Русский исход – от трагедии к примирению
Светлана Сметанина05.11.2020
В этом году отмечается 100-летие Русского исхода. 11 ноября (29 октября по старому стилю) генерал Врангель отдал свой последний приказ по армии о немедленной эвакуации из Крыма. При всей трагичности этой ситуации у неё есть и другие следствия, о которых также нужно помнить и говорить. О мифах вокруг Русского исхода, его трагедии и истории успеха русских эмигрантов на чужбине размышляет Марина Сорокина, заведующая отделом истории российского зарубежья Дома русского зарубежья им. А. И. Солженицына.
– В этом году отмечается важная дата – 100-летие Русского исхода. На Ваш взгляд, какие смыслы и уроки открывает нам сегодня это трагическое событие? О чём оно заставляет задуматься?
– Такие рубежные даты, как 100-летие, – всегда очень хороший повод и для того, чтобы переосмыслить наше понимание этих событий, и для того, чтобы понять, зачем, собственного говоря, мы помним эту дату. И почему эти цифры нас так завораживают? Я думаю, самое страшное, что может пережить любой народ, любая нация, этнос, семья и, наконец, человек, – это гражданская война.
Существует разнообразная литература на многих языках, которая анализирует уроки и реальные цифры того, что мы называем Русским исходом. Замечу, что ещё совсем недавно использовался только один термин – Исход. А 25 лет назад даже и этого термина «исход» ни в литературе, ни в общественной мысли не существовало. А сегодня мы уже говорим о Великом Русском исходе. В некотором смысле по аналогии с новым термином «Великая Русская революция». Ибо эти два понятия – революция и исход, – конечно же, тесно связаны.
– С одной стороны это огромная трагедия. А с другой – получается, что Россия таким широким жестом во многом обогатила те страны, куда переехали эмигранты, представлявшие в том числе и элиту России того времени…
– Есть несколько следствий Исхода. Первое следствие – трагедия, которую сегодня всё чаще называют травмой. Страшная травма общества, которое оказалось так разделённым, которое потеряло больше миллиона своих сограждан.
С другой стороны, всякая травма, как и всякий стресс, имеют и оборотную сторону. Более миллиона наших сограждан, которые покинули территорию бывшей Российской империи в течение и после Гражданской войны, расселились на всех континентах мира. Они проявили совершенно невероятную способность адаптироваться и выжить в новых условиях. И в некотором смысле их история – это, прежде всего, история успеха.
Наконец, есть ещё третий аспект. То, как широко отмечается столетие Русского исхода в нашей стране, конечно, вещь неслучайная. Эта дата стоит в ряду других памятных дат и маркирует собой совершенно определённую историческую политику, которую проводит современное российское государство. Я имею в виду – и говорю об этом совершенно осознанно – политику примирения общества со своей историей. Вспомним, что в Москве, в центре города, недавно поставлен памятник узникам ГУЛАГа, окормляются места их гибели и исчезновения. Мы видим, что государство проводит линию на примирение – чтобы отдать долг всем жертвам и ГУЛАГа, и Исхода, и коллективизации. Чтобы, преодолев эти раны, выйти на новый уровень и самого общества – я имею в виду, прежде всего, единение с нашими соотечественниками.
– А сами эмигранты, точнее, их потомки, готовы к примирению? Или что-то по-прежнему мешает?
– Здесь ситуация очень простая, на самом деле. Есть некая реальность, и есть очень интересный, очень важный миф, созданный белой русской эмиграцией. При этом надо понимать, что миф – это совсем не то, что называют ложью. Это – самоописание. Это то, как белая русская эмиграция себя описывала, достигнув в этом огромных успехов.
