EN
 / Главная / Публикации / Сергей Довлатов: крупнее, чем в жизни

Сергей Довлатов: крупнее, чем в жизни

Анна Генова02.09.2021

Довлатова, как Зощенко, легко разобрать на цитаты. Среди них есть те, что окончательно ушли в народ. Автор фраз «потерпел успех» и «одержал поражение» ушёл слишком рано из жизни – в 49 лет. Жизнь этого печального крупного человека с застенчивой улыбкой затронула многих людей, потому что он писал о них, удивляя, оскорбляя, превознося – как повезёт. Больше всего писателя заботили именно современники и их истории, а также главная точка отсчёта – великая литература. Сергей Довлатов отпраздновал бы 3 сентября 80-летний юбилей.

Сергей Довлатов, 1987 год. Фото Нины Аловерт

Довлатов был обворожительным не только для женщин, но и вообще для всех ценителей литературы. Классический случай – ушёл недооценённым, был признан по-настоящему после смерти. Его памятник в полный рост стоит недалеко от его бывшего дома на улице Рубинштейна, его именем названа улица в Квинсе, Нью-Йорк. Но главное – книги продолжают печатать и переводить на многие языки, в том числе на японский – значит, его рассказы живут и во вне контекста. Довлатов – один из тех редких феноменов, который писал, оказавшись «в плену» у полуместечковой иммигрантской тусовки, однако его проза вышла за рамки оной. Как стихи Бродского. Проза Довлатова вышла из русскоязычной Америки, даже не хлопнув дверью. Она вышла незаметно, как-будто в другую комнату. И стала частью настоящей русской литературы.

Что говорили о Довлатове

В отклике на смерть Довлатова Лев Лосев написал: «Есть такое английское выражение - larger then life, крупнее, чем в жизни. Люди, их слова и поступки в рассказах Довлатова становились живее, чем в жизни. Получалось, что жизнь не такая уж однообразная рутина, что она забавнее, интереснее, драматичнее, чем кажется. Значит, наши дела ещё не так плохи».

Соавтор книги «Быть Сергеем Довлатовым. Трагедия весёлого человека», историк и политолог Владимир Соловьёв, сам нью-йоркский иммигрант, пишет о жизни Довлатова довольно жёстко: «Сказать, что ему привалило счастье в эмиграции, не могу, увы. Один к одному: широко известный в узких кругах, а какой другой круг читателей мог быть среди наших эмигре? Крошечные тиражи маленьких книжек в домодельных бумажных переплётах, да и те уходили главным образом на презенты друзьям, знакомым, врачам и прочей обслуге, а потом, когда наступила гласность, ходокам из нашей географической родины. «Я всех своих читателей знаю наперечёт – в лицо», – преувеличивал, но не так чтобы сильно Серёжа».

В феврале 1979 года Довлатов прилетел в Нью-Йорк, где прожил последние 12 лет своей жизни. На западе он выпустил двенадцать книг на русском, плюс две совместные «Демарш энтузиастов» с Вагричем Бахчаняном и Наумом Сагаловским и «Не только Бродский» с Марианной Волковой. Его ещё при жизни напечатали престижные журналы New Yorker и Partisan Review. Им восхищались многие знаменитые коллеги, a сам Довлатов обожал Чехова, Розанова и Зощенко. Из близких по месту и времени – Бродского, который отвечал ему если не тем же, то полным пониманием. После смерти Довлатова Бродский написал воспоминания. Некоторые фразы как будто писал о себе: «Серёжа был прежде всего замечательным стилистом. Рассказы его держатся более всего на ритме фразы; на каденции авторской речи. Они написаны как стихотворения: сюжет в них имеет значение второстепенное, он только повод для речи. Это скорее пение, чем повествование (...)».

А вот ещё одна цитата из Бродского, содержащая самое чёткое определение сути Довлатова как писателя: «Не следует думать, будто он стремился стать американским писателем, что был «подвержен влияниям», что нашёл в Америке себя и свое место. Дело в том, что Серёжа принадлежал к поколению, которое восприняло идею индивидуализма и принцип автономности человеческого существования более всерьёз, чем это было сделано кем-либо и где-либо. Я говорю об этом со знанием дела, ибо имею честь — великую и грустную честь — к этому поколению принадлежать. Нигде идея эта не была выражена более полно и внятно, чем в литературе американской, начиная с Мелвилла и Уитмена и кончая Фолкнером и Фростом. Идея индивидуализма, человека самого по себе, на отшибе и в чистом виде, была нашей собственной. (…) В этом смысле мы оказались «американцами» в куда большей степени, чем большинство населения США; в лучшем случае, нам оставалось узнавать себя “в лицо” в принципах и институтах того общества, в котором волею судьбы мы оказались».

Говорит Довлатов

«Писатель занят серьёзными проблемами — он пишет о том, во имя чего живут люди, как должны жить люди. А рассказчик пишет о том, КАК живут люди. Мне кажется, у Чехова всю жизнь была проблема, кто он: рассказчик или писатель?» (Из интервью Виктору Ерофееву).

