В мартовском номере журнала «Русский мир.ru» были опубликованы воспоминания матушки Адрианы (Натальи Владимировны Малышевой) о войне, о её службе во фронтовой разведке. В 1949 году Наталья Малышева возобновила учёбу в Московском авиационном институте. По окончании МАИ была распределена в легендарный НИИ-88 в подмосковных Подлипках, которым руководил Сергей Павлович Королёв. Наталья Малышева участвовала в создании двигателя маневрирования и торможения на орбите для гагаринского «Востока» и других кораблей. Затем – в создании двигателя для зенитно-ракетного комплекса С-75, которым 1 мая 1960 г. был сбит над Уралом американский разведчик U-2. После смерти Сергея Королёва (в январе 1966 года) её переводят в другой, тоже засекреченный, НИИ, где она уже трудилась над созданием сугубо военных ракетных двигателей. «Её» ракетой был сбит – наряду с прочими – самолёт, который пилотировал в 1967 г. над Вьетнамом некто Джон Маккейн, которому спустя 41 год так и не удалось стать президентом США от республиканцев...

В 1993 году, после четырёх десятилетий работы в военно-космической науке, Н. В. Малышева приняла монашеский постриг и под именем Адрианы стала служить монахиней в московском подворье Свято-Успенского Пюхтицкого женского монастыря. В начале 2000-х ей присвоили воинское звание майора в отставке; майорские погоны прислали в монастырь – с опозданием на пять лет, в позапрошлом году. В декабре 2009 г. ко многим её боевым и гражданским наградам прибавилась ещё одна: Наталья Владимировна стала лауреатом премии «За веру и верность», учреждённой Фондом Андрея Первозванного.

Предлагаем вниманию читателей сайта воспоминания Натальи Владимировны о Сергее Павловиче Королёве, которыми она поделилась с журналом «Русский мир.ru» накануне Дня космонавтики.

«Некоторые считают его учёным от бога: гениальность, мол, у него дана свыше и т. д. Ну зачем так? Он просто очень работоспособный, очень талантливый, очень требовательный, очень хороший организатор. Он умел из каждого человека выудить то, на что тот способен. Он в коллективе выбирал людей: настолько хорошо чувствовал, кто может и что может, на кого можно рассчитывать, что кому можно поручить. И потом, у Королёва была одна очень хорошая черта… Я поняла это, когда потом в другое место перешла работать, поняла, когда Королёв и его соратники – те, что хорошие были, – поумирали. Королёв что делал? Когда приходило какое-то новое задание на разработку чего-то, он собирал состав людей, которые уже с опытом, которые уже много чего знают, ставил им задачу, а затем слушал всё внимательно. «Вот как вы считаете, – говорил, – с чего бы начать надо?»

Понимаете, он хотел знать мнение каждого человека, и волей-неволей все втягивались в это, у всех мозги начинали интенсивно работать, и Королёв постепенно из этой массы общих суждений и предложений что-то выбирал. Он очень хорошо умел выудить то, что надо. Но окончательное решение было за ним. Он так слушал-слушал, а потом заключал: «Всё, делаем вот так!».

И дальше он смотрел, как люди себя ведут, куда-то приходил, поправлял, кое-где ругал. Но, во всяком случае, у него такая тонкость – разобрать человека, на что тот способен – была очень высокая. Он сам себя не жалел, а также искал людей, которые все отдают работе. Зато он потом и поощрял очень хорошо. За хорошо сделанную работу никогда не скупился – ни в повышении оклада, ни в добыче квартир для людей. Он, по существу, наделил квартирами всех своих сотрудников. Дома были построены, и мне тоже досталось от него квартира… Так вот такое отношение Королёва к людям я бы назвала высокочеловечным.

Но! Бесталанных, непрофессиональных работников он терпеть не мог. Он их всех отодвигал, задвигал. Те, которые общественную работу любят больше своей производственной, он их всех старался пристроить на какие-то соответствующие места. Ну, например, на склад, в архив и т. д.  А сколько он присвоил талантливым людям званий, учёных степеней! Без защиты диссертаций, просто по совокупности работ.

