150 лет со дня рождения Николая Константиновича Рериха сегодня отмечают не только в России. Слава живописца, создателя учения и поборника защиты национальных художественных ценностей была высока и при жизни. В последние десятилетия интерес к фигуре этого оригинальнейшего человека значительно поубавился — вместе с интересом к мистике и теософии. Однако Рерих не забыт прежде всего на двух своих родинах — в России и, конечно, в Индии.

 Были такие ещё сравнительно недавние времена, когда юное поколение было помешано не на каких-то там сугубо земных гаджетах, а на космосе, космонавтах и всём, что с ними связано. Автор этих строк тоже был «покорен общему закону», благо Московский планетарий был совсем недалеко. И одним из самых горячих вопросов был вопрос о том, навещали ли нашу Землю гости из космоса. «Конечно, навещали! — без тени сомнения сказал мне сверстник постарше. — Посмотри хотя бы на картины Рериха. Что там писал Гагарин в своём бортжурнале о лучах, просвечивавших сквозь земную атмосферу, — как на полотнах Рериха! А откуда Рерих мог про те лучи знать? Наверное, засланный был казачок...»

 Загадка Рериха

 Сказка — ложь, да в ней намёк. Масштабы личности и дарований Николая Константиновича Рериха (правильнее — Рёриха. — Прим. авт.), сына обычного петербургского нотариуса, поражали не одно поколение. Современники подозревали даже, что не всё тут чисто, что не может быть столько дано одному человеку, и подозревали даже некий обман, мистификацию, маску, о чём вполне откровенно писал Игорь Грабарь: «Рерих был для всех нас загадкой... Я даже не знаю сейчас и никогда не знал раньше, где кончается искренность Рериха, его подлинное credo, и где начинается поза, маска, беззастенчивое притворство и рассчитанное мудрецом жизни уловление зрителя, читателя, потребителя... Рерих — вообще явление особенное, до того непохожее на всё, что мы знаем в русском искусстве, что его фигура выделяется ослепительно ярким пятном на остальном фоне моих воспоминаний о жизни и делах художников давно минувших лет». Это притом, что Грабарь не знал да и не мог знать Рериха как политика — отрывочные сведения об этой стороне его деятельности начали появляться сравнительно недавно.

Некое присутствие Рериха — странное дело! — почудилось мне много лет спустя, когда довелось побывать в одном из самых красивых (это без преувеличения) мест нашей планеты — бахайских садах, вознесённых над суетливым портом Хайфа. Бахаи учат, что божественное начало над миром едино, и проявляется оно в разное время и в разных местах либо в виде неких мессианских посланников (такими были Христос, Мухаммед, Будда), либо в виде фантастически, небывало одарённых людей.

«Русский художник, сценограф, философ-мистик, писатель, путешественник, археолог, общественный деятель». О ком ещё из деятелей русской культуры может быть так сказано даже в бесстрастной строке энциклопедии? Я помню столетний юбилей Рериха — о нём говорили повсюду, открывались выставки, выходили книги — одна повесть Валентина Сидорова «Семь дней в Гималаях», журнал с которой было просто невозможно раздобыть, дорогого стоила! Да и фигура младшего из Рерихов — Святослава Николаевича — тоже завораживала. А что сейчас?

 Академик Лихачёв ставил Рериха в ряд самых выдающихся и оригинальных русских мыслителей — вместе с Ломоносовым, Державиным, Пушкиным, Тютчевым, Владимиром Соловьёвым. Державин, кстати, тут вовсе не случаен — ещё Гоголь сравнивал его с гигантским одиноким утёсом, возвышающимся среди равнины. Таков и Рерих. Неспроста один из французских писателей сравнил Рериха с гигантским деревом, корни которого уходят в русскую почву, а ветви простираются над всем миром.

 Всё так. Но и утёс, и дерево — неподвижны. Где им угнаться за прогрессом? Глянешь со стороны — вроде бы все положенные почести и политесы по отношению к Рериху соблюдены. Музеи — выбирай на вкус: Москва, Нью-Йорк, Извара и прочие. Памятники — тоже. Даже планета собственная имеется. Словом, дом большой, а жить, как говорил великий сатирик, негде.

