Увы, страна переживает не бум, а всплеск рождаемости, не превосходящий смертности. В 2005 году продолжилась естественная убыль населения, начавшаяся в 1992 году. Другое дело, что с появлением на свет в 2002–2005 годах большего числа детей, чем раньше, она затухает, даже иногда обещает уступить росту рождаемости, но сохраняется. Подъём рождаемости в эти и последующие — 2009–2012 годы — связан с вступлением в возраст воспроизводства тех поколений, кто родился в начале восьмидесятых годов, когда в стране проводилась пронаталистская (лат. natal — рождаемость) политика. Тогда увеличили отпуск для женщин, пособия, сократили женскую рабочую неделю. Такие вливания дают эффект, если тенденцию поддерживать. Но, чтобы дети замещали родителей, нужен суммарный коэффициент (число рождений на одну женщину) рождаемости 2,15. В Москве коэффициент равен 1,29 и растёт, в стране он остановился на отметке 1,37.

Впрочем, рост рождаемости продолжится. У него есть ещё причина — возрастание числа браков. Эту тенденцию к направленной политике государства не отнесёшь. Люди устали маяться и приспособились к новым реальностям.

«Женщины заводят потомство заметно позже, чем раньше: в регионах — после 24, в мегаполисах — после 26–27. Рождаемость в этом смысле опять имеет тенденцию к снижению»

Хотя и число разводов растёт. Демографические процессы вообще противоречивы. Возьмём тот же всплеск рождаемости. С одной стороны, рост числа родителей и браков способствует увеличению числа детей. С другой, женщины заводят потомство заметно позже, чем раньше: в регионах — после 24, в мегаполисах — после 26–27. Рождаемость в этом смысле опять имеет тенденцию к снижению. Проблема в том, что рожать стали не только позже, но и одного, в лучшем случае (редко) двоих детей. Троих детей рожают ещё реже (в основном Северный Кавказ и мусульманские республики, реже — в сёлах средней полосы страны и совсем экзотика — мегаполисы), что почти не отражается на общем росте числа населения. В России долгое время первенцы у женщины появлялись примерно в 21–22 года. Возрастной ценз начал расти с середины девяностых годов. И если сегодня в среднем по России женщины первый раз рожают примерно в 24–25 лет, то через пять-семь лет эта цифра поднимется до 29–30. Материнство стареет во всём мире. В скандинавских странах, например, рожают в 30–31 год. Изменился порядок наступления жизненных событий. Раньше человек заканчивал учёбу, техникум и выходил на рынок труда. Сейчас стабильная занятость наступает очень поздно — в 23–24 года. При этом требуется какое-то время на то, чтобы молодые обрели экономическую самостоятельность. Сильны установки на то, чтобы стать успешными в материальном плане.

«Если раньше в России действовала модель трёхдетной семьи, то сегодня в мегаполисах сложилась модель однодетной семьи, а в России — двухдетной»

Также увеличилось количество пробных союзов, когда человек сначала поживёт с одним, потом с другим. И это есть второй противостоящий рождаемости фактор — гражданские браки. Женщина не хочет внебрачных детей. И опять парадокс демографии: до двадцати пяти процентов в стране и до тридцати процентов в Москве детей появляются на свет вне брака. Угрожающе растёт число тех, кто и в браке не хочет детей. То есть демографический ресурс, попросту говоря, пропадает зря. Например, по данным ежегодного социологического обследования «Москва и москвичи», если в 2010 году стратегию чайлдфри (брак без детей) выбирали тринадцать процентов жителей столицы, в 2014-м — шестнадцать. «Быть свободными» хотят москвичи с высшим образованием и стабильной работой. Установки на осознанную бездетность прогрессируют пока только в столице. По России количество потенциальных чайлдфри в три раза ниже. Общероссийское исследование оценивает этот показатель в шесть процентов. Нужно понимать, что речь идёт об установках на бездетность. То есть эти люди фактически могут родить детей, но не хотят этого делать. И это при общей тенденции к сокращению населения. Ведь проблема ещё и в том, что если раньше (в восьмидесятые годы ХХ века) в России действовала модель трёхдетной семьи (в Москве и мегаполисах — двухдетной), то сегодня в мегаполисах окончательно сложилась в целом модель однодетной семьи, а в России — двухдетной. То есть в лучшем случае мы воспроизводим сами себя, но роста, увы, нет.

«Каждое следующее поколение обладает меньшим потенциалом здоровья, чем предыдущее. Так мы приближаемся к другой точке невозврата — по качеству населения»

Однако и этот ресурс — модели семьи — измеряется не только количеством, но и качеством. Количественную точку невозврата мы прошли: нас столько, сколько было, уже не будет. Будет меньше. Качественный ресурс, если подходить упрощённо, определяют три параметра — здоровье (физическое, психическое, социальное), интеллектуальный потенциал и духовно-нравственные установки. Исследования Института социально-экономических проблем народонаселения (ИСЭПН) РАН показывают, что каждое следующее поколение обладает меньшим потенциалом здоровья, чем предыдущее. Так мы приближаемся к другой точке невозврата — по качеству населения. Идёт деградация генофонда нации. Её признаки — рост физического нездоровья (количество заболеваний растёт), психического (страна вошла в первую десятку в мире по числу самоубийств), социального (растут число тайных абортов и заболеваний СПИДом, алкоголизация, наркомания) и духовно-нравственного, что не поддаётся учёту. Что касается интеллектуального потенциала, то ситуация противоречива. С одной стороны, у нас вузов больше, чем в СССР. С другой, продолжается утечка умов.

В этих условиях у меня надежда на два естественных процесса — повышение рождаемости и снижение смертности. Но именно в эти годы — 2012–2016-й — в возраст деторождения вступают те, кто родился в шоковом 1992-м, когда рождение детей откладывали «до лучших времён». И тут, скорее всего, приходится ждать временного спада рождаемости, хотя есть надежда на то, что молодые родители, выросшие, как правило, без братьев и сестёр, подарят их своим первенцам.

«Одолеем бедность — пройдём промежуточный результат неустоявшегося общества, в котором мы застряли»

Второй процесс — снижение смертности — и вовсе регулируем. У нас есть запас, который может использовать государство, чтобы увеличить продолжительность жизни. Резервы связаны с внешними факторами смертности. Транспортные аварии, отравления, алкоголизация, самоубийства — власти могут влиять и наконец-то влияют на снижение этих показателей. Финны, американцы, арабы миру показали, что контроль за покупкой алкоголя свобод не ущемляет. Наоборот, как мы усвоили, круглосуточная доступность алкоголя — признак варварства. Эти меры, если их принять отдельно, останутся локальными, если не преодолеть главную проблему — бедность. Одолеем её — пройдём промежуточный результат неустоявшегося общества, в котором мы застряли. В нём идёт противоборство разных тенденций при отсутствии норм, в первую очередь нравственных, на которых крепится семья. Эти нормы, как зарождающаяся жизнь, — в зачатии. Всплеск рождаемости на этом пути — наш шанс.