Участника XIII Ассамблеи Русского мира профессора Орлина Стефанова, болгарского театроведа и публициста, в России знают ещё и как блестящего лектора. Неслучайно его приглашают прочитать курс лекций по истории литературы многие российские вузы. Вот и в Ярославле он выступит перед студентами с лекцией о театральном наследии Пушкина.

– На XIII Ассамблее Русского мира Вы планируете выступить с лекцией о театральном наследии Пушкина. А почему выбрали именно такую тему?

– Эта тема связана с несколькими поводами. Во-первых, в этом году исполнилось 220 лет со дня рождения Александра Сергеевича Пушкина – своеобразный юбилей. Кроме того, это ещё и Год театра в России. И вот мы с моими друзьями из «Русского мира» решили, что это подходящая тема.

Но это сугубо внешний контур. А глубинный смысл выбора темы состоит в том, что Пушкин – величайший драматург и мыслитель в области театра. Поэтому мне кажется, что разговор и выступление с апологией пушкинского понимания театра и драматургии будет очень интересно слушателям. К примеру, «Маленькие трагедии» в таком концентрированном виде никто не написал ни раньше, ни после Пушкина, а «Борис Годунов» – словами не передать, насколько это глубоко.

Орлин Стефанов, лекция в РУДН. Фото: phil.rudn.ru

– Вы как-то сравнивали Пушкина, Шекспира и Софокла. На Ваш взгляд, в их произведениях есть нечто общее – в оценке человека и его поступков?

– Я считаю, что да. Когда отмечалось 200 лет со дня рождения Пушкина, в Софии проходила большая конференция. Я выступил там с докладом, который потом широко распространился в интернете и даже попал в «Пушкинскую энциклопедию».

В чём их близость по существу? А в том, что и Шекспир, и Софокл, и Пушкин показывают, что люди, которые посвятили себя власти, смогли добраться до её вершины, готовы и решаются на преступления, покушаясь на человеческую нравственность. Но! Обязательно приходит момент раскаяния и ужаса от содеянного, угрызений совести.

Клавдий в «Гамлете» говорит:

Удушлив смрад злодейства моего.

На мне печать древнейшего проклятья:

Убийство брата. Жаждою горю,

Всем сердцем рвусь, но не могу молиться.

Помилованья нет такой вине.

Как бы ты ни старался не обращать внимания на совесть, она обязательно проявится и заставит мучиться угрызениями вины. Или восклицание Бориса Годунова: «Жалок тот, в ком совесть нечиста!». Это же вообще недюжинное признание!

У великих авторов каждый человек подвержен этим уколам совести и расплачивается за свои грехи. Такая ответственность проецируется и на читателя, и зрителя. Поэтому они и великие, что их произведения представляют собой непреходящие ценности, а это значит – вечные и одинаковые для всех.

– Вы сначала учились на актёрском отделении в Софии, потом поступили в Ленинградский институт музыки и кинематографии. То есть поначалу Вас привлекала именно карьера актёра?

– Меня привлекал театр. Но я быстро понял, насколько актёр зависим от репертуара, от режиссёра, от всевозможных экспериментов, от конъюнктуры. А я по характеру человек независимый, никогда не согнусь. И ради чего терять себя? Лучше, любя театр, стать театральным критиком, театроведом, потому что тогда ты отвечаешь сам: написал – отстаивай свою точку зрения.

Монолог Меркуцио из Ромео Джульетты Шекспира. Читает Орлин Стефанов

– Вы учились в Ленинграде, очень много бывали в России – и тогда, и сейчас. А что для Вас Россия? Какое место она занимает в Вашей жизни?

– Думаю, что её место не переоценить. Я обязан России и временем учёбы, и временем дальнейшей реализации. И тем, что овладел русским языком, а это великий язык. И тем, что нахожу своих слушателей, читателей своих публикаций. Это же спасает от опасности маргинализации. Когда личность хочет быть самостоятельной, ей нужно пространство для проявления. А Болгария – очень маленькая страна, где каждый знает всякого. Таким образом очень нетрудно человека замуровать в каких-то границах.

А когда страна большая, это даёт и большие возможности для реализации. Я часто езжу в Россию как приглашённый профессор в вузы, где меня прекрасно встречают. Сейчас получил приглашение выступить с лекцией на форуме «Русского мира» – это бесподобное признание. Где ещё такое найдёшь? Россия незаменима.

В годы моей учёбы в Ленинграде у меня были прекрасные преподаватели. В это время процветал театр Георгия Товстоногова, Игорь Владимиров руководил театром имени Ленсовета. В то время, когда созидаешь себя, очень хорошо иметь прекрасных преподавателей и возможность наслаждаться искусством. Про Петербург ведь и говорить не приходится – сколько всего там сконцентрировано, это же уникально! Эрмитаж, Русский музей и вообще архитектура Северной Венеции – не передать, какой для меня это был шанс!

Сначала, между прочим, у меня было собеседование для поступления в ГИТИС. Но мне сказали, что там на курсах уже всё переполнено и предложили поехать на учёбу в Ленинград. Я, конечно же, с удовольствием согласился. А когда приехал, убедился, насколько это был прекрасный выбор. Это был прекрасный шанс для становления меня как театрала и как личности.

– Вас уже приглашали читать лекции в Якутию, Башкирию… Какое у Вас впечатление о современных студентах?

– Я также был три с половиной месяца в Челябинске. Недавно встречался со студентами в Белгороде, несколько лекций прочитал в РУДН. Обобщённо могу сказать, что в основном студенты с большим интересом слушают мои лекции. Потому что я им говорю интердисциплинарные вещи. Я не зацикливаюсь на каком-то буквальном знании, а предпочитаю понимание. Знание фактов и подробностей легко может прийти по мере надобности. Однако, если у тебя нет стержня понимания, знание фактов не поможет.

Я стараюсь показать на примерах – как можно вникать в литературу и историю прекрасного. Потому что произведения искусства, когда они настоящие, не увядают и не меняются. Меняются законы общества, науки и техники, медицины, но искусство остаётся и всегда имеет свою силу.

Такой подход позволяет увидеть уникальность и универсальность художника, помогает свести воедино множество вещей. Об этом говорил известный русский искусствовед Бахтин в своей статье «Искусство и ответственность» – о вине и ответственности: вине за несовершенство и ответственности эти несовершенства устранять – с одной стороны у художника, а с другой стороны – у публики. Она должна быть требовательной, а не рассчитывать, чтобы её забавляли.

У меня есть такой водораздел: театр Полония или театр Гамлета. Полоний делает ставку на то, чтобы развеять хандру принца, позабавить его. Однако Гамлет инструктирует этих актёров и с их помощью пробуждает совесть у Клавдия, который узнаёт своё преступление в их игре. И хотя театр Полония, на первый взгляд, более привлекателен, театр Гамлета сильнее. Он не потакает человеческим слабостям, а стремится освободить от них. И это есть очищение от иллюзий и заблуждений.