«Р. А. Быков, сделавшись в 1989 году народным депутатом СССР, распорядился своим мандатом едва ли не разумнее всех, – вспоминает в своём блоге Максим Соколов, двадцать лет назад работавший парламентским корреспондентом. – Не обращая внимания на то, как мятутся народы и князья замышляют тщетное, как рушатся троны и восстаёт свобода, артист весь период действия мандата методически использовал для проедания плеши всем, не выключая парламентских корреспондентов, рассказами о необходимости развивать детскую духовность посредством специальных художественных центров. В отличие от многих других героев перестройки Ролан Антоньевич, благодаря педантической целеустремлённости, добился своего, получив прекрасный многоэтажный дом на Чистых прудах». Дальше Соколов сетует на то, как сильно Ролан Быков утомил журналистов своими разговорами на тему художественных центров, но, даже если оставить радикальные оценки на совести публициста, факт остаётся фактом – последние годы своей жизни Ролан Быков (не считая, конечно, роли Хрущёва в триллере «Серые волки» – фильм был, прямо скажем, так себе, а роль, может быть, лучшая у Быкова) полностью посвятил яростной и трогательной борьбе за сохранение детского кинематографа и – сколь бы ироничны ни были слова Максима Соколова, – ну да, именно развитию детской духовности.

На фоне большинства коллег, которые кто в потасканной бабочке фотографировался на модных в девяностые «презентациях», кто снимал беспомощнейшие фильмы, относясь к ним с гораздо большей нежностью, чем к собственным шедеврам советского периода, кто заседал в Союзе кинематографистов с самозабвением, не позволявшим заниматься творчеством, – на этом фоне Быков выглядел почти романтическим героем. Сейчас русский кинематограф девяностых принято ассоциировать с «чернухой» (подразумевается, очевидно, что «Самый лучший фильм», не возможный тогда, – вершина кинематографического прогресса), и по формальным признакам Быкова эта волна тоже не миновала. В девяностом году он снял душераздирающую короткометражку «Я сюда больше никогда не вернусь» про избиваемую пьющими родителями до смерти маленькую девочку. Но, право же, если бы весь кинематограф девяностых был таким (а не условно «эйрамджановским»), может быть, наше общество вышло бы из той десятилетки более здоровым и честным, чем это получилось на практике.

Шестидесятник Быков (наряду, может быть, только с Элемом Климовым – но Климов-то просто отошёл от дел, ему, как ни цинично, было в этом смысле проще) с его зацикленностью на «детской духовности» оказался, может быть, последним настоящим романтиком советского кино, искренне верившим, что и в России девяностых может найтись место «замечательной ненастоящей обезьянке» из «Айболита-66» и сугубо некоммерческому Буратино с бумажными кудряшками. И – сошлёмся снова на свидетеля Максима Соколова – долбя в одну точку, Быков выдолбил себе вполне материальный кинотеатр на Чистых прудах – один из лучших и в нынешней, пережившей Ролана Быкова Москве.

Теперь его отбирают. Росимущество, недовольное тем, что кроме шести кинозалов в здании «Ролана» есть кафе и рестораны, доход от которых достаётся Фонду Ролана Быкова (то есть, собственно, той самой «детской духовности»), наслало на «Ролан» судебных приставов с серыми волками из какого-то ЧОПа. И ничего ему не возразишь, потому что и решение суда есть, и сдавать помещения в субаренду не имели права, ну и вообще, осенённые именами медиаперсон, живых или мёртвых, фонды и прочие полукоммерческие структуры в большинстве случаев оказываются самыми бессовестными «рогами и копытами». Всё так. А что борьба за всё хорошее против всего плохого в очередной раз начинается с чего-то, по крайней мере, не совсем плохого – так к этому мы уже привыкли.

Ролан Быков в девяностые – маленький герой, противостоявший своему времени, – только отсрочил наступление девяностых для одного отдельно взятого фонда своего имени. Но время безжалостно – в кинотеатре (который, конечно, так и останется кинотеатром, но уже с новыми, гораздо менее романтическими хозяевами) новая охрана, а сам Быков для выросших его зрителей – не более чем герой модной книги «Похороните меня за плинтусом». Некого винить, не на что жаловаться. Люба из короткометражки 1990 года никогда сюда больше не вернётся.