В день 150-летия В. И. Ленина вспомним о том, какие мощные потрясения претерпевал русский язык на заре советской власти и как реагировал на это сам вождь мирового пролетариата.

Человек дела

Владимир Ильич Ленин – человек дела. Решительный и бескомпромиссный. Наблюдательный и острый на язык. Время требовало говорить по существу, коротко и ясно. И Ленин этому требованию соответствовал. В заметке «Об очистке русского языка» с подзаголовком «Размышления на досуге, т. е. при слушании речей на собраниях» он фиксирует негативные изменения в устной речи: «Русский язык мы портим. Иностранные слова употребляем без надобности. Употребляем их неправильно. К чему говорить "дефекты", когда можно сказать недочёты, или недостатки, или пробелы?». В свойственной ему категоричной манере Ленин критикует язык газетчиков за излишнее употребление иностранных слов, затрудняющее "влияние на массу", за небрежение и многочисленные погрешности: "Литераторам простить этого нельзя", "Ошибки пишущих в газетах могут вывести из себя", "Не пора ли объявить войну коверканью русского языка?"

Чтобы пишущие и читающие меньше ошибались, газетам, по мнению Ленина-пропагандиста, требуется телеграфный стиль – чёткий и лаконичный. Газета – мощный инструмент агитации, влияния. Читающая масса, крестьяне и пролетарии, должна понимать задачи новой власти, а напичканные иностранной лексикой обширные статьи сложны для восприятия.

«Влиять на массу» нужно, выбирая простые и доступные языковые средства, и Ленин этим приёмом мастерски пользовался. По воспоминаниям современников, его речь, обращённая к людям, была краткой, энергичной, отвечала чаяниям слушателей и не оставляла равнодушными ни друзей, ни недругов. В. Шкловский своё впечатление от выступления Ленина в Михайловском манеже сформулировал так: «Казалось, большая птица летит по ветру, как будто управляя этим ветром».

Впрочем, восприятие Ленина, его речи и идей сильно зависело от отношения к нему и большевизму в целом. А В. Набоков вспоминал, как испытал нечто сродни ужасу, когда услышал речь Ленина: «Внезапно на балконе появился Ленин. В зимнем пальто и в кепке. Он встал на возвышение, так что казалось, что он выше всех, кто был на балконе. Говорил он резким пронзительным голосом, грассировал на манер светских снобов и обильно уснащал свою речь варваризмами, словами иностранного происхождения, заимствованными из лексикона политических брошюр восточно-европейских социалистов.

Вы знаете, как хорош русский язык, в то время он ещё сохранял относительную чистоту, но в языке, которым говорил Ленин, был привкус чего-то иностранного, а его грассирующая "р" усиливала это впечатление. К тому же все иностранные выражения он произносил на европейский лад.

В памяти у меня остались лишь отрывочные короткие фразы и отдельные слова – аннексия, контрибуция, реституция. Но потом меня потрясло несовпадение смысла его речи и того, как он это преподносил, его тона произношения лексики.

Где-то я читал, что Робеспьер тоже изъяснялся по-французски чрезвычайно изящно, на языке представителей высшего сословия, и именно эта его особенность приводила в трепет аристократов, которым доводилось его слушать.

Слушая Ленина в тот день, я тоже не раз содрогнулся, не раз страх сдавливал мне горло. Этот вполне светский человек на языке социальных верхов излагал совершенно антипатриотические требования – немедленный мир без аннексий и контрибуций, немедленная отмена собственности на землю без всяких компенсаций землевладельцам, немедленная демобилизация, немедленный захват власти советами рабочих и крестьян, полное уничтожение частной собственности.

Домой я вернулся охваченный тревогой и недоумением».

По воспоминаниям меньшевика А. Потресова, Ленин гипнотически влиял на аудиторию, поскольку «представлял собою редкостное явление человека железной воли, неукротимой энергии, сливающего фанатичную веру в движение, в дело, с не меньшей верой в себя».

Ленинский стиль складывался в постоянной полемике. Его язык был живым, динамичным, образным. Очень часто резким и бранчливым. Он часто пользовался метафорами и эпитетами. Современники вспоминают, что в спорах Ильич буквально уничтожал оппонентов меткими определениями. Вот небольшая подборка: слезоточивые дурачки, слюнтяи, кисляи поганые, мямли, нытики, слякоть, учёные дураки и старые бабы; пустозвонный болтун, болван, путаник первого ранга, пустолайка, поросёночек, сладенький дурачок, дура петая, махровая; совсем безголовые люди, слепцы, тупицы первого ранга, круглые дураки, не люди, а жалкие тряпки; глупые, истерические существа, я так зол, так зол!

