Переводчик, поэт, художник Кристина Зейтунян-Белоус родилась в Москве, с детства живёт в Париже. Перевела с русского на французский более 80 книг. В её «арсенале» — тексты Андрея Белого, Сергея Довлатова, Владимира Маканина и многих других российских поэтов и прозаиков, классиков и современников. 16 февраля в Париже Кристине Зейтунян-Белоус была присуждена премия «Русофония» за лучший литературный перевод с русского языка на французский. Она рассказала «Русскому миру» о своих корнях, этапах профессионального становления, о природе перевода поэзии, и о том, как современные французы знают русскую литературу.

– Кристина, позвольте поздравить Вас с вручением премии «Русофония» (Russophonie) за лучший литературный перевод с русского языка на французский. Это выдающееся достижение, ведь впервые в истории премии Вы – её дважды лауреат. Что для Вас означает эта премия?

– Cовсем не ожидала, что премию мне присудят повторно. В первый раз я её получила в 2010 году за перевод поэмы Андрея Белого «Первое свидание», самого значительного поэтического произведения этого автора, в нём сосредоточена квинтэссенция русского символизма. А в этом году мне её вручили за книгу Гриши Брускина, тоже в своём роде срез эпохи, тонкий и ироничный. Премия – это всегда приятно, сразу поднимается настроение, тем более что у премии есть денежный эквивалент.

– Можете ли с высоты своего сегодняшнего профессионального пьедестала поделиться мнением, что делает хорошего переводчика хорошим?

– Думаю, главное вжиться в текст, как актёр вживается в роль. Прочувствовать и передать своими словами мысли и образы в другом языке. Переводчик – лишь тень, теневой проводник, благодаря которому книга может войти в другую культуру. Очень важная тень: от этой тени зависит, увидит ли книга свет или канет в лету плохих переводов.

– А как Вы занялись художественными переводами с русского языка?

– Следует начать с семейной истории. Мой отец – Р. Х. Зейтунян – родился в Париже и французский для него родной. Дедушка и бабушка со стороны отца – турецкие армяне, они бежали во Францию в двадцатых годах. В 1947 году они уехали на историческую родину, в советскую Армению. В 19 лет отец оказался в Ереване, практически не зная ни русского, ни армянского. Вначале он был немного растерян, а потом пошёл учиться в вечернюю школу. И тут обнаружилось, что у него талант к математике: за два года он выучил армянский и русский и поступил в Ереванский университет на математический факультет. Продолжил своё образование уже в Москве, в аспирантуре. Здесь он познакомился с моей мамой – она художник, русская по национальности. Я родилась в Москве. Когда мне было шесть лет, мы все уехали в Париж. Сейчас отец – ведущий специалист в области теоретической гидромеханики, автор 17 научных книг. В свои 90 лет продолжает писать научные статьи.

В школе я училась на художественном отделении, ходила на курсы рисования, затем окончила Эколь Нормаль Сюперьер, и Парижский университет.

В 1981-1982 меня, как всех студентов, отправили на стажировку в Москву. Но на курсы я ходить не стала, вместо этого переселилась из общежития к родственникам и стала посещать лекции в МГУ. Там училась моя троюродная сестра, поэт и писатель Юлия Немировская. Она меня привела в студию «Луч» Игоря Волгина… В МГУ я познакомилась с современными поэтами, в частности, с Евгением Бунимовичем. Ещё там выступали Юнна Мориц и Арсений Тарковский, и я начала их переводить. Когда я вернулась во Францию, мне стали переправлять для перевода стихи Ивана Жданова, Алексея Парщикова, Александра Еременко... Я их показала одному французскому издателю. В феврале 1986 года вышел мой первый перевод: небольшой сборник стихов Ивана Жданова. В том же году я начала искать работу. Мой научный руководитель предложила мне перевести «Плаху» Чингиза Айтматова. Сначала предполагалось, что мы будем её переводить вдвоём, но просмотрев несколько страниц перевода, мой научный руководитель объявила, что я и одна вполне справлюсь. Так я получила первый оплаченный перевод. Потом последовал другой, потом третий… На сегодня я перевела около 80 книг.