«Я убеждён, что мы с Гоголем обладаем равными авторскими правами. (Обязанности разные). Как минимум одним неотъемлемым правом. Правом обнародовать написанное. То есть правом бессмертия или неудачи» («Ремесло»).

«Можно благоговеть перед умом Толстого. Восхищаться изяществом Пушкина. Ценить нравственные поиски Достоевского. Юмор Гоголя. И так далее. Однако похожим быть хочется только на Чехова». («Соло на ундервуде. Соло на IBM»)

«Русские писатели за границей вообще очень редко переходили на иностранную тематику. Бунин написал шедевр «Господин из Сан-Франциско», но иностранец у него условный, все проблемы разрешаются на метафизическом уровне, нет живого лица, тем более, что герой — мертвец. (...) Даже у Набокова, заметьте, русские персонажи — живые, а иностранцы — условно-декоративные. Единственная живая иностранка у него — Лолита, но и она по характеру — типично русская барышня».

Фото Нины Аловерт

Это цитата из интервью журналу Слово Word, в котором я работала 10 лет спустя его смерти. Руководительница журнала – незабываемая энергичная Лариса Шенкер, которая в редакции, находившейся на -1 этаже собирала всю писательскую и интеллигентскую элиту того времени. В редакции фамилия «Довлатов» произносилась с магическим воодушевлением, после которого в воздухе «звучала» пауза – как будто он там был, вместе с нами.

Еще о Довлатове


Нам удалось взять интервью у двух нью-йоркцев, непосредственно связанных с Довлатовым. Первая – это его современница, фотограф Нина Аловерт. Второй это писатель Саша Гальпер: он не знал писателя лично, но рассказы которого всё чаще сравнивают с довлатовскими.

Взгляд через линзу фото и памяти

Автор книги «Сергей Довлатов в фотографиях и воспоминаниях», известная нью-йоркская фотограф Нина Аловерт познакомилась с Довлатовым вскоре после того, как он приехал в Нью-Йорк. Первым делом она начала фотографировать писателя… Как это было, и какое впечатление на неё оставил Довлатов, Нина согласилась рассказать в эксклюзивном интервью.

Сергей Довлатов и Иосиф Бродский. Фото Нины Аловерт

– Не так давно вышел фильм «Довлатов». Мне кажется его создатели постарались как можно достовернее передать события жизни писателя. Получилось у них, по-Вашему?

– Фильм я досмотрела с трудом. Мне он показался скучным. Пробки к бутылкам из-под кефира создатели фильма искали подлинные, как я читала. А вот артисты, игравшие Сергея и Лену, далеки от подлинных (как, впрочем, и атмосфера того времени, какой она изображена в фильме). По улицам Ленинграда ходит эдакий Марчело Мастрояни в дорогом распахнутом чёрном полупальто и в чёрном шарфе. Что этот Довлатов иностранец – видно «за версту». У него не только одежда, но и пластика движений другая. Глубокомысленно рассуждает о литературе. С Бродским «на Вы». Хотя сам Довлатов говорил, что тогда никто ни с кем «на Вы» не был. Все мужчины ужасно серьёзные и бородатые… Надо было внимательно читать книги Довлатова, там много воспоминаний о его ленинградской жизни.

– Нина, ведь вы были настоящими друзьями, каким Вам запомнился Довлатов?

– Мы действительно были друзьями. Но минуло так много лет со дня его смерти, что прошлое становится почти неправдоподобным. Память к тому же слегка окружает прошлое легендами. Каким он мне запомнился? Высокий, красивый человек. Когда он шёл по улице, виден был издалека. Изумительный рассказчик. Но чаще мои воспоминания – картинки без слов и обо всех не расскажешь.

Сергей Довлатов. Фото Нины Аловерт

– Какой была Ваша первая фотография писателя?

– Мою первую фотографию я сняла в 1979 году. Сергей недавно приехал в Америку. Я с ним ещё не была знакома. В частном лофте была встреча русских эмигрантов с членами редколлегии парижского журнала «Эхо». На этой встрече Довлатов впервые выступил перед аудиторией с чтением своих маленьких рассказов-зарисовок, названных потом «Соло на ундервуде». После окончания чтения я его и сфотографировала. Довлатов недовольно посмотрел в мою сторону и спросил у своей знакомой: «А это ещё кто?!» Эта первая фотография – крупный план, Довлатов на чёрном фоне – моя самая любимая. Я вообще предпочитаю, чтобы человек, которого я снимаю, смотрел в аппарат. Вольно или невольно, он общается со мной в этот момент. И это общение остается на снимке навсегда.

В редакции газеты “Новый Американец”: Борис Маттер, Алексей Орлов, Сергей Довлатов, Любовь Федорова, Елена Довлатова. Фото Нины Аловерт.