Такая манера выражаться зачастую повергала в шок интеллигентных оппонентов и не могла не найти отклика в душах и умах привыкших к крепким выражениям единомышленников.

Оправдывая свой «ругательный» пафос, Ленин втолковывал особо чувствительным товарищам, что «если бы социал-демократия применяла беззубые, никого не задевающие слова, она была бы похожа на меланхолических пасторов, произносящих по воскресеньям никому не нужные проповеди».

Свобода языков

С этой же целью (влиять, убеждать, объединять) Ленин считал необходимым приобщение многочисленных народностей к русскому языку. Общий язык должен был способствовать межнациональному общению, сплочению многонационального государства. При этом Ленин настаивал на бережном отношении к родным языкам, говорил о необходимости сохранения школьного преподавания на родном языке. По его убеждению, «демократическое государство безусловно должно признать полную свободу родных языков и отвергнуть всякие привилегии одного из языков».

Русский язык, воспринимаемый тогда как атрибут прошлого, язык буржуазно-помещичьего государства, с точки зрения Ленина, не должен был претендовать на статус «обязательного государственного языка» в многонациональном государстве. «Мы, разумеется, стоим за то, чтобы каждый житель России имел возможность научиться великому русскому языку. Мы не хотим только одного: элемента принудительности. Мы не хотим загонять в рай дубиной, – писал Ленин в статье «Нужен ли обязательный государственный язык?». – Те, кто по условиям своей жизни и работы нуждаются в знании русского языка, научатся ему и без палки».

Слово «ликбез», ставшее одним из многочисленных сокращений, свойственных революционному времени, дошло до наших дней и расширило своё первоначальное значение. Ленин считал, что ликвидация безграмотности населения – одна из ключевых задач молодой советской власти, и речь не только об овладении грамотой, но и о приобщении к культуре, о воспитании сознательности, о поднятии уровня образованности всех членов общества, о понимании традиций соседствующих народов.

Русский язык как средство межнационального общения должен быть зафиксирован в разных словарях, доступных населению, поэтому по настоянию Ленина была создана специальная комиссия для составления современного словаря русского литературного языка. В результате кропотливой работы русистов через несколько лет появился четырёхтомный «Толковый словарь русского языка» под редакцией Д. Н. Ушакова.

Надо сказать, что перед лингвистами того времени государство ставило множество сложнейших задач, работа была во многом экспериментальной, и потому без ошибок не обошлось.

Читайте также: Великий низвергатель

Абырвалг и ЖЖ

Язык ленинской эпохи был очень специфичен. Слом эпох породил не только смешение стилей, но привнёс массу заимствований, новых терминов. Отдельного внимания заслуживают многочисленные аббревиатуры, как из рога изобилия посыпавшиеся на головы обывателей в 20–30-е годы ХХ века. Великое множество новых ведомств, обществ, учреждений, объединений, групп и т. п. не только мудрёно именовались, но и загадочно сокращались. Попробуй догадайся, что за аббревиатурой ПСРПЖКС скрывается Профсоюз рабочих промышленного, жилищного и капитального строительства, а ОПТЭ – это Общество пролетарского туризма и экскурсий. У В. Пелевина есть сатирическое эссе «ГКЧП как тетраграмматон», в котором он называет советские аббревиатуры «красной магией», а особенно разрушительной силой, по его мнению, обладают четырёхбуквенные сокращения: НКВД, РКПБ, КПСС, СССР, хотя и в усечённых трёхбуквенных есть нечто зловещее: ВЧК, ГПУ, КГБ.

Зафиксированный в сознании булгаковского Полиграфа перевёртыш «Абырвалг» – один из известных литературных примеров усечений и сокращений. А Глав- этих было немало: ГЛАВУРС – Главное управление рабочего снабжения, ГЛАВСНАБЛЕС – Главное управление по снабжению народного хозяйства лесоматериалами при СНК СССР…

Маяковский писал в «Прозаседавшихся»:

Чуть ночь превратится в рассвет,

вижу каждый день я:

кто в глав,

кто в ком,

кто в полит,

кто в просвет,

расходится народ в учрежденья.

