Варвара Дронова в 2019 году стала первой женщиной-фотографом, сумевшей сфотографировать амурского тигра в условиях дикой природы. Ради этого кадра ей пришлось провести несколько дней в тайге практически без сна. Но оно того стоило, уверена Варвара, готовая следовать за своими фото-героями на край земли.

– В Русском доме в Берлине открылась выставка ваших фотографий. Она посвящена природе какого-то конкретного региона?

– Последние несколько лет я достаточно много снимала в России, начиная от Астраханской области, где я фотографировала сайгаков и волков, и заканчивая Приморьем. Так что на выставке представлены фотографии из нескольких российских регионов. Причём в каждом регионе фауна исключительно редкая.

– Вы оказались первой женщиной-фотографом, которая сфотографировала редкого амурского тигра в условиях дикой природы. Как это у вас получилось?

– В уссурийском заповеднике «Земля леопарда» для леопардов выкладывается подкормка, и на это место иногда пускают фотографов. Несколько лет назад внезапно к этой приваде пришла молодая тигрица. Мой друг, который связан с работой заповедника, дал мне знать: «Варь, хочешь поехать?». Я сразу всё бросила, поехала, села в засидку, которая там рядом стоит. И провела там в полном одиночестве пять суток. Был шанс снять, когда тигрица приходит днём, но, к сожалению, обстоятельства сложились так, что она не хотела приходить днём. Пришлось работать ночью.

Нас, фотографов, которые её на тот момент сняли, было не больше десяти человек, и среди них – ни одной женщины, кроме меня. До этого момента считалось, что амурский тигр на приваду не приходит. До этого амурского тигра снимали за счёт фотоловушек, до сих пор это так и делается. А вот чтобы оказаться с ним «лицом к лицу» и снять его – это не было.

С тех пор я пытаюсь сделать кадр амурского тигра уже днём и точно так же езжу на приваду, но пока что безуспешно. Хотя однажды я провела 10 дней на дереве – зимой в тайге, ожидая тигра.

– Вы говорите, что тигрица пришла ночью. А как же сон? Как удалось не проспать её приход?

– Та съёмка действительно была очень тяжелой, потому что нельзя было спать. Днём рабочее время, ночью тоже рабочее время. У меня на телефоне каждый час срабатывал вибросигнал, я вставала и смотрела в прибор ночного видения – тронул зверь приваду или нет. И спала где-то по 30 – 40 минут за раз. Конечно, пять дней в таком режиме – это было что-то запредельное.

– Какое должно быть сильное желание поймать уникальный кадр, чтобы решиться на такие эксперименты!

– Вы знаете, когда у тебя есть цель, особенно, когда ты уже там оказываешься… В самолёте ещё могут быть сомнения – а как я всё это реализую, хватит ли у меня сил? Тем более, ты понимаешь, что едешь туда, где ночью минус 45! Но когда ты оказываешься на месте, ты забываешь обо всём и переходишь в рабочий режим.

Тут вопрос в том, насколько ты готов терпеть дискомфорт. Например, когда я ездила снимать дзерена в заповедник «Даурский», мне приходилось работать под таким ветром, что легко было получить обморожение. Но об этом не думаешь, когда ты видишь, что зверь идёт туда, куда тебе надо. Ложишься на промёрзлую землю и терпишь, терпишь, терпишь. А потом, когда ты получаешь этот кадр и впервые видишь его на мониторе фотоаппарата, думаешь: оно того стоило.

– Вы объездили немало уникальных уголков в разных частях мира. Были в джунглях Коста-Рики, в заповедных местах Индии. Это были специальные экспедиции для фотосъёмок?

– Когда я ездила в Индию и Коста-Рику, мы собирались небольшой группой – человек пять профессиональных фотографов. Сейчас я предпочитаю ездить либо одна, либо с моим коллегой, с которым мы очень хорошо сработались. На самом деле при съёмке дикой природы чем вас меньше, тем лучше.

В Коста-Рике мы забирались в джунгли, где нет вообще никакой связи. Когда нас туда забрасывали, то предупреждали: ближайшая больница в сорока километрах по разбитой дороге – учитывайте это, если вы собираетесь делать какие-то глупости.

– Сколько длились ваши экспедиции?

– В Коста-Рике я находилась две недели. Хотя в некоторых случаях для хорошего кадра достаточно трёх дней. В некоторых – две недели. А за амурским тигром я бегаю уже несколько лет!

В Коста-Рике у нас был очень насыщенный график. Там очень разнообразный ландшафт: например, мы снимали колибри, которые живут в низинах, и тех, которые живут в горах. Я там и за грифами тоже гонялась – это было очень интересно.

В Индии у нас была экспедиция на месяц, потому что мы путешествовали практически через всю страну. В одном месте мы снимали тигров, а в другом – носорогов. И для этого надо было проехать всю страну. Но даже если на три дня забрасывают куда-то, это тоже может оказаться серьёзным испытанием.

– А где вы жили в джунглях, в каких условиях?

