Сфера образования всегда в центре общественного внимания, а в пору радикальных реформ особенно. О том, почему бушуют страсти и насколько они обоснованы, член президиума Ассоциации юристов России Михаил Барщевский побеседовал с председателем комитета Госдумы по образованию Вячеславом Никоновым.

— Вячеслав Алексеевич, почему депутаты всё время хотят поменять министра образования и науки? Это что, действительно, как утверждает премьер, «расстрельная» должность, или просто депутаты такие кровожадные?

— Не все депутаты добиваются отставки министра. Это позиция трёх фракций Государственной думы, но не «Единой России».

Ливанов будет занимать свой пост ровно столько, сколько он будет пользоваться поддержкой со стороны президента и премьер-министра, которые являются лидерами нашей фракции. В «Единой России» есть отдельные личности, которые хотели бы его отставки, но это не позиция партии или фракции. И я не считаю должность министра образования расстрельной. Мне кажется, что определённые проблемы министра носят не столько содержательный, сколько коммуникационный характер.

— Не считаете ли вы, что периодически совершаемые «наезды» на министерства образования и науки, здравоохранения — это некая форма популизма, позволяющая оппозиции хоть в чём-то быть оппозицией?

— Это тоже всегда присутствует. Тем более что есть вопросы, в которых, как считается, разбираются все. Увы, к ним относятся образование и здравоохранение. Потому что по этим темам легче формировать общественное мнение, легче его возбуждать, заводить. Даже теми проблемами, которых на самом деле не существует. Просто вбрасывается некая тема, способная влиять на электорат, а потом оказывается, что она не подкреплена фактами, но дело сделано, и какой-то эффект уже достигнут.

— В недавнем интервью с министром образования я коснулся концепции советской школы — дать максимально глубокие знания по широкому кругу предметов. Ливанов же ответил, что школа изменилась, и сегодня её основная задача — научить учиться и получать знания самостоятельно. Это благие пожелания министра, или вы думаете так же?

— Я считаю, что надо совмещать и знания, и умение их добывать. Сейчас многие знания получать легче. Если раньше надо было ходить в библиотеку и проводить там много времени, то сейчас всё есть в Интернете. Это позволяет освоить больший объём знаний.

Я не сторонник, чтобы сокращать объём школьных программ, как это происходило в последние годы, но при этом надо, конечно, учить учиться, в том числе с использованием современных информационных возможностей. А противопоставляя одно другому, мы будем получать большое количество недообразованных людей. К сожалению, этот феномен в России сейчас присутствует. Очень много студентов плохо знают школьную программу. Это беда.

— По-моему, большей бедой является то, что у нас вместо астрономии и черчения преподаются шахматы и основы религии.

— Кстати, в основах религии как культурологического предмета я не вижу ничего плохого. Меня часто по жизни подводило, что я как следует не изучил этот предмет, потому что понять историю или культуру в принципе нельзя, если не знаешь Библию. Придя в любой музей, не поймёшь половины картин. Знание основ религиозной культуры очень позволяет расширить культурные горизонты, потому что на протяжении большей части человеческой истории именно это и составляло предмет культуры, искусства, художественной литературы. Да и шахматы в принципе тоже вещь не вредная.

— Но согласитесь, что вы также ещё помните, что такое, например, парсек, а нынешние выпускники школ мало что знают про астрономию, а уж прочесть чертеж из них не может никто. С этим как быть?

— В современных условиях нужно больший объём знаний осваивать за меньшее время. И астрономия, и черчение — вещи полезные, а чертить надо учить не только на кульманах, но и на компьютерах. Это может быть самостоятельный предмет или часть информатики. Проблему я вижу в том, что по сравнению с советскими временами у нас сохранилось первоклассное начальное образование, но в старших классах его уровень снизился. Углублённо изучаются только те предметы, по которым планируется сдача ЕГЭ. На мой взгляд, это можно исправить, во-первых, введя средний балл аттестата для поступления в вузы, тогда другие предметы тоже окажутся в поле зрения, и во-вторых, надо усиливать лингвистическую часть ЕГЭ: компоненты, связанные с навыками устной речи и письменной, вернув что-то похожее на сочинение по русскому языку и литературе, может быть, в меньшем объёме, чем прежде.

— На высшем уровне много говорилось о необходимости разработать и ввести единую школьную форму. Потом заговорили о том, что форма должна разрабатываться с учётом специфики регионов. Так будет ли школьная форма одинаковой, и что смогут позволить себе на местах?

— Пока что мы не используем в законодательстве даже понятие «школьная форма», сейчас это требования к одежде учащихся. И по существующим нормам их соблюдение — прерогатива субъектов Федерации и самих учебных заведений. Минобрнауки выработало уже некие общие требования к этой форме. На основании этих рекомендаций все без исключения субъекты Федерации приняли свои законодательные акты. Сейчас мы их изучаем. Но общая установка неизменна — этот вопрос решает школа, педагогический совет совместно с родительским советом.

— В последнее время всё чаще говорят об унифицированном для всех российских школ учебнике по истории. Будут ли школьники в России, как в СССР, получать одинаковые базовые знания по истории государства?

— Я считаю, что проблема немножко преувеличена. В настоящий момент действуют 238 учебников по истории. И те специалисты, которые специально их изучали, пришли к выводу, что там нет ничего предосудительного. Они не воспитывают антипатриотов, ура-патриотов или людей, не помнящих родства, в основном это нормальные учебники. Более того, уже есть 14 учебников (предметы «История России» и «Всемирная история» изучаются в семи классах), по которым учатся более 60% всех учеников российских школ.
Ключевой вопрос

— Рядом с вами в Думе сидят люди с ворованными диссертациями, вы продолжаете с ними здороваться?

— Я в принципе здороваюсь со всеми своими коллегами. Даже с теми, с кем расхожусь идеологически. Понимаете, это всё нужно доказывать, а то порой возникает ситуация: то ли он украл, то ли у него украли, но что-то там нечисто. Поэтому я вообще противник того, чтобы огульно кого-то в чём-то обвинять. Если будет конкретное решение Высшей аттестационной комиссии, которая уполномочена такие вопросы решать, это одно дело. А если просто где-то кто-то написал, что кто-то списал, я к этому отношусь как к определённой кампании. Ситуацию на самом деле надо исправлять принятием очень простых, прозрачных мер по контролю, вообще по защитам и по санкциям в отношении тех, кто допускает нарушения. Собственно, все предложения уже вывешены на сайте Высшей аттестационной комиссии. Они обсуждались в Думе, с чем-то мы согласились, с чем-то нет. Но в принципе создать нормальную систему не так сложно. Сейчас многие горячие головы настаивают на том, чтобы вообще отказываться от централизованной системы защиты, от ВАКа, а предоставить это право вузам. Вот это как раз было бы крайне преждевременно и могло бы сильно дискредитировать всю систему учёных степеней.

Источник: «Российская газета»