От редакции. Мы продолжаем дискуссию по подготавливаемому закону об очернении исторической памяти и предоставляем в ней слово сторонникам необходимости его принятия. С аргументами в поддержку данной инициативы выступает публицист Михаил Лавров.

Некоторое время назад, после памятных событий «бронзовой ночи» в Таллине, я придерживался мысли о том, что в России следовало бы ввести уголовное преследование за призывы к пересмотру результатов Второй мировой войны. Признаюсь, на волне эмоций я представлял себе, как некоторые политики и действующие государственные руководители стран Прибалтики будут чувствовать себя, зная, что любое посещение России грозит им арестом, и находясь перед необходимостью с волнением ждать въездной визы с гарантиями собственной неприкосновенности (примерно так, наверное, чувствовал себя иранский президент Ахмадинеджад, направляясь в Нью-Йорк на сессию ООН).

Однако настоящая причина, побудившая меня высказать своё мнение, заключалась, конечно же, не в этой толике мстительности; она лежит гораздо глубже. Дело в том, что я искренне полагаю: Вторая мировая война и Великая Отечественная война как её важнейшая часть, и особенно итоги их, составляют базу современной российской самоидентификации. Даже более того: даты 22 июня 1941 года и 9 мая 1945 года, а также то, что с ними связано, – это единственные «реперные точки», позволяющие сохраниться понятиям «Россия» и «российский народ» в политическом и историческом пространстве. Иного нет ничего. Ни полёт Гагарина, ни первая в мире атомная электростанция, ни величайшая в мировой истории попытка практического воплощения извечных идеалов социальной справедливости, ни деяния царей-императоров, ни ополчение Минина и Пожарского – словом, ничто не является абсолютно бесспорным и не представляет абсолютную и совершенно общепринятую истину «последней инстанции» для всех в России и в Русском мире, кроме войны 1941-1945 годов и её важнейшего итога – Победы Советского Союза над фашистской Германией.

Чтобы убедиться в этом, достаточно обратить внимание на тот факт, что до сих пор войну эту называют просто – «Война», как и победу – «Победа» или «наша Победа». И если никаких определений к этим словам не прибавляется (например, первая чеченская война или победа над французами), то всем ясно, что речь идёт именно о тех самых войне и победе.

И это принципиально важно. Ведь, по сути, эти слова – «Война» и «Победа» – вобрали в себя все 1400 дней и ночей между 22 июня 1941 и 9 мая 1945, 20 с лишним миллионов унесённых жизней, все страдания и надежды, ненависть и героизм, страх и неизбывное горе, равно как и неистовую радость, торжество, гордость, счастье со слезами на глазах… Эти два слова стали великими символами, вернее, магическими именами, обозначающими самые важные, самые значимые в истории народа и государства события, по сравнению с которыми всё остальное меркнет и тускнеет. Пройдя через такие события, народ обретает меру самого себя, меру своей силы, своей воли к жизни, вполне осознаёт свою роль в своей собственной и в мировой истории. 

Я не случайно употребил термин «магическое имя» – ведь так русский философ Лосев определил миф. Да-да, вы правильно меня поняли: я хочу сказать, что Великая Отечественная война и наша Победа суть мифы, то есть именно магические имена, коими каждый «наш» (тот, кто отождествляет себя с победителями в этой войне) называет всю совокупность событий, происходивших с нашей страной и нашим народом с 22 июня 1941 года по 9 мая 1945 года. Ведь миф не есть ложь, пустая выдумка, напротив, миф – это нечто даже большее, чем сама реальность, ибо реальность текуча, изменчива, непостижима в своей полноте, неудобоварима в своей бесконечной сложности и нестерпима, убийственна в своей противоречивости. А главное – реальность лишена внутреннего смысла. Миф же, сопрягая реальность с судьбой народа, его миропониманием, является могучим инструментом осмысления реальности, вычленяя из неё самое важное для народа, игнорируя одни частности, оттеняя другие, где-то добавляя «волшебства», где-то - поэзии.