Соло на PC

Саша Гальпер моложе Довлатова на одно поколение. Рассказы Гальпера – своего рода сублимат Довлатова. Он тоже пересказывает байки и реальные истории из жизни друзей, родственников и клиентов из центра социальной помощи, где служит соцработником. Мы попросили Сашу прокомментировать некоторые цитаты из Довлатова или о Довлатове. Вот что из этого вышло.

– Довлатов писал: «В эмиграции было что-то нереальное. Что-то, напоминающее идею загробной жизни. То есть можно было попытаться начать всё сначала. Избавиться от бремени прошлого» . Ты принадлежишь к так называемой «третьей волне эмиграции» – вас объединяет то, что уезжали навсегда. Как тебе кажется, если бы он дожил до наших времен, когда границы открыты и многие меняют место жительства далеко не однажды, какую страну или какой город он в итоге бы выбрал?

– Я его лично не знал и не могу этого сказать. Все ожидали, что как только железный занавес рухнет, так Бродский рванёт в Россию, в свой любимый Питер, что только пятки засверкают. А он, как известно, ни разу его не навестил. Был в Финляндии за 3 – 4 часа на автобусе от своего любимого города и не поехал. Но даже это не принципиально – главное, что время и технологии 21-го века позволяют Довлатову быть во всем русскоязычном мире в любом случае.

– Александр Генис вспоминал: «Он подслушивал жизнь. И в этом отношении его «Записные книжки» – очень характерные истории, потому что половине событий, которые он там описывает, я был свидетелем…». Ты в своём творчестве занимаешься практически тем же – описываешь истории «из жизни». Нет ли у тебя опасения и насчет себя, и насчет Довлатова, что эта «жизненность» укорачивает срок произведениям?

– Во второй половине 20-го века в русской культуре наметился серьёзный кризис. Нет никаких оригинальных идей – ни религиозных, ни философских. Невозможно придумывать героев и сюжеты и ставить их в определённые ситуации, чтобы сказать что-то о цивилизации (Толстой «Война и мир») или о христианстве (Достоевский «Братья Карамазовы»). Полная безыдейность. С определённостью, эмоциями можно говорить только о себе и ближайшем круге. О своей работе. О том, что хорошо знаешь.

Уже прошло 30 лет со смерти Довлатова. Нет абсурда Советского Союза, о котором он писал, а молодёжь продолжает читать Довлатова. Значит, он задел что-то вечное. Есть лирический герой, которому симпатизируешь, о котором думаешь.

– Недавно ты у себя в фейсбуке поставил одну из самых «идейных» цитат писателя: «От хорошей жизни писателями не становятся».

– Да, вот у Достоевского то же самое, но немножко по другому: «Страдание – да ведь это единственная причина сознания».

Рубрика:
Тема:

Также по теме

Новые публикации

Испанский общественный деятель Альфонсо де Хойос представил в Мадриде книгу о своём предке – первом герцоге Альмодоваре-дель-Рио, который служил послом в Российской империи при Елизавете Петровне, Петре III и Екатерине Великой. История отношений между нашими странами знала разные периоды как охлаждения, так и дружбы, и ставить точку здесь ещё рано, уверен испанец.
Мы часто говорим о великих музыкантах, коими русская культура очень богата. Но актуальны ли они сейчас в огромном мультикультурном мире или такой музыке нужен «перевод»? Николай Андреевич Римский-Корсаков, 180-я годовщина которого отмечается 18 марта, – случай очень необычный.
Одного из самых известных в мире русских философов – Николая Бердяева – называют «философом свободы». Сам он писал, что для него свобода – это «дух, творческий акт, личность, общение любви». Его поиск духовной свободы получился непростым: дворянин, революционер, заметная фигура Серебряного века, эмигрант, участник Сопротивления, гражданин СССР.
«Все мы вышли из бондаревских "Батальонов…"», – сказал когда-то Василь Быков от имени всех писателей-фронтовиков. Бондарев прожил долгую плодотворную жизнь и ушёл совсем недавно, в 2020-м, в возрасте 96 лет. 15 марта мы отмечаем 100-летие писателя.
Студенты Казахско-русского международного университета (КРМУ)  недавно вернулись из Сочи, где представляли университет и Русский центр на Всемирном фестивале молодёжи.  Попасть на фестиваль было непросто, но время, проведённое в Сириусе, навсегда останется в их памяти.
От чего зависит слитное или раздельное написание в словах притом и при том? Требуют ли они обособления на письме? Расскажем, как не допустить орфографических и пунктуационных ошибок.
О том, как поддержать наших соотечественников, борющихся против давления русофобии и навязанных ценностей, говорили на секции «Популяризация традиционных общечеловеческих ценностей как основа поддержки соотечественников, проживающих за рубежом» форума «Россия – дом народов», который прошёл 12 марта в Москве.
По данным Минобрнауки, в России учится 355 тысяч иностранных студентов. Это примерно 7,6 % от общего числа всех студентов в наших вузах. Интерес к российскому образованию и русскому языку не падает. Как поступить в российский вуз и что надо знать об обучении в России?
Цветаева