Сам по себе факт владения населения русским языком не имеет большого значения в вопросе, останутся ли республики Центральной Азии для нас хорошими соседями. Множество наиболее яростных националистов на Украине прекрасно говорят по-русски. А индийская элита, сплошь англоязычная, не относится из-за этого лучше к бывшей метрополии. Что уж говорить об арабских странах Северной Африки, где владение французским является повсеместным. Как среди элит, так и среди простого населения.

Намного важнее другое – сохранение России в качестве наиболее близкого и достижимого образца культуры, общественного уклада и всего образа жизни. Конечно, позитивный пример страны, живущей своим умом и одновременно открытой и комфортной, сам по себе не может полностью остановить наметившееся движение наших южных соседей в сторону архаики. Но он способен сбалансировать этот неизбежный процесс, сделать географическую близость с ними менее угрожающей, чем этого хотели бы противники России на Западе.

В силу особенностей нашей собственной политической культуры Россия никогда не была склонна к особо энергичному распространению своих ценностей и образа жизни. В отличие от европейцев или американцев, мы никогда не ставили задачи переделать под себя те народы, с которыми Россию сводила история и география. И за исключением нескольких незначительных эпизодов, культурное сближение или «русификация» происходили на просторах Российской империи и особенно СССР просто в силу объективных масштабов и многогранности того, что могла предложить Россия.

В середине XIX века Россия принесла туда переработанное на наш манер европейское просвещение. Посещавший китайскую часть Туркестана в середине позапрошлого столетия русский путешественник чингизид Чокан Валиханов ужасался отсталости и забитости местного населения.  После 1917 года Россия принесла никогда ранее не виданные в степях и оазисах социальное равенство и прогресс в общественных отношениях. Самое важное достижение СССР, на которое всегда были неспособны наши противники на Западе, – это равенство элит, общность интересов правящих сословий России и республик Центральной Азии. Оно сохранялось вплоть до того момента, когда в 1991 году наше общее государство обрушилось под тяжестью своей экономической неэффективности.

Так что задел за весьма короткий по историческим меркам период в 150 лет был сформирован исключительно мощный. И его пока достаточно для того, чтобы российское влияние в странах Центральной Азии находилось в сравнительно привилегированном положении.

Россия и сейчас здесь присутствует наиболее зримо из всех неместных цивилизаций: в звучащей из автомобильных приёмников поп-музыке, в элитных школах центральных кварталов Ташкента или Душанбе, в разговорах большей части местной интеллигенции, в практически повсеместной возможности быть понятым на русском языке. Это проявляется и в массовом сочувствии тому, что Россия делает сейчас в конфликте с Западом.

Но надо признать, что это традиционное присутствие является убывающим. Во-первых, влияет неизбежное сокращение носителей русской культуры «на местах».

Каждый раз приезжая в далекий Термез – город на границе Узбекистана и Афганистана, а когда-то самый южный форпост Российский империи, – я посещаю православный храм Александра Невского. Был там и на прошлой неделе. Собор был построен в конце XIX столетия для нужд русского гарнизона: по соглашению с эмиром Бухары наши войска охраняли границы его небольшого государства. Храм находится в сравнительно хорошем состоянии – благоприятно влияет климат и забота местных властей. Но неизбежно сокращается количество прихожан: старики уходят, новых переселенцев из России нет, а потомки старых постепенно ассимилируются с коренным населением. Выросшие в махалле русские ребята успешно работают и занимают командные должности в армии, но говорят на языке своих предков с акцентом.

Во-вторых, на масштабах присутствия всего русского сказывается постепенное проникновение современной турецкой и в меньшей степени иранской культуры. До прихода России они уже серьёзно влияли на жизнь в Центральной Азии. Теперь возвращаются в своих новых проявлениях, часто весьма доступных для простого человека.

При этом китайское культурное влияние практически не чувствуется. Оно совсем немного присутствует в близких к Поднебесной Киргизии или Казахстане. Даже Таджикистан, наиболее активно привлекающий экономические ресурсы Китая, совершенно не подвержен его культурному воздействию. Сказывается цивилизационная дистанция, сократить которую не смогли несколько тысяч лет соседства.

Арабского или индийского почти нет. Тем более что в первом случае власти весьма бдительно наблюдают за тем, чтобы культурное влияние стран Персидского залива не принесло с собой нежелательных политических последствий. При этом Турция или Иран в качестве угрозы не рассматриваются – они слишком слабы в экономическом отношении. 

И, наконец, на том, какое пространство занимает в Центральной Азии русская культура, сказывается движение наших соседей к собственным многовековым «скрепам». Отчасти это является следствием переживаемых странами региона социальных трудностей. Несмотря на усилия властей, все республики Центральной Азии сталкиваются с проблемой бедности, решения которой в современной мировой экономике не просматривается. Тем более в условиях роста населения и ухудшения положения с климатом – здесь его изменения имеют совершенно конкретный характер. Бедность толкает людей к религии и предлагаемым ею простым решениям.

Одновременно распространение архаичного уклада является ответом на вызов со стороны западной цивилизации, сделавшей несправедливость основным принципом отношений между людьми. Консерватизм, включая религиозный, предлагает убежище от несправедливости. Уже сейчас, общаясь с наиболее вдумчивыми представителями элит Центральной Азии, невольно чувствуешь их тревогу по поводу того, что распространение архаики может стать угрозой социальной и политической стабильности. Всему привычному образу жизни.

Иными словами, сейчас наступает время, когда русское культурное присутствие в Центральной Азии может приобрести совершенно новый для себя смысл. Исторически оно было частью одного большого процесса интеграции всех на равных в рамках многонационального и многорелигиозного пространства. Так повелось со времен присоединения к русскому государству мусульманского Поволжья и так продолжалось вплоть до распада СССР. Однако теперь представить нас и жителей Центральной Азии внутри одного государства невозможно. Политически мы все уже состоялись как самостоятельные страны со своими интересами и обязательствами власти перед населением.

Отгородиться от южных соседей не представляется возможным: мы связаны общим географическим пространством. Но нельзя рассчитывать на то, что наследие прошлого можно эксплуатировать до бесконечности: уже видно, что молодёжь из стран Центральной Азии с трудом адаптируется в России.

Новые обстоятельства, в которых будет присутствовать здесь русская культура, подсказывают новые решения: нужные соседям и необходимые для обеспечения нашей безопасности. На протяжении более чем 150 лет именно Россия является для народов и элит региона источником новых культурных навыков, знаний и возможностью расширения кругозора. Русский язык там нужен не сам по себе, а как способ добиться лучшей жизни для себя и следующих поколений.

Никто другой им такой возможности в значительных масштабах предложить не может: западники ограничиваются частными вложениями в отдельных представителей элиты и не делают ничего капитального, турки и иранцы сами балансируют на грани архаики, а китайцы в любой момент могут закрыться в границах своего государства-цивилизации.

Нам самим выгодно, чтобы соседи, создавая постепенно свою собственную государственность, не превращались в подобие Пакистана или в лучшем случае арабского Ближнего Востока. Такое соседство будет для России более хлопотным и требующим вложений в собственную оборону. Поэтому с опорой на общую историю русская культура должна стать для государств и народов Центральной Азии источником уверенности в завтрашнем дне.