Грустный вывод, сделанный Дмитрием Быковым несколько лет тому назад, остается актуальным и сегодня. Мероприятия Второго педагогического форума и IX Ассамблеи Русского мира это только подтвердили. «Вечные ценности русской литературы» (тема Ассамблеи) остаются для большинства подрастающего поколения, по словам Алексея Варламова, «в прихожей цивилизации».

На вопрос, который не задаёт только ленивый, – «почему дети не читают?» есть очень простой ответ: «Потому что их этому не учат!» Ни дома, ни в школе. Понимаю, что моя позиция весьма уязвима, потому что я не работаю в школе, не знаю школьной программы по русскому и литературе, но могу судить по результатам, так как преподаю в вузе.

Второй педагогический форум и IX Ассамблея Русского мира, несмотря на обилие ярких положительных впечатлений, одним из которых было видеообращение Патриарха Московского и всея Руси Кирилла со словами «литература огромным куполом поднялась над Русью, став щитом её единства, её нравственности»,  сказанными о давно прошедшем времени, лишь подтвердили мои неутешительные выводы.

Дискуссии на секции форума «Развитие читательской культуры», круглом столе Ассамблеи «Чтение и литература: чему учить?», а также просто разговоры в кулуарах  с участниками – учителями-словесниками, преподавателями вузов, неравнодушными и заинтересованными – наглядно показали, что в школьной программе нет места обучению смыслового восприятия текста (обучение технике чтения в начальной школе не в счёт).

Школьный курс литературы предполагает изучение истории и теории литературы, а не самой литературы. Он требует от учителя, а тот, в свою очередь, – от ученика, прежде всего, литературоведческого анализа художественного произведения. Важно знать, к какому литературному направлению принадлежит тот или иной писатель, уметь интерпретировать художественное произведение в литературоведческих категориях и т. п. Причём выполнять это необходимо по готовым образцам, представленным в учебниках и научных изданиях. Самостоятельное понимание текста художественного произведения не приветствуется, поиски смысла отдельных текстовых единиц (как сказано и почему так сказано?) и всего текста в целом попросту выпадают из этой стройной конструкции. 

В своё время ещё Г. И. Богин в своей книге «Филологическая герменевтика» писал, что мы постоянно наблюдаем, как люди анализируют тексты, предварительно не прочитав, не поняв их. Думаю, школьные учителя-словесники и преподаватели вузов, где в том или ином объёме изучается литература, могут привести немало таких примеров. Другое дело, как их оценить: как нормальное явление (аналогично запоминанию таблицы умножения или периодической таблицы Менделеева) или как трату сил и времени, в результате внушающую стойкое отвращение к этому виду деятельности.  

Прекрасно понимаю, какую бурю возмущения вызовут эти слова у многих представителей педагогического сообщества, особенно его литературоведческой части. Очень хочу, чтобы меня поняли правильно: пафос направлен не против коллег – учителей и преподавателей литературы, а против сложившейся в образовании ситуации, которая вынуждает их действовать таким образом, нередко против их воли.

На заседаниях секции форума и круглого стола Ассамблеи были выступления замечательных учителей литературы, которые вынуждены выносить занятия, направленные на формирование интереса школьников к литературе, за пределы обязательных уроков и собственно программы по литературе.

Кто-то ставит спектакли по произведениям классиков, вовлекая в кастинг на роль, например, Хлестакова чуть ли не всех восьмиклассников мужского пола, причём тех, у кого совсем нет актёрских данных, записывают в комиссию экспертов. У кого-то ученики составляют карту Москвы Грибоедова, что требует, конечно, поездок по городу, экскурсий, «изучающего» чтения текстов, направленного на поиск адресов, и пр. В другой школе издаётся литературный журнал, а ещё в одной создается литературный музей… 

Спектакли, журналы, музеи, экскурсии – всё это очень интересно и, безусловно, полезно для подрастающего поколения, но весьма опосредованно влияет на развитие у учащихся умения смыслового восприятия текстов, так необходимого любому  образованному и культурному человеку (см. «Письма о добром и прекрасном» Дм. С. Лихачёва), на формирование устойчивого интереса к чтению художественной литературы и осознание того, какое это удовольствие – читать книги! 

Симптоматично, что победителем в конкурсе секции «Развитие читательской культуры» Второго педагогического форума, на которой были представлены  все те проекты учителей литературы, о которых я писала выше, стал проект «Янтарь – дар солнца», представленный учителями химии и географии(!). Это – словарь, в котором ученики обобщают (работа ещё продолжается) различную информацию о янтаре: химические и физические свойства, географию распространения, медицинские рекомендации по применению, фотографии украшений с янтарём и т. п.

Этакое «протестное» голосование: все представленные проекты не имеют отношения к воспитанию читателя, возвращению его к великой русской литературе, но «Янтарь – дар солнца» ‒ оригинальный проект, демонстрирующий, к тому же, межпредметные связи!  

