Четыре доклада VII Международного педагогического форума в секции «Язык и человек» – об особенностях языковой культуры детей-билингвов, речевых феминитива, основах лингвистической «паразитологии» и о языке традиций и памяти – лишь на первый взгляд о разном. Все вместе они о главном – о культурном и языковом коде нации.

Компас в изучении языка

«Дети-билингвы и гуманитарные ценности – это не просто ценности ХХI века. Без них века не будет», – с этого полемичного утверждения начала своё выступление профессор Московского педагогического госуниверситета, директор Центра билингвального и поликультурного образования РГПУ им. А. И. Герцена Елизавета Хамраева.

Её доклад «Речевая среда как способ сохранения родного языка в семье и школе» о характерном для эпохи глобализма явлении – билингвальных, или двуязычных, детях, которые, по утверждению Хамраевой, двигают развитие современного русского языка.

Причём детей-билингвов стало уже так много (и их число растёт из-за ускоряющихся миграционных процессов в мире), что методика преподавания русского языка распалась на несколько методик. Теперь их четыре – методика преподавания русского языка как государственного, как иностранного, как родного внутри и вне России и как неродного внутри России. Методики эти складывались постепенно, примерно последние двадцать лет, в процессе роста миграции и обучения детей, находящихся в миграционных потоках.

Хамраева дала характеристику не просто каждой методике, а тому, когда и в каких условиях уместно их использовать для того, чтобы ребёнок-билингв успешно овладел русским языком.

Самая распространенная ошибка – когда в разноуровневом по владению русским языком классе используется классическая методика преподавания русского языка как государственного.

Вторая ошибка – когда русский язык изучается как родной его носителями вне современного контекста, консервируясь в внутри жёсткой традиции, что отрывает язык от контекста эпохи и делает его иностранным для ребёнка-билингва.

Третья ошибка – это «замерзание» языка, когда у билингва мало практики на русском языке, и он его изучает с погружением, подразумевающим богатую разговорную практику.

«Три блока новых методических систем – русский как родной, русский как иностранный, русский как неродной, разработанные учёными межвузовского Центра билингвального и поликультурного образования РГПУ им. А. И. Герцена, – утверждает Хамраева, – это как компас в изучении языка. Главное – выделить в трёх методиках свою, подходящую конкретному случаю. Если методики грамотно разложить по полочкам, то они станут инструментом не только изучения русского языка, но и способом приведения в действие того самого знаменитого билингвального мышления носителя двуязычия, когда его носитель создаёт эффект филологического и культурного феномена. Он начинает быстрее думать, разнообразнее сравнивать, ребенок-билингв начинает чётко понимать, в какой среде и на каком языке ему уместно заговорить. Так верно подобранные методики изучения русского языка помогают умению извлекать информацию из разных источников и создавать из них билингвальный культурный феномен».

Полезные паразиты

Об особом культурном и языковом феномене – о лингвистической «паразитологии» – говорила профессор СПбГУ, преподаватель НИУ «Высшая школа экономики» Наталья Богданова-Бегларян. Её доклад «Основы лингвистической “паразитологии”, или о словаре прагматических маркеров русской устной речи», позволяет по-новому взглянуть на слова-паразиты в разговорной.

«Я не говорю слова-паразиты, я говорю слова-заменители или прагматические маркеры, – поделилась своими выводами лингвист. – К ним у меня столь лояльное отношение, потому, что за ними стоит богатая речевая культура и попытка носителей языка её освоить, используя прагматические маркеры».

Учёный выделила десять типов таких слов-маркеров – хизитативы (заполняют паузы в размышлениях – «эээ», «это самое»), рефлексивы (мыслительная реакция на собственное речевое поведение – «так скажем»), апроксиматоры (неуверенность в том, о чём говорит человек – «я не уверен», «вроде бы»), разграничители («значит», «ну вот», «думаю, что»), метакоммуникативы (осмыслить сказанное самому – «знаешь», «понимаешь», «да»), маркер самокорреции (поправь меня, если...»), маркеры замены (введение в речь чужой речи), ритмообразующие маркеры («дабы не досталось сопернице»), маркеры-заместители («если звёзды зажигают, значит это кому-то нужно»), слова-декоративы (декорирование речи лишними словами).

Богданова-Бегларян убеждена, что слова-паразиты – «это вовсе не просто словесный мусор, они помогают строить речь, разбираться в речевых сложностях. За ними стоят не только изъяны речи, но стремление помочь себе говорить».

Конфликтные феминитивы

С этим же посылом – помочь себе говорить, используя или не используя слова-феминитивы – выступил научный сотрудник НИУ «Высшая школа экономики» и РГГУ, популяризатор науки Александр Пиперски. Его доклад «Русские феминитивы как источник конфликта» отразил типичную проблему почти каждого. Как, например, говорить правильно – «канцлер Ангела Меркель» или «канцлерша»? Почему мы смело говорим «чемпионка», но не говорим «редакторка»? Или «мэр Иванова» – это грамотно, а «мэрша Иванова» – почти оскорбление?

Феминитивы, или имена существительные женского рода, которые обозначают женщин, но образованы от однокореннных существительных мужского рода, – слова, которых становится всё больше в речи. Более того, утверждает Александр Пиперски, феминитивы сегодня идут впереди языка, создавая социолингвистичекую конфликтную ситуацию: женщины активно вовлекаются в сферы жизни и занимают посты, которые раньше не занимали, а язык не успевает отражать эти социальные и социолингвистические процессы. «Феминитивы и дальше будут входить в русский язык, – полагает Пиперски, – но оставаться будут только те из них, которые будут вписываться в русский язык естественно, с учётом культуры слуха, произношения и речи».

Семейный фотоальбом на фоне большой истории

А вот о том, как культура речи, использование или неиспользование слов-паразитов, слов-феминитивов или врождённая билингвальность влияют на культурный и языковой код нации, в докладе «Наследие, традиция и память» говорила профессор СПбГУ, директор АНО «Пропповский центр: гуманитарные исследования в области традиционной культуры» Светлана Адоньева.

В качестве простого теста она предложила полистать любой семейный фотоальбом. Его традиционная «начинка» – семейные фотографии, фотографии из отпуска (море, старые города, музеи и т. д.) и фотографии, отражающие хобби.

Подход к складыванию семейной фотоистории докладчик сравнила с формированием большой национальной хроники, в основе которой три принципа – популяризация истории, критическая история и антикварная история. Первый подход отражает мировоззрение растущего и фрондирующего организма, который видит себя в истории. Второй – это «привычка думать революциями и конфликтовать, а не наследовать». Третий подход – вписывание себя и своего рода в семейную и национальную историю с высоты культурного кода нации.

«Дорасти до культурного и материального наследия, которое создавалось сословиями и было сословным, а объявлено народным, – считает Светлана Адоньева, – может каждый. Просто нужен труд – труд чтения, труд саморазвития, труд изучения родного языка и культуры. Так через три принципа осмысления истории и культурного кода нации приходит понимание вечных вещей. Например, ко мне пришло понимание: я – наследница Екатерины II с её арками и парками. Наследство моих дедушек и бабушек – часть моего реального наследства. Ещё в меня встроено культурное наследие нации».

Вот этот код культуры мышления и формируется через языковой код нации.