Мы и сегодня не всегда понимаем, как правильно: Гудзон или Хадсон, Генрих или Хайнрих, Вильям или Уильям, риэлтор или риелтер, ну и так далее. Казалось бы, катастрофа и сплошное мучение. Однако в этом мучении и заключается наше языковое преимущество…

Сила традиции

У русского языка много проблем, но сегодня хочется говорить о приятном. Нам есть чем гордиться. Например, кириллицей. Точнее было бы называть наш алфавит русским, существующим на кириллической основе, но как-то уж привыкли объединяться с сербами, болгарами, украинцами, белорусами, народами России и образовывать кириллический союз. Конечно, он не так велик по сравнению с союзом латинским, и в эпоху глобализации это приводит к некоторым проблемам. Например, многие иностранцы, приехав к нам, жалуются, что ничего не понимают, не могут прочесть названия улиц и площадей. И некоторое время помучившись, предлагают нам перейти на латиницу. Дескать, это улучшит взаимопонимание. Мы вежливо отказываемся, объясняя это привычкой или – более торжественно – традицией.

Кстати, у нас ведь был недавний опыт частичного перехода на латиницу. В девяностые годы, когда мы только овладевали компьютерной грамотностью, кириллические кодировки ещё не были хорошо разработаны и приходилось писать электронные письма латиницей. Мы справились с этим, но, честно скажу, удовольствия не получили. Было непривычно, неудобно, некомфортно. И с каким же удовольствием мы приветствовали кириллизацию Интернета вообще и электронной почты в частности. Вот она, сила привычки или, будем точны, культурной традиции.

Рыцарь Ивангоэ

А трудности мы преодолеем! И не только преодолеем, но и извлечём определённую пользу. И вот какую. С трудностями несовпадения кириллицы и латиницы мы сталкиваемся при практической транскрипции, то есть при передаче заимствований и иностранных имён собственных с помощью нашего алфавита. Авторы книги «Иностранные имена и названия в русском тексте» Р. С. Гиляревский и Б. А. Старостин писали, что английскую фамилию Galsworthy можно записать по-русски 144 вполне разумными способами: Голсуорси, Галсворти, Гэлзворси и т. п. Мы и сегодня не всегда понимаем, как правильно: Гудзон или Хадсон, Генрих или Хайнрих, Вильям или Уильям, риэлтор или риелтер, ну и так далее. Казалось бы, катастрофа и сплошное мучение. Однако в этом мучении и заключается наше языковое преимущество. Как поступают в этом случае представители различных алфавитов на латинской основе, заимствуя, например, из английского во французский, из французского в польский, из польского в венгерский, из венгерского в английский? Как правило, имя заимствуется без всяких изменений, то есть записывается так же, как писалось в языке-оригинале, а дальше читается по своим собственным правилам. То есть написание в точности сохраняется, а вот фонетический облик может измениться довольно сильно. Такова судьба немецкой фамилии Strauss во французском языке (из Штрауса она превратился в Стросса, вспомним великого Леви-Стросса) или венгерской фамилии Soros в английском (из Шороша она превратилось в Сороса, вспомним известного финансиста).

А вот у нас всё не так. Мы вынуждены задумываться уже на первом этапе, потому что не можем автоматически перенести иностранное слово в русский язык. Мы должны поменять графику, записать его кириллицей. И мы сразу пытаемся записать слово так, чтобы его произношение по-русски было похоже на его произношение в родном языке. Наши правила транскрипции в течение веков меняются, но развитие их идет именно в этом направлении. Если в девятнадцатом веке название романа Вальтера Скотта звучало как Ивангоэ, что мало напоминало английское произношение, то позднее мы пришли к максимально близкому Айвенго. Кстати, и сам Скотт должен был бы стать Уолтером, но уважение к культурной традиции позволило сохранить ему в русском языке прежнее имя.

Фонетическая деликатность

Так вот, замечательным образом наша «алфавитная» непохожесть на латинский мир позволяет нам передавать иностранные слова, и имена собственные в первую очередь, более точно, с фонетической точки зрения. Русский язык (в лице тех, кто занимается практической транскрипцией) рассуждает следующим образом: «Мы ведь всё равно вынужденно (по причине другого алфавита) меняем написание, так уж давайте бережно отнесёмся к фонетическому облику иностранного слова». Обладая иной графикой, русский язык оказывается точнее фонетически.

Так что прежде чем жаловаться на «трудности русского языка», задумаемся об их стимулирующей силе. Ведь кириллица предоставляет нам замечательный пример того, как определённые трудности могут приносить ощутимую пользу.