрыть иные, более «приземлённые» мотивы. По мнению некоторых исследователей российской внешней политики, земли, лежащие вдоль «константинопольско-палестинского вектора», были для великой православной империи составными частями византийской ойкумены, продолжением её собственного мира – вынесенными вовне и отторгнутыми от неё в силу различного рода обстоятельств. И наиболее отдалённой окраиной этого мира была страна негусов.

Несмотря на это (а религиозная общность, безусловно, один из важных факторов успешной адаптации эмигрантов в новой стране пребывания), Эфиопия никогда не была сколько-нибудь заметным центром притяжения для переселенцев из России.

Едва ли не единственными выходцами из нашей страны, поселившимися в Эфиопии до революции, стали... одна из внучек имама Шамиля со своим мужем. Родственники были категорически против её брака с простолюдином, торговцем родом из Харькова. И ей не оставалось ничего другого, как бежать из страны. И в 1900 году она со своим супругом обосновалась в Эфиопии. Там же родилась и Назима Ханафи Мухаммед, правнучка легендарного имама, вышедшая замуж за внучатого племянника Ивана Тургенева Юрия Лапина. После смерти супруга она приняла христианство, а при крещении – имя Мария. Всю свою жизнь Назима Ханафи Мухаммед прожила в Эфиопии, в собственной вилле на окраины Аддис-Абебы. Она известна как горячая противница чеченских сепаратистов, в своих интервью высказывала убеждение, что Чечня не сможет нормально существовать вне России, притом сами уцелевшие сепаратисты до сих пор весьма почитают Шамиля.

В нашей стране Назима Ханафи Мухаммед впервые побывала в 1994 году. По её собственным словам, она не приняла российское гражданство лишь из-за специфики эфиопского законодательства, согласно которому иностранцы не могут владеть недвижимостью. Поэтому, лишившись эфиопского паспорта, она одновременно рискует лишиться и виллы, остававшейся в собственности семьи и при императоре, и при «социалистическом» режиме Менгисту Хайле Мариама.

Что касается первой послереволюционной волны эмиграции, то её представители успешно «осваивали» экзотические по тем временам Тунис, Египет и Марокко, но практически не ехали в Эфиопию, несмотря на то, что страна эта была христианской.

Первым русским, обосновавшимся в Эфиопии после 1917 года, считается полковник Императорской, а затем Белой армии Георгий Николаевич Турчанинов. Подчинённые ему части обороняли Севастополь в ноябре 1920 года, во время эвакуации оттуда врангелевских войск и гражданских беженцев. После того как все погрузились на корабли, Турчанинов и его бойцы отплыли на нескольких баркасах и шаландах и уже в открытом море были подобраны кораблями союзников.

Из Галлиполи Турчанинов направился прямиком в Эфиопию, хотя имел все шансы устроиться в Европе. В новой для себя стране он, хорошо разбиравшийся в сельском хозяйстве, создавал крупные фермы, помогал в обустройстве императорского сада. Одновременно, по поручению властей, создал в Аддис-Абебе противопожарную службу, которая в ходе итало-абиссинской войны 1935-1936 годов и последующей оккупации страны помогла предотвратить множество крупных пожаров в городе и, по сути дела, спасла его от уничтожения огнём. Император ценил заслуги и неоднократно награждал Турчанинова.

Всего же за 10 лет, с 1925 по 1935 год, в Эфиопии поселились 17 бывших офицеров белых армий. К концу 30-х годов ХХ века, несмотря на итальянскую оккупацию, численность русской колонии (тех, кто проживал в стране постоянно) увеличилась до 80 человек, но к началу 70-х годов она сократилась примерно до 20 человек.

Интересно отметить, что все перемены во внутриполитической жизни Эфиопии, в том числе свержение императорского режима и приход к власти просоветского правительства Менгисту Хайле Мариама, практически никак не отразились на проживавших в стране выходцах из России. Практически все они смогли сохранить свою собственность и после переворота, как например, семейство потомков Шамиля. Объяснить это, на первый взгляд, странное обстоятельство несложно. Русская колония из-за своей крайней малочисленности никак, даже теоретически, не могла повлиять на расклад сил внутри страны, поэтому её просто оставили в покое.

