Киселева Олеся. Бабаня Сима

У мамы на кровати, не на тумбочке, а почему то всегда поверх покрывала лежит какая-нибудь книга. И я, проходя мимо, посмотрела, что же читает мама, обычно это любовные романы, а на этот раз глаз  почему то зацепил название книги, написанное с ошибкой, как мне показалось сначала. Книга называлась «Прости мя, Господи» Николая Болкунова.  Почему «мя»? Я открыла с конца, я всегда, когда выбираю книги, почему-то читаю последние десять строчек. Если мне нравиться конец, или он мне не понятен, я беру книгу, хотя наша библиотекарша Ирина Александровна каждый раз нас учит, как нужно выбирать книгу. Но почему же «мя»? Последние строчки мне ни о чем не говорят, открываю середину и натыкаюсь: «Петя, - зовет отец с крыльца. – Быстро покликай Романиху, бабаня скончалась…» И всё – прошибло, как током. Перед глазами всплывает свой образ – мой отец выходит на крыльцо и кричит: «Татьян, зовите Ромашиху (разница в одну букву, но слух режет), бабаня умерла».

Бабаня, бабанечка Сима – это моя прабабушка, милая, добрая-предобрая, ласковая, жалостливая. Взяла книгу начала читать, хоть она мне и не по возрасту, но всё та же Ирина Александровна говорит: «Читайте всё, даже то, что не понятно, поймете потом, из памяти всплывет в нужный момент». И оказалась права. Повесть «Прости мя, Господи» написана от имени маленького мальчика, как он видел в свои шесть или семь лет мир, что с ним происходило.

Очень мне понравилось, как говорят герои книги: научуть, у сараюхе стоит, сельпо, благодать шлёть, шибко сладенькая, выдь сюда, моциклет, в рай примуть. Точно также говорила наша бабаня Сима. Автор книги Николай Болкунов - саратовский писатель, но, например в соседнем селе, что в 6 километрах от нас, куда мы всегда ездием на Пасху, так не говорят. У них, как говорит мама - чаокают. "Ну и чаво ты?" - так наша тётя Дина выражается.

Все православные праздники, которые описал автор, все мы с бабаней Симой отмечали с радостью, с какой-то нежностью, добротой, очень торжественно. Праздник Жаворонки (ударение на а), бабушка Валя пекла из муки высшего сорта жаворонков целый противень. И я залазила на курятник, или на кучу, один год у нас была очень большая навозная куча, протягивала руку с жаворонком к солнышку и громко звала:

- Жавороночки, мои матушки,
Прилетите к нам, принесите нам
Весну-красну.
Зима нам надоела,
Весь хлеб поела.

И так несколько раз.

Бабаня Сима очень любила скворцов. Когда был жив прадед Саша, бабанин муж, он сделал скворечник, прибил его на длинную жердину и водрузил возле ветлы, на спуске к огороду. И каждый год бабаня просила моего отца «починить скворешину». «А то шустрявые прилетять, а там христопродавцы уже место заняли, своих яиц наклали». Это она так воробьев называла, потому что они таскали гвозди палачам, когда распяли Христа.
А на Троицу, мы с бабаней Симой наламывали березовых веток, пырея, богородской травы, ставили её в передний угол, под образа, иконы тоже украшали веточками. В доме становилось так хорошо, пахло душистыми травами и бабушкиными заливными пирогами. Она тесто тонким слоем раскатывала на сковороду и заливала взбитыми яйцами со сметаной. Тесто подходило, его ставили в духовку, оно там поднималось ещё  вместе с яйцами – вкуснотища.

Если в вербное воскресенье (условно) наказать ребенка веником вербы он будет здоровым, а еще так можно снять сглаз. «В вербохлёст бей до слёз!» - так приговаривала бабаня Сима и легонько так стукала нас по рукам, по ногам, по головке. Нам так всем нравилось это действо. А ещё бабаня знала наизусть стихотворение А. Блока:

Мальчики да девочки
Свечечки да вербочки
Понесли домой.

Огонечки теплятся,
Прохожие крестятся,
И пахнет весной.

Ветерок удаленький,
Дождик, дождик маленький,
Не задуй огня!

В воскресенье Вербное
Завтра встану первая
Для светлого дня.

Кизяки. Вряд ли сейчас кто знает, что это такое, особенно городские. Но я знаю. Больше того, я даже их делала. Хоть давно уже у нас провели газовое отопление, но остались еще летние кухни во дворах, а в них русская печь. Многие, конечно, и к летней кухне и к баням провели газ, но моя бабаня наотрез отказалась: «И так всё кругом одна химия, хоть пироги в печи испекём без этой отравы». И вот в середине лета мы всей нашей семьёй месим навоз с соломой, ногами, в сапогах, подливаем воды, затем раскладываем всю эту массу в формочки по пять, по три и, для меня, по одной этой штуковине – кизяку. Носим на ровную площадку, где небольшая трава, раскладываем, где они будут лежать дня 4-5, если будет очень жаркая погода. Затем мы поворачиваем их на другую сторону, через несколько дней на бочок, потом на другой, потом ставим их по три, по шесть, а больше всего мне нравиться ставить из них башенки – выкладываем их по кругу конусом. Но самое главное сделать правильный замес и консистенцию – случаются ведь и дожди, так вот у нас в дожди наши кизяки не размываются, потому что бабаня Сима знала секрет замеса. Каким то своим чутьем она вовремя угадывала, что хватить лить воды и достаточно соломы. А теперь с её смертью я могу только догадываться, даже бабушка от меня отмахивается, просит не морочить ей голову, потому что со смертью бабани мы перестали месить кизяки.