Что касается реальности, то её деструктивные свойства нагляднейшим образом проявились, когда начались попытки «рассказать правду» о войне. (Кавычки я поставил тут не в смысле «так называемой» правды, а чтобы обозначить определённое течение в общественной и исторической мысли, в искусстве, кино, литературе, публицистике и т. п.) Стремление демифологизировать войну, дать её некую объективную картину могло вести только к замене мифа, истинность которого разделялась практически всеми, бесконечным множеством индивидуальных истин, разрозненных осколков некогда единой мозаики. Любопытно, что практически каждый из таких осколков тут же оказывается основанием для нового процесса «осмысления», то есть мифологизации реальности. Но полноценными мифами ни одному из них не стать, разве что сказками (вроде творений Суворова). Как бы там ни было, но конечным результатом всего этого может быть только полная потеря смысла – смысла той Войны и той Победы.

Их смысл предельно прост: победа в войне за существование, физическое, историческое, любое иное. Просто за существование. Мы победили, следовательно, мы существуем – вот формула. Уберите эту победу – и мы перестанем существовать! Не больше и не меньше! Ибо, повторяю, нет у нас, у народа России, у Русского мира в его целом, ничего, что подтверждало бы наше существование в истории: ни 7 Ноября, ни пришедшее ему на смену 4 Ноября, ни одно из наших (реальных!) достижений и свершений, ни одна из войн и побед, кроме Той, самой главной.

Почему так получилось – другой вопрос; и один из выводов, которые можно сделать в этой ситуации – это необходимость создания новых мифов, новых магических имён России. Возможно, в будущем они будут названы и признаны народом. Но на сегодняшний день 9 Мая – вот истинное имя России, а совсем не Дмитрий Донской, не Столыпин и не Сталин (который, кстати, мог претендовать на первенство исключительно благодаря тому, что традиционно ассоциируется в народном сознании прежде всего с этой великой датой). 

Знаете, что было бы с нами, если бы не было той Победы? Вот: «Мы дадим коренным жителям всё, что им нужно: полным-полно еды и дешёвой выпивки. Если они не будут работать, потопают в лагерь и будут лишены алкоголя… Чтобы удержать господство на землях, которые мы завоевали к востоку от Рейха, нам необходимо всеми силами удовлетворить их желание личной свободы, какое только они могут высказать, и тем самым лишить их всякой формы государственности и держать на максимально возможно низком культурном уровне. Нашим руководящим принципом должно стать следующее: эти народы имеют лишь одно оправдание своему существованию – экономическая полезность для нас. Нам надо сосредоточиться на извлечении из этих территорий всего, что можно извлечь. Для того чтобы стимулировать их поставки своей сельскохозяйственной продукции для нас и работу на наших шахтах и военных заводах, мы откроем по всей стране магазины, в которых они смогут купить такие промышленные товары, какие захотят… В каждой деревне будет установлен громкоговоритель, чтобы сообщать людям разрозненные новости и, прежде всего, позволять отвлечься… Всё, что надо деревенским жителям, это музыка, музыка и ещё раз музыка. Весёлая музыка – огромный стимул в тяжёлой работе… Что важно создать на русских территориях – это эффективную систему связи, которая жизненно важна и для рациональной экономической эксплуатации страны, и для осуществления контроля и поддержания порядка».

Вот что с нами было бы, если бы не было Победы 9 мая 1945 года. Но самое забавное, что всё это поджидает нас буквально сейчас, в 2009 году, если мы предадим эту Победу, усомнимся в ней, поддадимся соблазну «объективности» (тут как раз – «так называемой объективности»).

Сделав этот шаг, можно с удивлением обнаружить, что «объективная» история не знает Великой Отечественной войны советского народа против немецко-фашистских захватчиков, а знает «смертельную схватку двух тиранических режимов», причём для всего остального, «свободного» мира совершенно безразлично, кто и какой ценой победил: победа одного зла над другим не рождает добра. А истинная победа добра над злом могла иметь и имела место только тогда, когда последний из «тиранических режимов», то есть советский коммунизм, перестал существовать. (К слову сказать, не так уж мало американских политиков и военных, принимавших непосредственное участие в событиях Второй мировой войны, придерживались подобной точки зрения.)

