– Начну с предыстории – дело в том, что в 2009 году получил финансирование предложенный мной проект исследования образов России в английской литературе. В результате появилась книга «Миф о России в британской культуре и литературе». Этой же теме была посвящена моя написанная несколько позже докторская диссертация. И всё это в итоге привело меня к убеждению, что русским людям необходимо больше знать, что о них думают и не просто думают – это же сфера бессознательного – представители западноевропейских стран. Как формировался миф о России, какая у него предыстория и каковы корни современного понимания процессов, происходящих в нашей стране.

На Западе и конкретно в Великобритании существует много работ, посвящённых этой теме. Интересно, что в Англии тема литературных и публицистических образов России гораздо более глубоко исследована, чем у нас. В своей работе я попыталась представить миф о России не как сумму разрозненных образов разных эпох, но как единую идеологическую структуру, большую структуру коллективного сознания другого народа, с цепкой памятью, со своими законами. В Англии такая структура  начала формироваться ещё в XII веке. Затем на этот первичный смысловой импульс наложилось своеобразное восприятие татаро-монгольского нашествия на Русь в XIII веке; в XVI веке формируется новый слой мифа, связанный с  «открытием» Московии британскими мореплавателями и купцами; В мифе сохраняются основные образы, основные смысловые импульсы всех этих слоев, и объединяет их единый стержень – оценка и понимание, заложенные в самом начале, на первом этапе формирования мифа. 

Первичный смысловой импульс в изображении Руси в Англии XII века – это  образ чрезвычайно удалённого большого пространства и необычайно сильного, хотя и только потенциального, врага. Исторической почвой для этого образа стали Крестовые походы. Как известно, Крестовые походы напрямую задели Русь позже – в XIII веке, когда князю Александру Невскому пришлось отстаивать северную Русь в битвах со шведами на Неве и с тевтонскими рыцарями на Чудском озере. Но на периферии европейского сознания Русь возникла раньше. Доходят какие-то сведения о княжествах на Руси, о заселённости земель. В Англии торгуют русскими мехами. А главное, образ Руси начинает входить в литературный и, следовательно, в культурный мир. Например, через произведение Бенуа де Сент-Мора «Хроника герцогов Нормандских». 

Сент-Мор был придворным поэтом и историографом. И главной его задачей было показать героическую историю норманнов-завоевателей. Русь описывается в «Хронике» как самый яркий пример земель, находящихся за Дунаем, за краем Европы, земель «непокорных племён», «дикарей и язычников». Это остров, на котором живёт необычайно много людей, причём все они могучие воины и действуют, как единый организм. Это народ, который может «нападать на большие королевства» и «совершать великие побоища». Автор описывает, что они, «как пчёлы из улья», вылетают могучими роями и набрасываются на врага.

Дальше упоминания о Руси появляются в английских хрониках XIII века – в связи с монголо-татарским нашествием. Тоже интересная история. С одной стороны, звучат сочувствующие интонации к христианской стране, которую какой-то чудовищный народ пытается разорить и покорить. И в то же время, проявляется некоторое злорадство по отношению к «еретикам» – с точки зрения католиков. Интересно, что в словах самих авторов хроник, например у Матфея Парижского, интонации сочувствующие, а злорадные нотки появляются, когда идёт пересказ точки зрения английских епископов.  

Но самое интересное в этой истории – дальнейшая ассоциация нас с миром монголо-татар, с народом, который предстаёт в английских хрониках не просто страшным захватчиком, но выходцем из Тартара (Тартар – глубокая тёмная бездна в античной мифологии. В Средние века Тартарией стали называть далёкие земли на Востоке, владения татаро-монгол. – Ред.). Понятно, что информация о происходящем в стране, находящейся на огромном удалении, базировалась на слухах, обраставших невероятными подробностями. Название «татары» ассоциируется со словом Тартар, приводятся цитаты из Ветхого Завета о нашествии диких племён как наказании за грехи. Сообщается, что эти выходцы из Тартара пьют кровь и едят сырое мясо. И всё это связано непосредственно с восприятием Руси – идёт много информации о том, что Русь захватили, покорили. Мы, естественно, знаем, что Русь в тот период не просто выжила, но и смогла сохранить культуру и свободу вероисповедования. Однако ассоциация с выходцами из Тартара впоследствии начинает очень сильно воздействовать на британский и общеевропейский миф о России. 