– Напомню известные слова Роберта Фроста: «Поэзия – это то, что исчезает при переводе». Что Вы можете ему возразить? Помимо того, разумеется, что Вы уже на протяжении многих десятилетий возражаете ему делом, переводя Андрея Вознесенского, Евгения Бунимовича, Ивана Жданова, Юнну Мориц, Константина Кедрова, Арсения Тарковского, Алексея Парщикова, Дмитрия Пригова, и даже детские стихи Мандельштама.

– Я перевела, страшно сказать, около 200 поэтов… Надеюсь никто из них не «исчез». Перевод поэзии точно возможен. Некоторые переводы, конечно, более удачны, но я всегда ищу вдохновение, когда работаю со стихами. Да и с прозой тоже. Хотя я больше люблю переводить поэзию, так как в ней переводчик на самом деле более свободен. Но хорошую прозу тоже интересно переводить. Я никогда не берусь переводить то, что мне совсем не нравится или безразлично. Книга должна обязательно чем-то задеть, что-то принести, чем-то обогатить.

– В России Вы известны с конца восьмидесятых и как поэт, стихи которого были опубликованы в ведущих российских литературных изданиях и даже в знаменитой антологии «Освобожденный Улисс». Можете ли Вы сравнить уровень интереса к стихам, к поэзии во Франции и в России?

– В России очень многие пишут стихи, во Франции стихов пишут тоже много, но всё же значительно меньше. И поэзия почти полностью отсутствует в обычной периодике, в интернете её тоже мало: профессиональные поэты редко вывешивают свои стихи в Интернете. На телевидении французские поэты не выступают вообще, лишь иногда можно услышать кого-нибудь по радио. Раз год в Париже проходит «Рынок поэзии» на площади Сен-Сюльпис, съезжаются издатели поэзии, а их великое множество. И поэтов тоже очень много, просто их мало кто знает и мало кто читает. Но всё же читатели и слушатели есть. Есть ещё несколько поэтических фестивалей, в частности «Весна поэтов». И когда русские поэты выступали во Франции в разных городах в 2010 году, публика собралась, залы были полные, слушали с интересом и задавали много вопросов, так что поэзия во Франции ещё жива, хотя меньше, чем в России.

– Какой язык – русский или французский – Вам удобнее как «рабочий инструмент»?

– Как поэт я пишу на двух языках. Оба языка очень богаты, но они абсолютно разные во всех отношениях, и ментальность сильно отличается. Русский язык гибче, на нём легче образуются новые слова. На французском словотворчество возможно, но крайне осложнено. Впрочем, я думаю на двух языках, то на одном, то на другом. И когда я задаю себе вопрос: на каком языке я сейчас думаю, – я думать вообще перестаю и в мозгах происходит какой-то сдвиг, иногда это приводит к бездействию, а иногда, наоборот, к порыву вдохновения.

– Известно, что Вы, как и Ваша мама, известный художник Наталия Белоус, занимаетесь живописью. О признании Вас как художника говорит тот факт, что Ваши работы находятся в частных коллекциях в России, Франции, США и других странах. Скажите, пожалуйста, в какой степени Ваш опыт занятиями живописью повлиял на недавний процесс перевода произведения Гриши Брускина? Ведь он,  как один из ключевых участников знаменитого московского аукциона «Сотби» (1988), принёсшего ему всемирную славу, описывает там многие события, условно говоря, из жизни художников…

– Я, главным образом, график и иллюстратор, хотя живописные работы у меня тоже есть, но на холсте я работаю реже, чем на бумаге. А проиллюстрировала я около 30 книг и довольно много обложек в России и во Франции. Моя первая персональная выставка прошла в 1987 году в галерее Мари-Терез Кошен, она тогда находилась напротив собора Парижской Богоматери. А в 1988 галерея переехала недалеко от Центра Помпиду и объединилась с музеем русского современного искусства, под руководством Александра Глезера. Я там три года работала и выставлялась, познакомилась со всеми художниками-эмигрантами. В музее часто проходили литературные встречи, это была очень интересная и увлекательная работа. С Гришей Брускиным я лично не была знакома до того, как издатель заказал у меня перевод двух его книг, но у нас довольно много общих знакомых, и я, конечно, знала его творчество и многие факты, о которых он рассказывает, мне тоже известны, это безусловно помогло мне в процессе перевода.