Мне приходится очень много общаться с потомками нашей белой эмиграции по всему миру. И я должна сказать, что в своей душе они уже давным-давно – а большинство из них люди православные или люди верующие – давным-давно примирились и забыли те страшные испытания, что выпали на долю их бабушек и дедушек. Когда я говорю «забыли», я не имею в виду, что «забыли навек», нет. Но жизнь идёт вперёд, всё меняется. Самое главное, что их бабушки и дедушки подарили им образ России, которая с ними всегда рядом. Поэтому любое современное поколение, где бы эти потомки ни работали, носит в душе некое, достаточно возвышенное, представление о России, и они не собираются с ней воевать, а, наоборот, стараются сотрудничать.
Могу сказать на примере такого экзотического и, казалось бы, такого далёкого от нас континента, как Южная Америка. Там в аргентинских семьях бывших русских белоэмигрантов сохраняются и русские фамилии, и русские имена – старшего сына до сих пор традиционно называют Иваном. И это совершенно легко примиряется с тем, что они, например, католики по вероисповеданию.
Сегодняшняя идентичность потомков белой эмиграции очень мозаична – и это их богатство, особенно в современном мире.
Читайте также: Русские в Бразилии: «Мы не в изгнании, мы в послании»
– Общаясь с потомками белой эмиграции, я неоднократно слышала историю о том, как их родители или дедушки с бабушками, высадившись на берег с корабля, буквально на голом месте начинали воссоздавать свой привычный русский мир: строили церковь, гимназию, начинали отмечать все православные праздники. Это действительно так и было?
– Историк – это своего рода патологоанатом. Как говорил Тацит, мы должны рассматривать историю без гнева и пристрастия. То, о чём вы говорите, конечно, часть белоэмигрантского мифа. Потому что как только мы посмотрим, где строили церкви, мы увидим, что это происходило не сразу и не везде. А уж если мы посмотрим на школы и гимназии, то это вообще отдельная история.
Читайте также: Русский дом на Тубабао
Как раз несколько дней назад прошла, к сожалению, практически незамеченной ещё одна важная дата – 100-летие первой Русско-сербской гимназии. Фактически это первая русская гимназия, построенная белоэмигрантами, которая просуществовала вплоть до Второй мировой войны. И обратите внимание – она была действительно гимназией по сути своего преподавания, а не только по названию.
Образование там строилось на очень серьёзном фундаменте русских дореволюционных гимназий. С другой стороны, – и это единственный такой пример – она сразу стала называться русско-сербской. Наряду с детьми русских эмигрантов туда принимали и сербских детей. Там можно было выучить и сербский язык – наряду с французским, немецким, латынью и всеми остальными языками, которые входили в программу.
Люди очень предусмотрительно выстраивали систему образования в новой среде – не как русское гетто, а как сохранение своей идентичности и своего русского духа при сотрудничестве и взаимодействии с окружающей средой.
– Мы знаем немало примеров успешных судеб русских эмигрантов – это и учёные, и авиаконструкторы, и музыканты. А в целом таких примеров состоявшихся людей много или это относительно небольшой процент?
– Подавляющее большинство тех, кто покинул Россию после Русской революции, конечно, состоялись. Этому помогало и общинное сознание. Но люди все очень разные. Кто-то предпочитал индивидуально делать карьеру – это происходило прежде всего в Соединённых Штатах и западноевропейских странах. А в юго-восточных и южных странах, где исходно были более патриархальные взаимоотношения, по-другому строились и связи русских эмигрантов с местным сообществом.
Если брать профессиональные сообщества, то могу резюмировать: для развития науки в СССР потери были, но не очень большие, и тот уровень, который имела советская наука, тому лишнее доказательство. Здесь не надо ни преуменьшать, ни преувеличивать.
В то же время для некоторых стран приход русских эмигрантов имел огромное значение – для той же Сербии. Белград – и официальный, и православный – в значительной степени был построен русскими архитекторами. Белградская опера и балет также созданы благодаря значительному вкладу русских театральных деятелей. И так во многих странах. Эмиграция открывает тем, кто к этому готов, огромные новые возможности.
– В Ливане, например, русские эмигранты открыли и консерваторию, и балетное училище, и музыкальное, которых там раньше не было.