Мы знаем известное выражение, которое иногда приписывается Наполеону: «Поскреби русского – и найдёшь татарина». На самом деле последнее слово звучит как «тартарин» – le Tartare. Эта пословица существует и в английском языке: Scratch a Russian and you find a Tartar. Не случайно на английской карте 1562 года авторства Энтони Дженкинсона большая территория (правда, за пределами России) от Чёрного моря до Южной Сибири названа Тартарией. 

Вообще, XVI век – это совершенно новый этап в истории  британского мифа о России. И он тоже удивителен. Почему? В это время англичане впервые прокладывают прямые морские пути к нам, и для них это – открытие России, которое вписывается в контекст Великих географических открытий. Поэтому в знаменитой хрестоматии Хаклюйта, составленной из записок английских путешественников этого времени, рассказы о Московии занимают соответствующее место между рассказами об Америке и Китае. И фактически поэтому русские наряду с американскими индейцами встают в ряд туземцев, которых, во-первых, следует колонизировать или хотя бы цивилизовать, которых, во-вторых, героические британцы «открыли» для мира, и в-третьих, ресурсы которых можно и нужно использовать в своих интересах. 

Ещё один очень интересный контекст XVI века – восприятие британскими протестантами всех религиозных моментов, связанных с обрядовостью православия. Тут идёт полное отторжение – для англичан-протестантов все обряды, вся мистичность православия, все внешние его проявления суть псевдорелигиозность. «Правильная», с их точки зрения, религиозность связана в первую очередь со знанием Нового Завета, Библии. Ну и ещё одна важная составляющая английского образа России в это время, конечно, касается русской природы, обилия её даров – рыбы, мёда, воска, пушнины, зерна, но также её зимней стужи и снега.

– Разные периоды столкновения с другим народом порождают разные слои вокруг какого-то центрального образа и центральной оценки. В XII веке Русь для Англии – это образ сильного врага, который одновременного соединяет в себе черты рыцаря и зооморфного чудовища. Слой XVI века связан с образом богатых ресурсами земель и людей-дикарей. Наши основные черты, как и черты вообще всех туземцев, в записках английских путешественников этого времени – простодушие и хитрость, безнравственность и неприхотливость – «спят на снегу», неразборчивость, в том числе в еде – «могут есть тухлую рыбу» и т. д. Также в это время появляется противопоставление русского царя и английского монарха.

– Да, происходит противопоставление отношений русского царя и бесправных, по мнению английских наблюдателей, бояр отношениям английского короля и независимых баронов. В Британии в этот период купечество влияет на корону, на решения королевы. Иван Грозный пишет Елизавете: «Видно, у тебя, помимо тебя, другие люди владеют, и не только люди, а мужики торговые»… Но иногда у британцев проскальзывают и благожелательные замечания, вызванные, я думаю, попыткой объективно взглянуть на ситуацию. Например, у Ричарда Ченслора: «О, если  бы наши смелые бунтовщики были бы в таком же подчинении и знали бы свой долг к своим государям!» 

– Это уже XVIII–XIX века. Именно тогда возникает представление о России как о сопернике и политическом враге. Тогда же в Британии происходит скачок в развитии журналистики, большая часть населения охвачена влиянием печатной прессы. Поэтому XVIII–XIX века связаны уже с сознательным формированием и эксплуатированием негативного образа России. 

Причём старые слои этого мифа никуда не уходят, а наоборот, постоянно воспроизводятся. Например, у Байрона в «Дон Жуане» мы видим, что он называет русских polished bears – «цивилизованными медведями». Образ «русского медведя» возникает в британской драматургии ещё в XVII веке. Это в каком-то смысле отражение исторических реалий, ведь в Англию в XVI–XVII веках привозили русских медведей для популярной забавы – медвежьей травли собаками. С тех пор, видимо, и закрепилась  ассоциация образа России с медведями, которые, якобы, ходят у нас по улицам. И ведь это представление живо до сих пор! К нам в университет, например, приезжают австрийцы, которых дома пугали: нельзя ехать в Россию, там медведи по улицам ходят. То есть при всей, казалось бы, свободе слова на Западе мышление западного человека очень запрограммировано, что связано с воздействием средств массовой информации. 