– Вы долгие годы были главредом журнала Lettres Russes – «Русская литература», да и сейчас сохраняете профессиональную связь с изданием – уже в качестве его иллюстратора. Расскажите, пожалуйста, о журнале.

– Журнал Lettres Russes был основан в 1987 году группой славистов. Директор журнала Ирина Сокологорская. Я была главным редактором несколько лет, с 1992 по 2005 год. Все сотрудники журнала работают на общественных началах. Журнал открыл много новых имён французскому читателю и благодаря опубликованным рассказам и стихам некоторые российские авторы нашли впоследствии своего издателя во Франции. Мы также издаём двуязычные сборники стихов и рассказов и небольшие повести. Журнал выходит редко, всего один-два раза в год и постоянно сталкивается с финансовыми трудностями, но пока ещё жив, и надеюсь, будет жить и дальше.

– В какой степени на сегодня востребована переводная русская литература во Франции? И насколько вообще современные французы знают современную русскую литературу?

– С русского во Франции переводится много книг, больше, чем в других европейских странах – около 50 в год, причём речь идёт только о художественной литературе. Тиражи, к сожалению, небольшие и продажи редко превышают 1000-1500 экземпляров, иногда продаётся 2000-3000, а иногда меньше 500… Большинство французов плохо знают современную русскую литературу, хотя некоторые авторы на слуху, например, Людмила Улицкая. Многие книги не окупаются, но очень помогают гранты, особенно гранты российского Института перевода и гранты французского Центра книги.

– Вы также являетесь переводчиком известного писателя-фантаста Сергея Лукьяненко… Можно ли по этому выбору судить о Вашем характере и мировоззрении, или это всего-навсего работа, которая предполагает открытие новых миров?

– Я перевела три книги Лукьяненко из серии «Дозоров». Его было интересно и приятно переводить. Надо сказать, что я с детства очень люблю фантастику. Я её и сейчас читаю, особенно когда начинаю впадать в депрессию: это прекрасное лекарство, когда хочешь отключиться от реальности и забыть обо всём. Я переводила и других фантастов, в частности Сергея и Марину Дяченко. Я вообще считаю, что все жанры хороши, кроме скучного и банального. А в фантастике можно найти много интересных идей. Да и графика моя тоже довольно фантастична.

– Наш соотечественник Андрей Макин, ныне лауреат престижной Гонкуровской премии, однажды сказал: «Есть такая национальность — эмигрант. Это когда корни русские сильны, но и влияние Франции огромно»… А как живётся в сегодняшнем многоязычном мире Франции лично Вам? Кем Вы, выросшая в Париже армянка – по отцу, русская – по матери, ощущаете себя сейчас? Что помогало Вам все эти годы поддерживать идентичность в иноязычной среде?

– Я выросла в эмигрантской среде, большинство моих друзей как-то связаны с Россией, дома родители говорят по-русски. С мамой я говорю по-русски, а с отцом по-французски. В моей жизни русская и французская культура, русский и французский язык играют одинаково важную роль. Думаю я на двух языках и пишу на двух языках. Ощущается определённое раздвоение личности, но я не разрываюсь между двумя культурами, а пытаюсь их совместить. Моя идентичность – в двойном наследии.

– Помимо успехов в переводе, Вы также известны лекционными проектами по истории и культуре России. А насколько сейчас во Франции высок интерес к русскому языку и современной России? И какие общественные инициативы, на Ваш взгляд, необходимы для повышения уровня межкультурных отношений наших стран?

– С 1997 по 2009 год я каждое лето читала лекции об истории России и русской литературе для французских туристов на теплоходе между Москвой и Петербургом. Это было довольно интересно. К тому же пейзажи изумительные, как-то даже видела северное сияние над Ладогой, это незабываемо… Сейчас тоже иногда выступаю с лекциями в разных местах. Чаще всего я рассказываю о современной литературе, иногда об истории России, например об Иване Грозном или о перестройке (скоро как раз предстоит выступить на эту тему). Интерес есть, безусловно, и к современной России и к русской литературе. Что касается общественных инициатив, это тоже не моё, я по природе своей одиночка. И работа художника, переводчика, поэта, это всегда довольно одинокий труд, но думаю, мои переводы в какой-то мере способствуют развитию межкультурных отношений между Россией и Францией и, главное, – позволяют русским авторам прозвучать на французском языке.