– Там был лагерь фотографов, которые достаточно давно обосновались в этих местах. Он стоит посреди джунглей и особых удобств там нет. Там был вентилятор, прибитый к стене, который служил кондиционером, а горячую воду для душа предлагалось получать через кипятильник. Махни рукой – и можешь получить удар током, и на этом все приключения закончатся.

Но я готова следовать за своими объектами для съёмок куда угодно.

– А в чём вы видите свою цель? Ведь понятно, что до вас было множество фотографов, которые также снимали дикую природу. В чём ваш вызов?

– В первую очередь, я всегда ориентируюсь на то, насколько мне самой животное интересно. Например, этой весной я поехала на тетеревиные тока. Тетеревиные тока снимают каждый год все кому не лень. Но это такое потрясающее зрелище, что от него невозможно отказаться.

В последние годы я начала снимать в России, а надо сказать, что нашу природу не то чтобы много кто профессионально фотографирует.

Сейчас я стараюсь снимать животных, которых до меня мало кто снимал. Одна из моих последних экспедиций была на горала – спроси практически любого человека за пределами Приморья, что такое горал, он не ответит.

Точно так же с дзереном. Десять тысяч голов антилоп шли из Монголии в Россию, и об этом никто за пределами Даурского края не знает. А это на самом деле одна из последних великих миграций за пределами Африки. Подобное происходит достаточно редко, но в последние годы в Монголии была большая засуха, и дзерен, потеряв свою кормовую базу там, массово начал переходить к нам. У нас для этих животных в своё время был создан заповедник «Даурский», но такого наплыва зверя заповедник ещё не видел.

В 2016 году я ездила в экспедицию в Монголию снимать манулов, и уже тогда было видно, насколько опустынила степь.

– А как вы выбираете своих фото-героев?

– Это командная работа. Поддерживается связь с людьми, работающими в разных заповедниках страны. И они сообщают: сюда начал приходить такой-то зверь – мы туда едем и делаем нашу работу.

– В последнее время стало как-то больше внимания уделяться именно российской природе. Проходит фестиваль «Первозданная Россия», участником которого вы также являетесь. И ваша выставка фотографий очень популярна у зрителей. Люди стали более любознательны и хотят больше знать о родной природе?

– Я думаю, что да. Наши люди не знают природу своей страны не потому, что они её не любят. Достаточно посмотреть, сколько людей приходят на фестиваль «Первозданная Россия». Им это интересно, они хотят это знать. Но у нас практически не развита для этого логистика. Только в последние годы заповедники начали создавать эко-тропы, распространять информацию. Но этого ещё очень мало. Наши заповедники пока ещё не очень понимают, как им продвигать себя, рекламировать.

Есть вопрос, насколько можно пускать туристов и куда их можно пускать. Но получается, что заповедники создаются для того, чтобы сохранить природу для будущих поколений, но уже сколько поколений сменилось, а свою природу они так и не видели.

Популяризация нашей природы – большая часть моей работы. Сейчас я сотрудничаю с журналом «Юный натуралист» - пишу для него, даю фотографии, потому что считаю, что такой интерес надо прививать с детства. «Юный натуралист» был первым журналом в моём детстве, с которого началось моё знакомство с дикой природой, и я очень рада внести свою лепту в это дело.

Того же амурского тигра снимать в коммерческих целях, я считаю, немного неэтично. Как только это станет коммерческой вещью, сразу возникнет много вопросов о сохранении вида. Но делать это в образовательных целях – это очень важное дело. Даже для понимания того, что человек может оказаться в тайге, увидеть тигра и при этом выжить. Это помогает развеять демонический образ этого зверя. Вот, например, та тигрица, которая пришла ко мне, я «видела» её личность – это была молоденькая девочка, которая только-только ушла от мамы во взрослую жизнь. И у нас даже для неё был позывной – «кулёма». Потому что это реально кулёма, а не страшный демон из ночи. Это подросток, который решил воспользоваться халявой.

–Благодаря долгому наблюдению за животными, вы научились их чувствовать?

– Тут главное – не очеловечивать их, но на самом деле у них у всех есть своя индивидуальность. И мне интересно понять, как работает разум, отличный от человеческого. При этом между нами есть много общего, и когда ты долго наблюдаешь за зверем, ты действительно видишь его личность. Особенно это касается животных с высокоразвитой нервной деятельностью – тех же тигров, волков.

– У вас остались ещё неисполненные мечты: какого животного вы бы хотели сфотографировать?

– Ой, у меня целый список! Правда, иногда мне подкидывают идеи, и тогда я отклоняюсь от своего списка. Но на самом деле он очень большой. На экспедиции я трачу все свои отпуска и праздничные дни. Например, дзеренов я поехала снимать в новогодние праздники. Много времени уходит и на то, чтобы обработать фотографии. Хотя я стараюсь снимать так, чтобы снимок был более-менее готовым.

Я начала снимать животных ещё в 12 лет. И для меня это было хобби, которое составляло вторую часть жизни. А сейчас это уже переросло в профессию.

Планы, конечно, есть, но дикая природа непредсказуема. У нас в стране очень много интересных уголков, куда так просто не доберёшься. Но для этого есть «безумные» фотографы, которые готовы идти куда угодно ради удачного снимка.