На этой секции был и мой доклад «Как вернуть нашей великой литературе читателя?» По просьбе аудитории,  во второй день работы форума мне было предоставлено время для показа фрагмента урока, что я с удовольствием и сделала: провела «открытый урок» по стихотворению А. А. Ахматовой «Смуглый отрок бродил по аллеям…». Надо сказать, что урок по этому стихотворению является как бы визитной карточкой моей методики обучения пониманию текстов, я проводила его не одну сотню раз в самых разных аудиториях (российских и зарубежных школьников, студентов, преподавателей), но таких вопросов, а точнее, замечаний, как в этот раз, не было никогда.  

Коллегу-литературоведа (не знаю, школьного или вузовского) возмутил тот факт, что я взяла вариант текста 1911 года (сборник «Вечер»), а не 1966 (сборник «Бег времени»). «Приговор» прозвучал так: «Вы не имеете права брать неканонический вариант текста».  Различия вариантов касаются одной строчки, даже одного слова: 

У озёрных глухих берегов... (1911)

У озёрных грустил берегов... (1966).

Благодаря первоначальному варианту  стихотворения (1911 ‒ год написания стихотворения), опубликованному в сборнике «Вечер» 1912 года, читатель получает возможность самостоятельно понять, что отрок выбирает тихие, безлюдные, заросшие берега, места уединённые, где можно без помех думать, мечтать, грустить… а также предположить, что бродил он осенью, когда и шума птиц в парке уже нет, они улетели… (этот прогноз подтверждается в следующих стоках: шелест шагов). 

После всей этой работы я всегда предлагаю вариант «Бега времени» (1966) и спрашиваю, какой больше нравится? Все без исключения школьники и студенты выбирают первый вариант, объясняя, что он позволяет «больше думать», а что отрок грустил, и так понятно (сам глагол уже не нужен). Взрослые слушатели не так единодушны: кто-то под давлением авторитета великой Ахматовой соглашается с ней и выбирает второй вариант, а кто-то простодушно признаётся, что глагол «грустил» легче объяснить, чем прилагательное «глухих». Показательно, что юным читателям не нравится то, что проще, они предпочитают «много думать». Но моё объяснение не удовлетворило коллегу-литературоведа.  

Второе замечание, также из стана литературоведов, касалось моего предложения подобрать синонимы к слову отрок, чтобы понять смысл его употребления в этом контексте, точнее, того, что ближайшим синонимом оказалось слово подросток.

Сопоставление характеристик двух слов (отрок – устаревшее, редкое, книжное; подросток – нейтральное, общеупотребительное, частотное) позволяет читателю сделать вывод: «отрок жил давно», «это редкое слово для редкого человека», «подростков много, а отрок один», «она хочет сказать, что он необыкновенный» (реальные ответы учащихся). Эти рассуждения приближают читателя к пониманию того, кто герой стихотворения. 

Однако коллега-литературовед настаивал, что нельзя (!) использовать слово подросток на том основании, что оно… «нарушает стихотворный размер» (в нём три слога, а в отроке – два) и лучше взять слово… парень. Мои доводы, что я не переписываю стихотворение, а слово парень не является синонимом к слову отрок, приняты не были.

И прежде мне приходилось выслушивать авторитарные суждения литературоведов, претендующих на монопольное право истолкования художественных произведений, но то, с чем я столкнулась на этот раз, произвело неизгладимое впечатление. Подавляющее большинство участников секции, школьные учителя русского языка и литературы, по крайней мере, те, кто высказал мне своё мнение, не приняли аргументов литературоведов и заинтересовались моей методикой обучения пониманию. Вопросы, которые они задавали, свидетельствуют о желании включить её в свою педагогическую практику.

Уроки чтения, которые я предлагаю (обучение смысловому восприятию, пониманию текстов), ориентированы на непосредственную работу с художественным текстом. Литературоведческий подход – на анализ художественного произведения, в который, помимо текста, входят ещё и биография автора, прототипы героев и событий,  исследования специалистов, переложения на язык других видов искусства (экранизации, театральные постановки и пр.) и многое другое, что остается вне поля зрения обычного читателя, даже квалифицированного. 

Эти подходы вполне могут ужиться в рамках одной учебной дисциплины – литературы. Сначала понимание текста, а потом ‒ любой из видов его анализа, но не наоборот и не вместо чтения.

Уроки чтения, о которых я говорила в давней лекции, размещённой на портале «Русский мир», сегодня жизненно необходимы, в противном случае наша литература навсегда останется без читателя. Но не хочется заканчивать статью на грустной ноте…

Уроки чтения ведь могут быть не только в школе, а, например, как мобильные приложения в смартфоне или планшете, а ещё как видеоуроки ‒ онлайн-сервисы, которые можно скачать на свой компьютер. 

Закачал аудио- или видеофайл с интересным текстом – и учись читать, точнее, читай и думай над тем, что читаешь, но только «с чувством, с толком, с расстановкой»… Этакий маленький «праздник, который всегда с тобой»!

Мы работаем над этим!