11 ноября 1920 года командующий Южным фронтом Красной армии М. В. Фрунзе направил П. Н. Врангелю радиограмму с предложением капитулировать: «Ввиду явной бесполезности дальнейшего сопротивления ваших войск, грозящего лишь пролитием лишних потоков крови, предлагаю вам прекратить сопротивление и сдаться со всеми войсками армии и флота, военными запасами, снаряжением, вооружением и всякого рода военным имуществом». Всем сдавшимся была обещана амнистия, а желающим эмигрировать – беспрепятственный выезд из Советской России. Врангель не ответил.

В тот же день, 11 ноября, в крымских портах началась погрузка на корабли солдат и офицеров врангелевских войск, с весны 1920 года именовавшихся Русской армией, членов их семей, чиновников гражданской «белой» администрации, а также «обычных» штатских. Всего за 5 дней более сотни судов (их количество, по разным данным, варьировалось от 126 до 170) переправили в Константинополь до 150 тысяч человек.

О крымской эпопее и ноябрьской эвакуации как о логическом её завершении написаны тома. В наши дни многочисленные исследователи и публицисты, приверженцы разных научных школ и стоящие на разных, порой прямо противоположных идеологических позициях, по-прежнему уделяют этой теме самое пристальное внимание. Несмотря на то, что пресловутых «белых пятен» в данном случае практически не осталось.

Что касается конкретно эвакуации врангелевцев из Крыма, то с ней традиционно связывают окончание Гражданской войны в европейской части России и появление «феномена» белой эмиграции. И если в первом случае никаких сомнений нет и быть не может – Крым действительно стал последним плацдармом белых на юге и западе страны, то во втором правильнее было бы говорить о формировании сугубо военной эмиграции, т. е. о попытках сохранить на чужбине армию как цельную структуру. По большому счёту, белая, т. е. антисоветская эмиграция начала формироваться ещё до Октябрьской и даже до Февральской революции. Многие дипломаты, равно как и представители аристократии, находившиеся в Европе и Америке, остались там после событий 1917 года, став таким образом первыми «невозвращенцами». Далее, эвакуация из Крыма в ноябре 1920 года была далеко не единственным событием такого рода. До этого были эвакуации из Одессы и Новороссийска, из Архангельска, был, наконец, «исход» белых из российского Дальнего Востока в Манчжурию.

Другое дело, что эвакуация в ноябре 1920 года оказалась наиболее масштабной. Как уже говорилось выше, в крымских портах на корабли погрузилось 150 тысяч человек, в том числе 70 тысяч военнослужащих. А всего через Константинополь в начале 20-х годов ХХ века прошло более 300 тысяч русских эмигрантов. И самое главное, крымский исход, или, как его нередко называют многие авторы, включая эмигрантских, «крымская катастрофа», вся крымская эпопея 1920 года в целом, как ни парадоксально это звучит на первый взгляд, означала для белых «надежду на чудо». Сначала на коренной перелом в ходе Гражданской войны, а затем на продолжение белой борьбы в эмиграции с последующим возвращением в освобождённую от большевиков Россию.

Надежды эти в итоге оказались беспочвенными, но в своё время не выглядели совсем уж безосновательными. Особенно после «новороссийской катастрофы» марта 1920 года, когда, казалось, что красные победили окончательно, не оставив белым никаких шансов на продолжение борьбы. Однако преемник генерала А. И. Деникина барон Врангель смог в значительной степени исправить казавшуюся безнадёжной ситуацию. Первым делом, как несложно понять, он приступил к переформированию и перевооружению потрёпанных и деморализованных войск, прибывших из Новороссийска, к восстановлению и укреплению изрядно пошатнувшейся дисциплины. Главное же, ему удалось стабилизировать обстановку в собственном тылу, воплотив в жизнь ряд важных мер в экономике и социальной сфере. Главой гражданской администрации Крыма стал бывший товарищ министра финансов, а затем управляющий землеустройством и земледелием России А. В. Кривошеев. При его непосредственном участии была проведена аграрная реформа, передававшая землю в «вечную и неотъемлемую собственность» крестьянам. Межевание было проведено в конце апреля 1920 года, а уже в середине лета крестьяне собрали первый урожай.

