Решение последней парламентской сессии ОБСЕ, состоявшейся в литовской столице, посвящённое годовщине пакта Молотова–Риббентропа, вызвало в России скандал и бурю негодования ещё до того, как стали известны все подробности принятого документа. Именно поэтому сейчас стоит более внимательно посмотреть, что именно и в каких выражениях было сказано, тем более что сделать это нетрудно, поскольку текст заявления не только переведён на русский язык, но и выложен в Интернете в свободном доступе.

Вопреки стремительно распространившемуся мнению, этот документ не обвиняет СССР в развязывании Второй мировой войны и даже не ставит формально знак равенства между нацизмом и сталинизмом. 3-й пункт резолюции «Воссоединение разделённой Европы» всего лишь утверждает, что «...в двадцатом веке европейские страны испытали на себе два мощных тоталитарных режима, нацистский и сталинский, которые несли с собой геноцид, нарушения прав и свобод человека, военные преступления и преступления против человечества».

Разумеется, мало кому приятно, когда твою страну перечисляют через запятую с гитлеровской Германией. Однако с формальной точки зрения эта резолюция не содержит никаких утверждений, которые не были бы общеизвестны и, главное, официально признаны российским руководством. Да, в Советском Союзе, увы, были массовые репрессии. Десятки тысяч их жертв были впоследствии признаны невинно пострадавшими и реабилитированы советским и российским правосудием, а многие  даже причислены к лику святых Русской православной церковью. Начиная с Никиты Хрущёва руководство страны никогда не отрицало как факт этих массовых репрессий, так и их преступный характер. Официальную правовую и моральную оценку получили и другие преступные действия сталинского режима: секретные протоколы пакта Молотова–Риббентропа, депортацию целых народов в годы войны и т. д. Так что с формальной точки зрения российское руководство могло бы сделать изумлённое лицо и вполне искренне поинтересоваться у европейских законодателей, зачем так истово ломиться в давно и широко открытую дверь? Однако полностью ограничиться этим будет, скорее всего, невозможно.

Во-первых, что бы ни было сказано в самом документе, в массовом сознании он был воспринят как знак равенства между нацизмом и коммунизмом. И вот против этой интерпретации следует решительно и последовательно протестовать. Да, советская власть, равно как и национал-социализм, виновна в преступлениях против отдельных лиц и целых народов. Однако в отличие от нацистов уничтожение никогда не было для большевиков самоцелью. При всех своих грехах советское руководство никогда  не проводило политики целенаправленного физического уничтожения социальных или национальных групп. В отличие от нацистских советские лагеря не были лагерями уничтожения. Даже когда большевики говорили о «расказачивании» или «уничтожении кулачества» (буржуазии, помещиков и т. д.) «как класса», они имели в виду именно уничтожение класса, а не всех его представителей, которые вполне могли сделать неплохую карьеру.  Поэтому любые аналогии с гитлеровской политикой здесь не уместны, а против любых документов, дающих возможность подобного толкования, следует решительно протестовать.

Во-вторых, дата, избранная европейскими парламентариями в качестве дня «памяти о жертвах массовых депортаций и казней» – 23 августа, день подписания пакта Молотова–Риббентропа – тоже не может не вызывать определённых вопросов. Разумеется,  никто не будет спорить, что этот пакт прямо повлиял на решение Гитлера напасть на Польшу. Однако подписанный в Москве документ был не первым и не единственным на пути ко Второй мировой войне. Ему предшествовало, к примеру, Мюнхенское соглашение, за которым последовала ликвидация суверенного Чешского государства (в котором, кстати, приняли деятельное участие не только Германия, превратившая Чехию в «Протекторат Богемия и Моравия», но также Венгрия и Польша, прибравшие к рукам южные районы Словакии и Тешинскую область). Полагаю, никто не станет спорить, что «Мюнхенский сговор» также  приблизил начало войны и плюс отдал в распоряжение Гитлера сотни тысяч людей, ставших впоследствии «жертвами массовых депортаций и казней».

Наконец, в-третьих, из текста резолюции может создаться впечатление, что в довоенной Европе было всего два недемократических диктаторских режима, что, мягко говоря, не совсем соответствует истине. Напротив, страны, сохранившие в межвоенный период демократическую форму правления, можно пересчитать по пальцам. К примеру, в той же Литве, где была принята пресловутая резолюция, в 1926 году произошёл военный переворот, в результате которого в президентское кресло уселся «демократ» Анастас Сметона, десять лет правивший без сейма, а затем и вовсе запретивший все партии, кроме собственной. Поэтому, если, как сказано в резолюции,  речь идёт об «изучении тоталитарного наследия и повышении осведомлённости о нём общественности», было бы в высшей степени неисторично вспоминать только о нацизме и коммунизме.

Разумеется, всё сказанное выше вовсе не предназначено для того, чтобы «оправдать» нацизм или сталинизм. Но вместе с тем идея назначить одного или даже двух козлов отпущения за все трагические события восточноевропейской истории ХХ века представляется заведомо порочной и тупиковой. Всё было гораздо сложнее, запутанней, и если чёрный цвет присутствовал в картине вне всяких сомнений, то полностью сохранить белизну своих одежд не удалось, скорее всего, практически никому. Все замарались в крови и грязи, кто в большей, кто в меньшей степени.

На наш взгляд, только всеобщая готовность признать не только свои обиды и чужие грехи может привести к серьёзному обсуждению острых исторических проблем, которое в итоге действительно сможет «способствовать примирению на основе истины и почтения памяти погибших». К сожалению, в России к подобному обсуждению многие сегодня не готовы. Однако и в Европе, как видно из вильнюсской декларации, дело обстоит не намного лучше.