– Для любой страны приход беженцев – это колоссальная социальная проблема. Представьте себе: к вам приходят люди, которые пять лет провели на войне. А многие из них ещё приходят и с оружием. Поэтому для стран, которые принимали русских беженцев, это была очень большая проблема. Но, разумеется, уровень развития этих стран тоже был разный,поэтому и использовали этих беженцев по-разному. В некоторых странах из них образовывали пограничные округи или отправляли работать в шахты целыми военными подразделениями – на тяжёлую физическую работу.
Читайте также: Русские эмигранты в Ливане
Но, к примеру, судьба русских беженцев на Балканах – в современной Сербии, Хорватии, Болгарии – была довольно успешной именно благодаря тому, что их знания были там востребованы. Достаточно сказать, что в довоенной Сербской академии наук десять человек из числа русских беженцев стали действительными членами и членами-корреспондентами Академии. Я уж не говорю о том, что в Белградском университете до Второй мировой войны работало порядка 70 русских профессоров.
Читайте также: Из истории русского Белграда
В Соединённые Штаты Америки и в те времена не так легко было попасть, это только в книжках легко звучит: «перебрался в США». Но туда просто так не переберёшься, надо попасть в очень маленькую квоту, получить визу. А западноевропейские страны поддерживали русских беженцев – достаточно вспомнить Русскую акцию чехословацкого правительства. Между прочим, в следующем году ей будет сто лет.
Разумеется, среди белой эмиграции было достаточно много и образованных людей, и профессуры. Но сказать, что это были исключительно «лучшие люди» России, нельзя. Это из области мифов. Значительно больше их осталось в России. Разговоры о том, что в эмиграцию уехали два-три миллиона человек, мягко говоря, не точны.
Уже хорошо посчитано, какое количество беженцев ушло из каких точек. Когда мы говорим о Русском исходе, мы в первую очередь понимаем под ним эвакуацию врангелевских войск из Крыма. Это всего около 145 тысяч человек. Причём должна заметить, что это была очень организованная эвакуация. И это главная заслуга барона Петра Николаевича Врангеля. Как военный он проиграл свою битву, но как военачальник, сумевший сохранить жизни своих подчинённых, как великий организатор этой эвакуации он может и должен почитаться. Из Владивостока ушло не более 40 тысяч человек.
Где же ещё более двух миллионов?
– Можно ли сегодня всерьёз говорить о живом наследии русской эмиграции? О её традициях – в воспитании, например?
– То, что это наследие живо, – мы с этим сталкиваемся каждый день. Как только в России произошли политические изменения, сразу же огромное количество потомков русской эмиграции потянулись в нашу страну. Они стали развивать и экономические, и культурные связи, восстанавливать семейные связи.
Сегодня семейная память, семейная традиция в некотором смысле важнее, чем государственная память. Благодаря этим людским контактам, это наследие и живёт. Ведь мы русские люди, прежде всего, по своей культурной идентичности, а не национальной. Русская дореволюционная элита была имперской. А имперская элита, которая возникает на территории империи, уже изначально мультинациональна.
В той же Южной Америке мы мгновенно друг друга узнаём, даже говоря на разных языках. Для меня это тоже было большим удивлением.
– А в тех странах, которые принимали русских эмигрантов, как-то сохраняется память об их вкладе в нациолнальную культуру и науку?
– В Бразилии, например, есть памятник русской женщине-эмигрантке – психологу, которая стала национальным героем этой страны. Её имя – Елена Владимировна Антипова. Она создатель бразильской модели поддержки детей с особенностями развития – и разрабатывала её тогда, когда в России ещё никто об этом не знал и не ведал.
В Бразилии существует огромный Фонд Елены Антиповой, который работает уже больше 50 лет и занимается поддержкой всех видов человеческой нестандартности – от детей с особенностями развития до людей старшего возраста. И таких примеров очень много. С моей точки зрения, это очень позитивный момент: благодаря тем людям, которым, конечно, пришлось много страдать, которые были беженцами, но благодаря их деятельности влияние русской культуры, русских традиций, вообще влияние России в мире значительно увеличилось и расширилось.