Земельная реформа стала своеобразным катализатором развития всей экономики Крыма. Появились мелкие и даже средние производства, ожила торговля. Правда, относительная стабилизация во врангелевском тылу обеспечивалась не только действительно грамотной экономической и социальной политикой, но и беспощадными карательными мерами. Особенно на вновь занятых территориях в Таврии и Северном Причерноморье. «Население местности, занятой частями крымской армии рассматривалось как завоеванное в неприятельской стране, – отмечает в своей «Записке о причинах крымской катастрофы» бывший начальник судной (судебной. – ред.) части 1-го корпуса Русской армии В. Самборский. – Крестьяне беспрерывно жаловались на офицеров, которые незаконно реквизировали, то есть, вернее, грабили у них подводы, зерно, сено и пр. Защиты у деревни не было никакой... В сущности, никакого гражданского управления в занятых областях не было...». В самом Крыму обстановка была немногим лучше. Короче говоря, на всей контролировавшейся Врангелем территории порядок поддерживался драконовскими мерами. Как пишет тот же Самборский, «генерал Кутепов прямо говорил, что ему нужны такие судебные деятели, которые могли бы по его приказанию кого угодно повесить и за какой угодно поступок присудить к смертной казни... Людей расстреливали и расстреливали. Ещё больше расстреливали без суда. Генерал Кутепов повторял, что нечего заводить судебную канитель: расстрелять – и всё». Немногим лучше вёл себя и другой врангелевский генерал – А. Я. Слащев, прозванный вешателем. Кстати, в 1921 году он вместе с группой из 30 белых офицеров вернулся из Константинополя в Советскую Россию. А в 20-м году, по некоторым сведениям, готовил в Крыму просоветский переворот.

Так или иначе, но генералу Врангелю удалось превратить Крым в «остров благополучия», правда, весьма относительного, по сравнению с остальной объятой хаосом Россией. Не случайно советские руководители уделяли большое внимание «антикрымской пропаганде». Тогда, в 1920 году, Владимир Маяковский написал свою «Сказку о том, как баба одна толковала про Врангеля без всякого ума». А в последующие годы тема Крыма как «острова благополучия, острова надежд» получила своё развитие в эмигрантской литературе. Достаточно вспомнить «Остров Крым» Василия Аксёнова.

Однако все усилия генерала Врангеля и его сподвижников обеспечили им только тактические успехи. И пусть им действительно удалось, как полагают многие современные авторы из числа адептов Белого движения, превратить Крым в «витрину благополучия, обращённую ко всей России», т. е. наглядно продемонстрировать, за что именно, за какое будущее для страны они борются. Но сделали они это слишком поздно. Все предыдущие несколько лет белые боролись лишь «против» – против большевиков, «а там видно будет». Подобные, если так можно выразиться, перспективы, не устраивали многих. В том числе и кадровых военных бывшей Императорской армии, перешедших на службу к большевикам. Среди них был и генерал А. А. Брусилов, в октябре 1920 года подписавший обращение к бойцам врангелевской армии с призывом «сложить оружие и не проливать братской крови».

Это «пораженческое» обращение многие авторы, прежде всего белые, называют в числе главных причин неудачи врангелевцев осенью 1920 года. Безусловно, оно отразилось на моральном духе белых войск. Но, даже если прославленный герой Первой мировой войны и не поставил бы свою подпись под этим воззванием, если бы красные лётчики не разбрасывали над позициями Русской армии многочисленные листовки за подписью Фрунзе и самого Ленина, положение белых всё равно оставалось бы безнадёжным. На Крым, который отнюдь не был неприступной крепостью, наступала группировка красных общей численностью почти в миллион человек. Противостоять ей в одиночку у Врангеля не было никаких возможностей. Тем более что красным в немалой степени «помогла» погода. В начале ноября 1920 года устойчивый северный ветер отогнал воды озера Сиваш и заливов возле Перекопского перешейка, позволив переправиться через них вброд, что и произошло в ночь с 7 на 8 ноября.