 Пакт Рериха

...Однажды, в последний год прошлого века, посчастливилось мне общаться с человеком поистине удивительным и, к сожалению, давно ушедшим от нас — профессором Альфредом Айламазяном, основателем Института программных систем Академии наук. Общаться в основанном им же университете в Переславле-Залесском — первом и в то время единственном «уездном» университете. «А почему у вас, Альфред Карлович, в числе обязательных предметов значится и история искусств — ведь университет, как говорится, не об этом?» — спросил я. «Как это почему? — искренне изумился мой собеседник. — Ты что, Рериха не читал? Нет ничего опаснее технически образованного дикаря!»

 В то время прочесть то, что писал об этом Рерих, было не в пример проще — книги его выходили в довольно большом количестве, не исключая и совершенно удивительные листки из дневника, последний из которых написан буквально за несколько дней до смерти (Рерих, кстати, так и не узнал, что во въезде в СССР, о котором он незадолго до того подавал прошение, ему категорически отказано).

 Написаны они в тридцатые и сороковые годы, но ничуть не устарели. Рерих, между прочим, был одним из предтеч нынешних градозащитников — искренних, отчаянных и немного наивных оберегателей памятников старины от тех самых «технически продвинутых» дикарей. Приезжайте в Великий Новгород — прямо посреди города, над Волховом, высятся гигантские насыпи и опоры так и не построенной железной дороги — теперь это тоже своеобразный памятник. Памятник — в числе прочих — и Николаю Рериху: он был среди тех, кто в начале прошлого века смог защитить «родину России» от очередной «новации».

Но листки (да и многие картины) Рериха, которые по стилистике не спутать ни с какими иными, — не только об исторических памятниках России. Хотя многие — как памятники навсегда утраченному. Как, скажем, запечатлённая на все оставшиеся века дивная Власьевская церковь в Ярославле. Рерих толкует о вещах вроде бы самых обычных. Сколько толковано-перетолковано о словах, вошедших в иностранные языки из русского, — сначала ukaz, потом sputnik и sovet, ещё попозже — perestroika и apparatchik. А Рерих напоминает, что есть и ещё одно, вневременное — подвиг.

 «Как это ни странно, но ни один европейский язык не имеет слова хотя бы приблизительного значения. „Героический поступок“ — это не совсем то, „доблесть“ — его не исчерпывает, „самоотречение“ — опять-таки не то, „усовершенствование“ — цели не достигает, „достижение“ — имеет совсем другое значение, потому что подразумевает некое завершение, между тем как „подвиг“ — безграничен... и означает движение, проворство, терпение и знание, знание, знание».

 В 1935 году в Белом доме весьма важными лицами, в том числе и президентом США, был подписан знаменитый пакт Рериха — международный договор о защите культурных ценностей. Его символ — три малых красных круга (прошлое, настоящее, будущее) в одном большом белом (бесконечность) — известен сегодня везде. Но меньше ли с тех пор на земле вообще — и в России в частности — стало агрессии, невежества, варварства, бескультурья и прочего? Думаю, сам Рерих не замедлил бы с ответом. Но вместе и повторил бы слова из своего «Завета»: «Любите Родину. Любите народ русский. Любите все народы на всех необъятностях нашей Родины. Пусть эта любовь научит полюбить и всё человечество».

 ...А напоследок — ещё одно воспоминание из сугубо личных. В том же Великом Новгороде довелось мне брать интервью у Любови Митрофановны Шуляк, легендарного местного реставратора — до последних дней её жизни (а прожила она ровно сто лет!) за ней сохранялся рабочий стол в мастерской, а мужики помоложе с большим уважением вспоминали, как на девятом десятке она лихо лазила по церковным крышам. Интервью, как это часто бывает, превратилось в поток воспоминаний — и о том, как её семья в Киеве прятала евреев во время погромов 1904 года, и о похоронах Столыпина... А уже прощаясь, Шуляк взяла меня за руку и сказала: «Как-то весной 1922 года на лестнице Академии художеств в Петрограде я встретила Николая Константиновича Рёриха (сказано было именно так. — Прим. авт.). Он так ласково взял мою руку в свою... потом погладил по голове... и сказал: „Ах ты, моя душечка!“ Магический был человек!»

Скажешь ли лучше?