Что касается причин «непопулярности» страны среди наших эмигрантов и, как следствие, подобной крайней малочисленности русской колонии в ней, то и они лежат на поверхности. Расположенная «на отшибе» бедная страна с неразвитой экономикой практически не давала переселенцам шансов на нормальное обустройство. Безусловно, сказывалась и относительная труднодоступность Эфиопии (по сравнению, к примеру, с Египтом), и её относительная «закрытость» для европейцев вообще и для русских в особенности. Даже после открытия Суэцкого канала, избавившего путешественников от необходимости огибать Африканский континент или же пересекать Синайский полуостров «посуху», англичане, французы и в меньшей степени итальянцы, во второй половине XIX века стремившиеся упрочить собственное влияние в Восточной Африке, всячески препятствовали проникновению туда русских.

Так, в 1889 году итальянские корабли в Красном море попытались воспрепятствовать высадке на эфиопский берег членов русской духовной миссии во главе с архимандритом Паисием и сопровождавших её казаков под командованием Н. И. Ашинова. Когда же, несмотря на противодействие итальянцев, миссия всё-таки смогла высадиться в порту Обок (на территории современной Республики Джибути), контролировавшие эти земли французы потребовали от русских сложить оружие либо поднять французский флаг. Получив отказ, они обстреляли русский лагерь, а затем взяли его штурмом. В результате пять человек было убито и столько же ранено, все остальные были обезоружены, а лагерь взорван.

Несмотря на это, миссия начала свою деятельность в Эфиопии. Император (негус Менелик) оказывал всяческую поддержку русским, многие из которых были удостоены различных государственных наград. Когда в 1895 году члены духовной миссии стали собираться назад в Россию, вместе с ними отправилась делегация эфиопских священнослужителей во главе с епископом Харрарским, чтобы поздравить Николая II с восшествием на престол.

В 1911 году бывший российский посланник в Эфиопии А. К. Булатович, духовный сын Иоанна Кронштадтского, попытался создать в стране постоянно действующую русскую духовную миссию. Попытка эта успехом не увенчалась в том числе из-за сопротивления части местных епископов, призывавших свою паству не отступать от традиционной веры.

Русско-эфиопские религиозные связи прервались, как несложно догадаться, в 1917 году и были восстановлены в 1948-м, после открытия Русской духовной миссии в Иерусалиме. А в 1959 году в Эфиопию, тогда ещё императорскую, прибыла делегация РПЦ во главе с архимандритом Никодимом. В 1966 году состоялся ещё один подобный визит, в ходе которого была достигнута договорённость об обучении эфиопских студентов в Ленинградской духовной академии.

Сотрудничество РПЦ и Эфиопской церкви продолжилось и после «социалистической революции» 1974 года, в результате которой церковь в этой африканской стране была отделена от государства. В 1974 году Эфиопию посетил Патриарх Московский и всея Руси Пимен, а четыре года спустя его эфиопский коллега Абуна Теофилос побывал в столице СССР, где принял участие в праздновании 60-летия восстановления патриаршества в нашей стране.

Советские власти если не приветствовали связи между РПЦ и Эфиопской церковью, по крайней мере, не сильно препятствовали им. Проще говоря, смотрели на них сквозь пальцы. Некоторые современные историки и богословы видят, а точнее, пытаются увидеть в этом некий идеалистический, «сакральный» смысл, своего рода «реинкарнацию» имперской, византийской традиции. Конечно, сторонники подобной точки зрения выдают желаемое за действительное. На самом деле советское правительство руководствовалось вполне прагматичными соображениями. Хотя – и это сложно отрицать – «имперская» компонента здесь, безусловно, присутствовала, но уже в совершенно ином качестве.

В 90-е годы прошлого века контакты между двумя церквями заметно ослабли – после свержения социалистического режима Менгисту и последовавшего затем фактического раскола Эфиопской церкви. Тогда часть епископов, включая крайне влиятельного эфиопского архиепископа США Иезехака, отказались признать избранного в 1992 году патриарха Павла, поддержав низложенного незадолго до этого патриарха Меркурия. По сути дела, русско-эфиопские религиозные связи стали вновь налаживаться лишь в последние годы. Как и в прежние времена, они становятся одним из важных факторов восстановления российского влияния в стране, традиционно считающейся частью православной ойкумены.