Сражения на Перекопском перешейке, равно как и последующее отступление белых, подробно описаны в военно-исторической литературе, так что нет смысла повторяться. Отметим лишь, что на Перекопе, а точнее на знаменитом Турецком валу, окончили свой боевой путь гвардейские полки Императорской армии. Об их последних боях писал впоследствии Д. И. Мейснер: «…Нас атаковала красная конница, и конные батареи открыли по нас огонь. Остатки исторических полков старой гвардии, шедшие с нами, сделали попытку отбить атаку. Офицеры в меховых шапках с гвардейскими звёздами на них, с вшитыми в шинели погонами, чтобы не было искушения сорвать их, рослые, внешне спокойные и уверенные, начали строить цепи солдат, отдавая команду готовиться к бою. Это были офицеры когда-то прославленных полков – Преображенского, Измайловского, Семёновского… Но от самых этих полков оставались к тому времени по три-четыре офицера и по два-три подпрапорщика с многими Георгиевскими крестами… Я собственными глазами видел последний бой гвардейских полков…»

К 10 ноября части РККА сломили последние очаги сопротивления белых на Перекопском перешейке и устремились на юг. На следующий день П. Н. Врангель отдал приказ об эвакуации своих войск. Проходила она по заранее разработанному плану. Однако кораблей не хватало, из-за чего пришлось бросить большое количество военной техники и имущества. Погрузившиеся на пароходы люди находились там в ужасающих условиях. «На некоторых судах, рассчитанных на 600 человек, находилось до 3 тысяч пассажиров: каюты, трюмы, командирские мостики, спасательные лодки были битком набиты народом. Шесть дней многие должны были провести стоя, едва имея возможность присесть», – писал в те дни корреспондент берлинской эмигрантской газеты «Руль».

Несмотря на подобные, во многом объективные трудности, эвакуация из Крыма прошла довольно организованно. По крайней мере, по сравнению с той же «новороссийской катастрофой». Это обстоятельство, а также сам факт переброски в Константинополь большого количества сохранивших строй вооружённых людей позволял надеяться не только на сохранение армии, но и на скорое возвращение в Россию. Многие белые офицеры в те дни рассматривали крымскую эвакуацию как один из эпизодов продолжающейся вооружённой борьбы с большевиками. А сам Врангель тогда же планировал снова высадиться в одном из пунктов Черноморского побережья к 1 мая 1921 года.

Однако и этим надеждам не суждено было сбыться. Бывшие союзники по Антанте, хоть и продолжали какое-то время снабжать эвакуированные русские воинские части, вовсе не собирались помогать Врангелю в деле продолжения вооружённой борьбы с советской властью. Для англичан и французов Русская армия была лишь обузой, от которой они старались как можно быстрее избавиться, сначала изолировав русских в нескольких лагерях (в Галлиполи, Чаталджи, на Лемносе), а затем всячески склоняя их либо к возвращению в Россию, либо к переселению в другие страны, разумеется, как гражданских лиц. А правительства европейских стран, согласившись принять наших «военных беженцев», вовсе не были заинтересованы в сохранении на своей территории белых формирований как крупной организованной военной силы. Исключением стала лишь Югославия: русская пограничная дивизия в её вооруженных силах просуществовала вплоть до Второй мировой войны.

Преемником эвакуированной из Крыма Белой армии стал Русский общевоинский союз, образованный приказом П. Н. Врангеля 1 сентября 1924 года. Многие деятели русской эмиграции, равно как и некоторые современные исследователи, говорили и продолжают говорить о нём как собственно об армии, возродившейся в условиях зарубежья. Но они, как несложно понять, лишь выдают желаемое за действительное. «Без оружия, без территории, без возможности осуществления главнокомандующим и всеми начальниками своей власти по военному закону, распылённая, живущая в разных странах, в несчётном количестве городов всего мира, озабоченная добыванием себе средств к существованию тяжёлым, подчас непосильным трудом – разве это армия, разве это полки, разве это воины, разве на эти десятки тысяч людей ещё можно смотреть как на сильных и крепких защитников своей Родины?» – говорил, выступая на состоявшейся 13 сентября 1924 года конференции Национального союза в Париже, генерал-лейтенант Е. К. Миллер.

Вопросы, которыми задавался будущий глава РОВС, иначе как риторическими не назовёшь. Любая армия – если это действительно армия – не может существовать без государства, без народа. Короче говоря, без почвы. А почвы под ногами руководителей Белого движения в 20-е годы прошлого века уже не было. Ни в России, ни за рубежом.