Мы давно знаем, что Зорге – выдающийся разведчик, настоящий герой, чуть ли не единственный, кто предупредил, что немцы нападут именно 22 июня. Как знаем и о том, что Сталин не поверил ему. Но всё это – частички мифа о катастрофе 41-го года, и Зорге давно стал частичкой этого мифа. 120-летие разведчика – хороший повод поговорить о настоящем Рихарде Зорге.

Представьте себе весёлого человека, способного поддерживать живую беседу и интересно писать на любую актуальную тему; порой сдержанного, но при этом страстного гонщика, выпивоху и любителя женского пола. Вполне обычный неплохой человек со своими маленькими слабостями. И вот через 20 лет о нём, прежде неизвестном, сообщают в каждом выпуске газет, говорят, что он был необычным героем и потому награждён Золотой Звездой. А ещё через полвека его разоблачают в серьёзных книгах, утверждают, что ничем особенным он не блистал и подвигов не совершал… Наверняка вы подумаете, что в этом нет ничего удивительного, что такое бывает в нашей жизни. И будете совершенно правы, тем более что человек этот известен буквально каждому – его зовут Рихард Зорге.

Двадцать второго июня, Ровно в четыре часа…

Мы давно знаем, что Зорге – выдающийся разведчик, чуть ли не единственный, кто предупредил Сталина о том, что немцы нападут именно 22 июня. И ещё знаем, что подозрительный вождь не поверил ему. Потому что наивно верил в честность Гитлера или просто надеялся, что война начнётся не раньше 42-го. По крайней мере, так писали в наших учебниках и романах, так показали в «Битве за Москву». И всё это столь правдоподобно, так прочно усвоено нами, что никакие серьёзные исследования последних лет не в силах развеять героический образ. И причина не только в том, что мы мало читаем толковые книги по истории. Красочный миф о Рихарде Зорге является частичкой другого, большого, важного мифа – о катастрофе 1941 года.

Почему Красная Армия в первые месяцы войны потерпела тяжкие поражения? Ответ известен. Масштабные репрессии, потрясшие армию в 1937–1938 гг. по воле Сталина. «Неправильный» пакт Молотова – Риббентропа, подписанный по настоянию Сталина. Неверие Сталина в то, что Гитлер нарушит соглашение и нападёт в 1941 году. Наконец, нелепые попытки Сталина самому командовать армией и планировать операции чуть ли не по глобусу. Но, прислушиваясь к своим ответам, невольно задумываешься, кому же они, такие простые и понятные, выгодны. Чьи ошибки умело скрываются за этими «истинами», в которых кругом виноват только один человек? Кто вообще по долгу службы должен был предупредить или хотя бы смягчить внезапное нападение нацистов, но не сумел этого сделать? Наверное, военные и разведка…

Не будем говорить о военных. Это история хитрая и долгая. Хотя бы потому, что многие генералы и маршалы в 60-е годы принялись дружно винить Сталина во всех военных неудачах, забывая о собственных грубейших ошибках. Интереснее посмотреть на разведку, которая как раз и должна была предупредить руководство страны об опасности. Но даже поверхностное ознакомление с её работой накануне войны вызывает удивление. Ведь было несколько разведок! Своя разведка была у военных, при Генеральном штабе. Особый Иностранный отдел (ИНО), добывавший разведданные из-за рубежа, издавна имелся в НКВД. Наконец, сбором стратегически важной информации занимался Отдел международных связей Коминтерна, рассылавший опытных агентов во многие страны мира. И это не считая мероприятий, которые всегда, даже в мирное время, проводят пограничники и специальные подразделения отдельных видов войск. Впрочем, самое интересное заключается в том, что эти разведки действовали обособленно, редко сотрудничая друг с другом. И здесь сам собой напрашивается вопрос: в каком же из разведорганов числился Зорге?

А начинал он, как и многие иностранные коммунисты, с работы в Коминтерне, где подвизался в информационном отделе и Институте марксизма-ленинизма. Только в этих «мирных» структурах занимались не листовками и трудами классиков, а анализом информации, поступавшей со всех концов Земли, что к подготовке разведчиков тоже имеет отношение. Зорге, который до этого был доктором наук по экономике и праву и успел поработать во Франкфуртском институте социальных исследований, не пришлось долго тренироваться – уже в 1929 году он перешёл в Разведупр РККА (разведывательное управление, предшественник нынешнего ГРУ). Оттуда «новенького», вопреки арийской внешности, направили на… Дальний Восток. И этому не стоит удивляться: наиболее жаркое место в начале 30-х годов было именно там. Ведь японцы, развязав войну с соседями и поставив под контроль Маньчжурию, принялись прикидывать, куда двинуться дальше. На расколотый и слабый Китай или слабый Советский Союз?

Нелегал

Агентов с восточной наружностью у военной разведки тогда попросту не было. Поэтому сделали «ход конём». Зорге после прохождения «практики» в Китае под его собственным именем направили на прежнюю родину, в Германию, где он заручился рекомендациями родни и друзей, подписал контракты с газетами и институтами. Превратившись в журналиста и получив по своим инициалам агентурный псевдоним Рамзай, он отправился в Японию и за несколько лет создал здесь разведсеть общей численностью в три десятка человек. Он вошёл в доверие к немецкому консулу, которому по дружбе частенько редактировал донесения в Берлин. Наладил контакт с японскими министрами, генералами, крупными промышленниками и обсуждал с ними всякие пустяки, на основании которых, однако, можно было сделать ценные выводы. Одним словом, Зорге превратился в ценного нелегала.