Но вот как он умер в январе 1966 года, так всё изменилось сразу! Совершенно другая стала атмосфера. Вы понимаете, когда был человек, который весь полностью жил этой работой и который хотел, чтобы люди вокруг него собирались такие, которые тоже вот так же чувствуют, любят свою работу, готовы ради неё сидеть не знаю сколько времени, тогда и люди вокруг действительно всё себя работе отдавали. И никакого подхалимства! Боже сохрани, наоборот, разгоняли при нём всех подхалимов. Он ведь не только способный начальник был, но ещё и работоспособный, отдающий работе всё своё время. И как было? Королёв сидит, и люди должны сидеть и делать то, что нужно, потому что где-то срочно, где-то что-то упустили… Поэтому при нём, пока он был жив, не было ни одной аварии! Ни одной! Настолько всё было отработано, продумано, настолько люди единым коллективом жили. И как только его не стало – ну все прямо как нарочно – одна за другой пошли аварии в космосе. Вот это его горение полное, отдача передавали людям, а не какая-то дисциплина из-под палки.

А что говорил Рокоссовский, между прочим? Несколько раз я от него слышала. Он говорил: «Многие люди, особенно занявшие высокие посты в начальстве, стараются добиваться, чтобы их слушали, в основном за счёт возбуждения страха в подчинённых. Вот боится меня человек, значит, он будет делать всё, что надо. А я хочу, чтобы меня любили и делали всё, что нужно, боясь меня огорчить. Понимаете? Это другое». То же самое было у Королёва. Увидеть его одобрительную улыбку за что-то такое – это стоило того, чтобы посидеть лишних несколько часов.

Зато как он помогал своим сотрудникам! Да и не только им. Вот придёт к нему какой-то сотрудник, которого он хорошо знает и ценит, и скажет, что у меня жена очень больна, не знаю, что делать и т. д., так вот Королёв всё сделает, поместит её в больницу к самому лучшему специалисту. Нужен ему этот сотрудник, и он всей его семье помогает, чтобы у них всё было хорошо.

А ещё, с одной стороны, какая-то простота у него была, а с другой – осторожность в рассуждениях. Не любил лишней болтовни. Вопрос задавал, и самое страшное наказание было, когда на него сразу не ответишь, он как-то так посмотрит, посопит немножко и уйдёт.

После смерти Королёва мне пришлось уехать из Подлипок, перевестись на работу в другой НИИ. И всё сразу изменилось. Вроде бы одно министерство, одно направление, одна оборонка, но как будто бы в совершенно другую страну переехала – настолько методика, настолько отношения между людьми, между подчинёнными и начальством, ко всему иными были! Другой коллектив – и совершенно другие ценности, даже манеры.

Ведь Королёв никогда в жизни не требовал, когда какое-то собрание идёт, чтобы его представляли по полному антуражу: такой-то академик, такой-то лауреат. Боже сохрани! Сергей Павлович Королёв имеет слово. И больше ничего! И он говорит то, что хочет сказать людям. А на новом месте началось так: «Генеральный конструктор, лауреат таких-то премий, академик…» Ой, боже мой! Да что мы, не знаем, что ли? Ну мы же не где-то в другом государстве, чтобы представляли нам нашего начальника каждый раз. А он, начальник, сидит весь такой довольный….

А ещё началось отгораживание начальства от нас секретарями, в кабинет не попадёшь – боже сохрани! Чванство, одним словом. А Королёву в приёмную позвонишь: надо зайти обязательно. Отвечают: сейчас освободится, заходите. И записываться не надо было на приём.

Вот и получилось у меня: у Королева пятнадцать лет, а на новом двадцать с лишним лет, проработала. А всё равно у меня родина в королёвском КБ была всегда.

У Королёва мы делали ТДУ – тормозные двигательные установки для космических кораблей, которые дают возможность космонавтам вернуться на землю. Короче говоря, тормозные двигатели, которые позволяют с одной орбиты сойти на другую орбиту и вернуться в атмосферу. Без нас бы космонавты на орбите до скончания века крутились. Точно так же сейчас станция вращается сама по себе, потому что её на орбиту вывели, и она уже с заранее заданной скоростью сидит на той орбите, которая соответствует именно этой скорости, и она будет потом постепенно – только где-то через не известно сколько десятков лет, из-за того, что всё-таки какое-то естественное, очень маленькое торможение есть – переходить на другую орбиту. А так, согласно выработанной нами технологии, мы её сами тормозим – корабль получает меньшую скорость, а эта меньшая скорость не соответствует той орбите и т. д. В итоге аппарат спускается на Землю. И вот так – как бы винтом – космический корабль с помощью нашего ТДУ научился возвращаться обратно. А когда он доходил до нормальной атмосферы, то можно в ход пускались катапульты – открывались парашюты, которые уже целиком всю капсулу спускают на Землю…

А на другой работе мы уже делали двигатели для баллистических ракет, тех, которые стартуют с подводных лодок. Это ракеты класса «море-воздух», «море-земля». Я была там уже и членом госкомиссии по приёмке этих двигателей.

Записал Евгений Верлин