Но «объективность» на этом не останавливается: она требует, чтобы вслед за преступным характером сталинского режима, под игом которого советский народ одержал победу над преступным же гитлеризмом, мы признали и преступный характер последствий нашей победы, которая принесла «советское иго» восточноевропейским народам. И если в вас осталась хоть капля «объективности», вам придётся признать как минимум право такой точки зрения на существование хотя бы в Польше и Прибалтике, Чехии и Румынии.

После этого вы можете попробовать уйти от моральных оценок и перевести разговор на темы воинской доблести: мол, хорошо ли, плохо ли, но ведь в военном плане «мы» «их» пересилили, всё-таки победили. Но «объективный» ваш собеседник только ухмыльнётся и приведёт вам целый ворох «объективных» фактов, свидетельствующих о неприглядной и антигуманной природе многих решений, принятых во время Великой Отечественной войны, приведших тем не менее к окончательной победе.

Готовы ли мы допустить, что «объективная» история периода 1941-1945 годов права? Лично я – нет! И я не хочу, чтобы мои дети и внуки получали бы инъекции такой «объективности», пока не выучат, как «Отче наш», как дважды два, как то, что Волга впадает в Каспийское море: 9 мая 1945 года Советский Союз одержал величайшую Победу в истории над фашистской Германией, напавшей на него 22 июня 1941 года. И, если для защиты этой непреложной для меня истины требуется ввести ответственность за призывы пересмотреть данный исторический факт, я, безусловно, проголосую за это.

Это необязательно должна быть уголовная ответственность, и уже тем более речь не идёт о многолетних сроках и других «ужасах инквизиции». Отнюдь нет. Но оставлять без внимания сознательные попытки подорвать основы общественного самосознания, преемственности исторической памяти народа, культурно-исторического и нравственного кода мне представляется недопустимым.

В ответ я уже слышу возмущение: а как же быть со свободой мнений? Каждый имеет право высказывать и защищать свою точку зрения, в том числе и на историю Великой Отечественной войны. Аргумент, безусловно, «убийственный»! Но его сторонники не учитывают, что в любой стране уголовно преследуются действия и высказывания, оскорбляющие символы государства: флаг, герб, высших должностных лиц. И ни в одном международном документе не сказано, что этот список священных, неприкосновенных символов закрыт. И, полагаю, нет никаких формальных (с точки зрения демократии) препятствий для принятия специального закона о неприкосновенности памяти о Великой Отечественной войне как одного из высших (а по моему мнению, наивысшего) символов государства.

Другое возражение сводится к свободе научных исследований: защищаемая мною норма якобы означает запрет на любые научно-исторические исследования данного периода либо на их публикацию. Не думаю, что это действительно так. Напротив, парадоксальным образом может получиться, что как раз качество научных исследований в этой области серьёзно повысится, ибо повысится и ответственность историков за достоверность фактов и за аргументированность, чёткость, научность их интерпретации. Мне всё же кажется, что научное любопытство настоящих учёных неотделимо от профессиональной, научной этики и профессиональной ответственности. Да и вряд ли история скрывает некие факты, способные опровергнуть базовые выводы, о которых я веду речь: о Великой Отечественной войне, о роли СССР в ней, о Победе. А вот шарлатаны, «сказочники», политиканы, составители негодных учебников, недобросовестные «популяризаторы», готовые «ради красного словца продать мать и отца», просто должны быть остановлены, поскольку для них ни история, ни истина не важны. Им нужны сенсации, информационные поводы, скандалы. Или совершенно иные мифы, назначение которых – опровержение и замена нашей народной памяти и гордости. 

Словом, не надо драматизировать; я хочу, чтобы неприкосновенными оставались главные факты: на нас напал сильный враг, он намеревался нас уничтожить, мы выстояли и нанесли врагу поражение, мы победили и поэтому до сих пор существуем и будем существовать как единый народ, как великое государство. Вот, собственно, и всё. Если кому-то в Прибалтике или в Америке хочется верить во что-то другое, это их дело. Но для нас, для России, для Русского мира, истиной может оставаться только наша Победа. И покуда она НАША, покуда она ПОБЕДА, мы суть.