Однако не стоит думать, что всё было легко и бесспорно. В конце 30-х годов наша военная разведка переживала непростые времена. Последовала серия досадных провалов, вызванная самодеятельностью агентов и пренебрежением элементарной конспирацией. Резиденты в Европе упустили такие события, как сближение Англии и Германии и Мюнхенский сговор. Новое руководство не отличалось ни опытом, ни выдержкой, к тому же привело команду, состоявшую сплошь из чекистов, которые тут же схлестнулись со старыми кадрами. На всё это наложились репрессии в РККА, только усилившие чехарду в Разведупре. И, конечно, в таких условиях стали проверять всех агентов, вызывавших малейшее подозрение. А Рихард Зорге как раз к таким и относился.

«Политического доверия не внушает»

В 20-е годы будущий Рамзай весьма активно общался с оппозиционерами и возмущался тем, что СССР прекратил экспорт мировой революции. Подозрительно было и то, что сведения по японским делам он исправно передавал не только в Москву, но и немецкому консулу в Токио. Понятно, что делалось это не просто так, а для укрепления отношений с немецкими дипломатами, которые сами становились для разведчика ценным источником. Но представьте себе реакцию чекистов, вдруг узнавших, что агент конкурирующего ведомства работает на… чужую разведку. И прибавьте к этому такую «мелочь», что донесения Зорге не всегда отличались достоверностью, частенько содержали лишь его остроумные догадки, а то и вовсе дезинформацию. И тогда, наверное, нисколько не удивитесь тому, что в его досье в 1937 году сделали важную пометку: «Политически совершенно не проверен. Имел связь с троцкистами. Политического доверия не внушает». А возможно, поймёте Сталина, которому на вопрос, можно ли доверять Рамзаю, очередной руководитель разведки мог лишь предъявить упомянутое досье и подшивку сомнительных донесений.

Бытует мнение, что репрессии выкосили все опытные кадры нашей разведки, поэтому она не смогла выполнить свои функции накануне войны. Однако пример Зорге доказывает, что всё было несколько сложнее. В Разведупре понимали, что адекватной замены единственному в своём роде агенту попросту не найти, поэтому перед высшим руководством его отстояли и позволили работать в прежнем режиме.

Война обязательно начнётся?

Как и многим другим резидентам, которые, получив неплохое пополнение, продолжали снабжать Центр необходимой информацией. Иначе как объяснить тот факт, что сигналы о разработке плана «Барбаросса» поступали с осени 1940 года? А о сроках нападения Германии на Советский Союз сообщали Л. Треппер из Франции, А. М. Гуревич из Бельгии, Ш. Радо и У. Кучински из Швейцарии и другие, о которых до сих пор известны только псевдонимы.

Правда, донесений было слишком много и сроки в них всякий раз указывались разные: 15 апреля, 1, 15, 20–25 мая, 15 июня, а то и вовсе «конец июня» или «в ближайшие дни». И всего в двух-трёх шифровках говорилось, что война начнётся 20–23 июня. А теперь попробуйте на минуту забыть, когда же на самом деле напали немцы, и разберитесь в этом море приблизительной и противоречивой информации!

Рихард Зорге тоже радировал о предстоящей войне. Например, в мартовском донесении он утверждал, что нападение произойдёт после войны с Англией. В начале мая указывал, что его следует ожидать в конце месяца, но, возможно, «в этом году опасность может и миновать». А в конце мая сообщил, что война начнётся в первой половине июня. Потом перенёс дату на 15 июня, но когда и этот срок прошёл, сообщил о задержке до конца месяца. Наконец, 20 числа поделился своей уверенностью, что война обязательно состоится… И заметим, что все эти данные взяты из документов, текстов шифрограмм, а не художественной литературы, в изобилии появившейся в 60-е и 70-е годы.

Предъявлять претензии разведчику бессмысленно. Он снабжал Разведупр тем, чем был богат: слухами, рассказами друзей из немецкого консульства, которых инструктировали распространять небылицы, и собственными соображениями. Одним словом, он делал всё, что мог. И не нужно забывать, что от него всё-таки ждали сведений не по Германии, а по Японии, которая тоже могла нарушить договор о нейтралитете и напасть на нашу страну. Ждали ещё и потому, что от этого зависело, получится или нет перебросить с Дальнего Востока под Москву 16 дивизий. Впрочем, здесь Зорге тоже не был «один в поле». Потому что данные о намерениях воинственных «самураев» поступали отовсюду, где имелись японские дипломаты или солдаты, и они часто были конкретнее и обоснованнее, чем те, которые давал Рамзай.

То, что Рихард Зорге был одним из многих, в некоторой степени объясняет его дальнейшую судьбу. Ведь его, арестованного японской полицией, не обменяли на вражеских генералов, не вызволили из мрачной тюрьмы, не отметили посмертно высокой наградой.

Но была ещё одна веская причина, почему Зорге надолго вычеркнули из истории советской разведки. Он сразу же после ареста признался в шпионаже в пользу Советского Союза и сдал всех своих людей. Одним словом, нарушил неписаный закон – молчать, во что бы то ни стало, бороться до самого конца. Лишь в 1964 году его имя вновь вспомнили в нашей стране. Потому что терявшему власть Хрущёву понадобилось как-то помириться с военными, которых не устраивали ни сумасшедшие кадровые перестановки, ни сокращение армии, ни варварское уничтожение морской программы, когда на лом отправляли уже готовые корабли. Идти на серьёзные уступки Никита Сергеевич не хотел, да и не мог, а вот подарить военным и всем советским людям нового героя был готов.

Тем более что безвестному разведчику можно приписать что угодно – от нечувствительности к зверским пыткам, которых не было и в помине, до сообщения о нападении немцев 22 июня, которому «не поверил» Сталин. Конечно, эта ложь требовалась для красивой легенды. Хотя, на наш взгляд, для увековечения героя достаточно было и правды – того, что он сражался и погиб за Родину.