– Да. Если мы возьмём для примера английские шпионские романы XX века, в частности романы Флеминга о Джеймсе Бонде, мы увидим там не только образы-штампы советской эпохи – такие, как механистичность системы, политическая агрессия и жёсткая пропаганда. Там же – буквально на уровне слова – присутствуют и отсылки к старым образам, то есть к представлениям, давно вошедшим в британский миф о России. И «мужик», и «кнут», и «непристойность». То есть эта цепочка смыслов, образов продолжает жить в единой структуре мифа.

– Да, конечно, начало XX-го века – это совершенно уникальный этап для восприятия России как в Англии, так и вообще на Западе. И связано это в первую очередь с внутренними причинами. Именно в это время в западном обществе появилась востребованность в таких специфических качествах, как русская духовность. Это было связано с ощущением кризиса в западной культуре в целом. Мы можем здесь вспомнить и Ницше, и вообще всех модернистов, которые искали новые пути в искусстве, в культуре. То есть искали выход из духовного кризиса. Куда идти? В религию уже невозможно, за ней не ощущается правда. Поэтому европейцы начинают обращаться к экзотическим, на их взгляд, культурам. 

Россия в этом контексте предстаёт такой экзотической, инаковой цивилизацией, наследницей Византии и византийского православия. В то же время русские воспринимаются как народ, который сумел сохранить естественное одухотворённое восприятие мира. Большое влияние на всю европейскую культуру на этой почве оказало творчество «великих русских» – Тургенева, Толстого, Достоевского, Чехова. Высоко начинает цениться русская музыка, живопись, даже иконопись. Сложные, одухотворённые, притягательные образы России и русских возникают в это время у О. Уайльда, Г. Уэллса, Б. Шоу, В. Вулф.

С середины XIX века в английской литературе также формируется мотив сочувствия русскому народу на фоне абсолютного неприятия русского царизма и однозначной его негативной оценки. Английские поэты пророчат и даже, можно сказать, призывают русскую революцию на протяжении всего XIX века – мы видим это у Кэмпбелла, Теннисона, Суинберна. В начале XX века образ русского народа на фоне этого однозначного «антицаризма» сочетает черты одновременно и праведной жертвы режима, и носителя естественной духовности, и «тёмного», примитивного раба-варвара. 

– Это очень сложный вопрос. Во-первых, это связано со спецификой восприятия другого народа. Любой другой народ воспринимается негативно. Ведь собственная культура есть ценностный ориентир, а всё, что противоречит этому ориентиру, «неправильно». Но в случае России существуют и другие важные факторы. Собственно, удалённость и неизвестность – это всегда подозрительно. «Неправильная» христианизация. Чуждая государственная, политическая система. Далее, открытие нас в ряду ресурсных, «туземных» стран.  И, конечно, масштабы и темпы роста российского государства в  XVIII–XIX веках,  невозможность контролировать этот рост. Это пугало британцев, ведь в самой Великобритании – Великой Британии – имперский импульс был очень мощный. 

– Надеюсь, что так. Отмечу, что в электронном ресурсе «Национальные мифы о России», который будет представлен на нескольких языках, мы хотим разместить информацию не только о различных европейских мифах о России, но и об основах русской культуры и государственности, чтобы тем самым снять возможные вопросы как у российского, так и у западного читателя. Мы покажем те расхождения русской культуры с западной, на основе которых рождаются и развиваются негативные представления о нашей стране. Главная идея – донести до читателей, что некий мифологизированный негатив по отношению к нашей стране идёт из глубины веков. 

Сломать негатив в устоявшейся ментальной структуре, закреплявшейся столетиями в ярких образах, сюжетах, стереотипах, невозможно. Можно вскрыть его внутренние причины, выявить в нём подлог, деформацию, – как это хотим сделать мы. Но нужно и уметь работать и общаться помимо негатива, зная о нём, не поддаваясь на его провокации и стараясь избегать связанных с ним острых углов.