...Память преподобного Сергия Радонежского празднуется Русской православной церковью дважды в году: 18 июля и 8 октября. Точная дата рождения преподобного Сергия Радонежского, величайшего, по мнению русского философа Георгия Федотова, святого Древней Руси, неизвестна. И если относительно года большинство историков сходятся во мнении, называя 1314-й — хотя есть аргументы и в пользу 1318-го и прочих годов, — то число и месяц выводятся в значительной мере искусственно. Сергий, в миру Варфоломей, был крещён 11 июня, в день своего небесного покровителя.

А поскольку в те времена крестить младенцев было принято на сороковой день после рождения, то несложно посчитать, что день его рождения приходится на 3 мая. Соответственно, на май, июль и октябрь приходятся и «пики» официальных торжеств. Например, 11 мая нынешнего года был освящён новый собор в Троице-Варницком монастыре, который, как считается, стоит на том месте, где находилось поместье родителей будущего преподобного — Кирилла и Марии — и где прошло его детство. Через пару дней в Государственном историческом музее открылась большая выставка, посвящённая преподобному Сергию как основателю Троице-Сергиевой лавры. В числе экспонатов и датированная 1744 годом жалованная грамота (весьма увесистая!) императрицы Елизаветы Петровны, возводящая монастырь на Маковце в этот статус. 

Выставка представительна, красноречива и богата реликвиями. Едва ли не впервые, скажем, представлена огромная, размерами почти в целую стенку цветная литография (в определении техники могу ошибиться. — Прим. авт.), представляющая крестный ход от московской Крестовской заставы до Маковца. Причём всё на ней различимо — от отдельных лиц до узнаваемых сооружений! — на этом старейшем на Руси паломническом пути. Но при всём уважении к представленным раритетам подметим: практически всё на ней (за исключением молитвенника преподобного) — это уже после Сергия, так или иначе порождено и вдохновлено им.

А сам Сергий... Конечно, сегодня нам куда как проще судить о нём с высоты семи веков, с этакой громадной «семиярусной» колокольни. С неё хорошо видно, что именно пустынник с Маковца — сам он, конечно, не мог об этом догадываться — был первой в России личностью из ряда тех, кого вполне можно назвать странообразующими, странотворцами. Этот феномен впервые и очень ёмко сто с лишним лет назад определил в своём дневнике известный журналист и издатель Алексей Суворин: «Два царя у нас — Николай II и Лев Толстой...» Причём в России, в отличие от Европы, этот статус исключает высокие посты в политической, церковной и иных иерархиях — неспроста Сергий не раз наотрез отказывался быть преемником митрополита Алексия Московского. И сегодня, увы, личностей подобного масштаба в России нет — «последними из могикан» были Андрей Сахаров, Дмитрий Лихачёв и — на мой взгляд, с известными оговорками — Александр Солженицын.

Любой юбилей — несомненный повод соотнести его предмет и с самим собой, и с состоянием общества, его празднующего. Лично мне дороже всего в Сергии его потрясающая и сегодня, поразительная для тех времён внутренняя свобода.

И по отношению к властям предержащим, и в общении с подлейшими (в значении — с самыми низкими по социальному статусу) людьми. «Ни власти, ни ливрее не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи...» А в XIV веке властители были куда как покруче на расправу и погорячее на руку, чем в пушкинские времена и тем более в наши дни. Один князь Олег Иванович Рязанский, самый пассионарный человек той эпохи, стоил многих. Этого самого пассионария преподобный Сергий сумел умирить единственно «словесами тихими»... А сколько таких Олегов Ивановичей поменьше встречалось на его жизненном пути?

И — его «простота без пестроты», как говорят церковные люди. Многие помнят, конечно, что Сергий, будучи игуменом, выполнял все те же работы, что и обычные иноки и трудники. Но многие ли знают, что до самых преклонных лет преподобный не использовал в своих походах коня, считая, что это недопустимым образом возвышает его над окружающими? В ту же самую Рязань он тоже пришёл своим ходом, по далеко не лучшим — попробуйте-ка вообразить — дорогам.