Слово «война» вызывает у людей грусть, её сравнивают с огнем, языки которого уничтожают всё на своем пути. Мы, дети, знаем о войне только из книг, кинофильмов и рассказов взрослых. Вот что я узнала от бабани Симы о своем прадеде. Прадед Саша был рожден в один день с Александром Невским – 12 сентября 1899 года. Бабаня так и говорила: «С Невским в один день». В честь него и назван. Был он простым кузнецом. Его отец Иван Нестерович приглядел в соседнем селе девушку и решил женить сына. Прадед не перечил и  поехали они в соседнее село свататься вдвоем. Заехали в село, едут, и на дороге им встретилась девушка, пасла коз, они проезжают мимо, она смеётся, да так звонко, что они тоже рассмеялись над ней, и тут прадед Саша говорит отцу: «Не поеду ту сватать, давай вот эту засватаем». Прапрадед Иван и так и эдак, ни в какую, заупрямился прадед и всё. Так и уехали домой. А потом через неделю съездили и сосватали ту хохотушку, это и была моя бабаня Сима.
Поначалу молодые жили в сарае, вместе с овцами. А потом свекор Иван Нестерович отдал их в работники в соседнее село Селезниху, к зажиточному середняку Вахторову. Они там проработали два года, заработали хлеба, немного денег, вернулись в родное село Красная Речка и построили дом, точнее землянку, это потом прадед к ней пристроил ещё один сруб, побольше. Затем Александр Иванович пошел работать в колхоз. Жили трудно, то столько-то яиц надо было отдать, то масла, то кур – налог платили. Однажды председатель послал прадеда караулить зерно, чтобы он хоть карман зерна принес домой, но он не взял и на следующий день попросил, чтобы его вернули в кузню. Пришлось прадеду и лошадь отдать в колхоз. Лошадь была жерёбая. Через какое-то время их лошадь пришла ночью домой жеребиться. Принесла им маточку, а утром её пришлось отгонять обратно в колхоз вместе с дитём.

Пришла война. Александр ушел на фронт. Первые месяцы войны вместе со старшей дочерью копал окопы под г. Балашовом. Дочь Валя была от него в нескольких километрах, он приходил к ней и чинил обувь ей и другим девчонкам. А потом прямо из окопов дочь проводила его на фронт. Он попал в стройбат, где солдаты возводили мосты, переправы, понтоны через реки для тяжелой военной техники, пилили деревья, всё это возили на себе в прямом смысле. Там прадед и сгубил спину. В августе 1943 года его на лошадях привезли санитары домой. Умер он в феврале 1954 года от рака позвоночника. Бабаня Сима, когда он уходил на фронт, дала зарок — если муж вернется – рожу ещё одного ребенка. И в 1945 году родила сына. Всего у них было десять детей. Выжило только пять (три дочери и два сына).

Когда моя бабанечка Сима уже не вставала, она учила меня разным молитвам и заговорам. Некоторые я никак не могла запомнить и поэтому записала. Заговор от нехорошего взгляда «Конь, карь, а ты кровь не кань». Бабанечка у нас немного умела лечить. Ей всегда приносили грудных детей лечить грыжу. Она сначала шептала молитву, потом сильно пеленала младенца в пеленку, чтобы он стоял как столбушок, ставила его на порожек, над головой ножницами вбивала в косяк спичку и отламывала её. Через неделю младенца приносили опять, и так три раза. Если он за это время перерастал метку на косяке, значит грыжа проходила. Бабаня так же лечила и меня и моего брата Ваньку, у того две грыжи – паховая и пупочная, у всех мальчишек так. Этот наш Ванька сильно орал в младенчестве и бабушка Валя (так как бабаня Сима уже не могла его удержать) носила его к курам на нашест и три раза там чего-то с ним делала, шептала. Но орать он перестал только к полугоду. Может и помогло.
Однажды, бабанечка Сима попросила нас, её искупать последний раз, она сказала: «Валюш, вы меня помойте, как следовать, живую, а как помру, не балакайтесь со мной, протрете тряпочкой и всё». Мы искупали её, и я стала расчесывать ей волосы, а потом завязала платок, она всегда спала в платке. Бабаня говорит мне: «Туже», я сделала потуже, она опять «Туже», я ещё затянула платок, и тут мне как то не хорошо подумалось, я сдернула платок с её головы. «Что, моя дитятко догадалась, я, моя скворушка, устала жить, ничего не хочу, ничего не в радость» - так сказала и заплакала. Через два дня она умерла.

Вот такая моя история.

Киселева Олеся