Но в особом ряду в русском языке находятся сокращения, связанные с личностью Ленина. Самые многочисленные – мужские и женские имена: Арлен (Армия Ленина), Вилор (Владимир Ильич Ленин — Организатор Революции), Виль (по инициалам В. И. Ленина), Владлен (Владимир Ленин), Ленгвард (Ленинская гвардия), Мэлс (Маркс, Энгельс, Ленин, Сталин), Нинель («Ленин» наоборот), Сталенита (Сталин, Ленин)... На карте СССР можно было найти множество различных географических объектов, городов, посёлков, чьи названия представляли собой сокращения с частью Лен-, Ленин: Ленинград, Ленинакан, Ленинабад, Лениногорск…

Во времена перемен скорость информационного потока возрастает, и аббревиатуры помогают сделать речь короче. Что в 20-х годах прошлого века, что сейчас, их немало. Многие выступают против засилья сокращений, но тут и там мы слышим и видим как международные, так и чисто российские аббревиатуры: ООН, ВОЗ, НАТО, ВИЧ, МОК, ПМЖ, ЛДПР, и т. д. и т. п. И если раньше интерес вызывала серия «ЖЗЛ», то теперь мы изучаем жизнь замечательных людей в их собственных ЖЖ.

Неудачный эксперимент

Знал бы Ильич, какая ожесточённая борьба возникнет на лингвистическом фронте в 30-е годы. Страсти закипели нешуточные: вводились и отменялись новые значки в азбуках; в алфавитах отдельных народов тасовались буквы, написанные кириллицей, латиницей и восточной вязью. Целые республики вынуждены были осваивать то русифицированную, то латинизированную письменность. Все эти эксперименты порождали ярое сопротивление населения и подрывали доверие к советской власти.

Деятельность Всесоюзного центрального комитета нового алфавита (ВЦКНА), основанного в 1930 году, сопровождалась огромными сложностями. Специальные комиссии во главе с видными учёными (один Л. В. Щерба чего стоил!) занимались исследованием письменности и фонетического строя языков разных народов, входящих в состав СССР, анализировали особенности их зрительного восприятия при чтении печатного и рукописного текстов и пришли к выводу о необходимости перехода на новый алфавит (на латинской основе).

Читайте также: «Глокая куздра курдячит бокрёнка». К 140-летию лингвиста Льва Щербы

Посвящённая работе ВЦКНА статья в Лингвистическом энциклопедическом словаре содержит следующие сведения: «В результате деятельности ВЦКНА 20 народов СССР перешли на "новый алфавит", 50 народов впервые в истории получили письменность». Луначарский в статье «Латинизация русской письменности» писал: «Наш русский алфавит отдалил нас не только от Запада, но и от Востока, в значительной степени нами же пробуждённого... Выгоды, представляемые введением латинского шрифта, огромны. Он даёт нам максимальную международность, при этом связывая нас не только с Западом, но и с обновлённым Востоком». Подкомиссия по латинизации русской письменности, созданная при Главнауке Наркомпроса, рьяно взялась за дело и объявила русский алфавит «идеологически чуждой социалистическому строительству формой графики», «пережитком классовой графики XVIII—XIX вв. русских феодалов-помещиков и буржуазии», т. е. «графики самодержавного гнёта, миссионерской пропаганды, великорусского национал-шовинизма и насильственной русификации».

Латинизированный алфавит коми

Такая языковая политика, несмотря на благие намерения лингвистов-реформаторов, привела к плачевным последствиям. Карл Бауман, заведующий отделом науки, научно-технических изобретений и открытий ЦК ВКП(б), тщательно изучил происходящие в стране лингвистические пертурбации и в мае 1936 г. отправил в адрес секретарей ЦК полную возмущения записку с грифом «Совершенно секретно».

«Начавшееся активное искоренение русской основы в письменности тех народов, которые пользовались ею в течение десятилетий, возглавили ВЦКНА и местные комитеты нового алфавита, – говорилось в документе. – Однако латинизация во что бы то ни стало встретила решительное сопротивление среди местного населения». Так, в Коми насильственный перевод на латинский алфавит «превратился прямо в издевательство над широкими массами населения»: здесь до 1932 года была письменность на русской основе, в 1932 году ввели латинизированный алфавит, а в 1935 году его отменили и вернулись опять к русской основе. «Не усвоили и тяготятся латинизированным алфавитом вепсы, ижорцы, калининские карелы, коми-пермяки и народы Крайнего Севера, – утверждал Бауман, – которые раньше не имели своей родной письменности, но по известным условиям жизни хорошо знали русский язык и пользовались русской письменностью».

Власти вняли, и в результате в 1936–41 гг. «новый алфавит» для большинства языков народов СССР был заменен алфавитами на основе кириллицы.