...Точно в день формального юбилея, точнее, дня рождения Сергия, 3 мая утром, я приехал в его лавру. Никакого особого столпотворения там не наблюдалось, обычный выходной-туристический день с толпой пузатых автобусов вокруг монастырских стен. К мощам, как водится, стояла очередь. Как писал классик, «не чрезмерная — человек в полтораста». Чуть больше половины из тех, с кем мне удалось накоротке поговорить, имели то или иное представление о том, кем был преподобный Сергий для нашей страны. Остальные — искренне или нет — отвечали в духе формулы из популярного фильма «все побежали — и я побежал». Или вовсе: «Я русский, я православный, и вот я здесь».

А потом толпа схлынула. Чем ниже солнце, чем меньше в лавре люда праздношатающегося, тем легче понять Ахматову, на склоне дней назвавшую её лучшим местом в мире. И очень легко представить себе невысокого, суховатого с проседью человека, шагающего в предыдущий «большой» юбилей преподобного Сергия (500-летия со дня преставления) в сторону Духовной академии, где ему — Василию Осиповичу Ключевскому — предстояло произнести одну из лучших своих речей, речь о значении Сергия Радонежского в истории русского народа и государства. «Спросите любого из этих простых людей... когда жил преподобный Сергий... чем он был для своего времени, и редкий из нас даст удовлетворительный ответ; но на вопрос, что он есть для них, далёких потомков людей XIV века, зачем они теперь пришли к нему, каждый ответит твёрдо и вразумительно».

Похоже? И да и нет. Сегодня вряд ли кто-то из современников сможет представить, каким был Маковец в ту пору, когда сюда пришёл Варфоломей-Сергий, хотя сама по себе гора доныне вполне отчётливо читается в окрестном рельефе. Ещё труднее себе представить, что ближайший населённый пункт — знаменитый Радонеж — находился тогда в пятнадцати (!) верстах от Маковца. И единственное, что грустно объединяет эпохи, — это то, что и в XIV, и в XXI веке на нём преобладают «джунгли». Тогда — природные, сегодня — каменные. В сегодняшнем Сергиевом Посаде — более ста тысяч населения, и даже от того города, который видел Ключевский, — за исключением лавры и её ближайшего окружения — мало что осталось.

Внутри же обители запросто может показаться, что с конца XIX века мало что изменилось. Все постройки вроде бы целы. Висит на почётном месте на колокольне заново родившийся Царь-колокол, один из крупнейших в России. Та же вечная очередь к гробнице преподобного. И ничего вроде бы не было... Не было кощунственнейшего, в сопровождении предназначавшейся для высокого большевистского начальства киносъёмки, вскрытия мощей. Не было дикой, с молотами и топорами — читайте дневники Михаила Пришвина — расправы над древними колоколами. Не было педагогического института и атеистического музея в веками намоленных зданиях.

Не знал, не ведал почтеннейший Василий Осипович, до какой степени пророческими окажутся заключительные слова его речи, и окажутся очень скоро: «Творя память преподобного Сергия, мы проверяем самих себя, пересматриваем свой нравственный запас, завещанный нам великими строителями нашего нравственного порядка, обновляем его, пополняя произведённые в нём траты. Ворота лавры преподобного Сергия затворятся, и лампады над его гробницей погаснут только тогда, когда мы растратим этот запас без остатка, не пополняя его».

И каждый, входя сегодня на территорию лавры, должен сам для себя ответить на вопрос: а смогли ли мы — а если смогли, то в какой мере, — восполнить тот нравственный запас, о котором говорил великий историк? Ответить, исходя из общеизвестных черт характера преподобного Сергия, из своих знаний о русской истории, из своего, наконец, житейского опыта. Ведь никуда не деться от того, что сквозь цвет и блеск речей, гром хоров и оркестров и у духовенства, и у мирян ощущается невысказанная тоска по духовному авторитету, наставнику, который хоть в малой мере был бы сопоставим с преподобным Сергием Радонежским. Появится ли он в обозримом будущем? Как говорил чеховский персонаж, «если бы знать»...