Как связаны Россия и Мексика? Если не вдаваться в подробности, практически каждый вспомнит о Льве Троцком, закончившем свою жизнь в этой стране. Кто-то, может быть, вспомнит об истории пылкой любви камергера Николая Резанова и испанской красавицы Кончиты Аргуэльо, лёгшей в основу сюжета рок-оперы «Юнона и Авось». Пожалуй, и всё. Между тем на севере Мексики до сих пор существует община потомков русских молокан, в начале XX века перебравшихся сюда из Турции. Правда, молоканами их можно назвать условно: несмотря на заветы предков, они с успехом занимаются виноделием. Жители деревни Франциско Смарко почти не говорят по-русски, изрядно смешались с местным населением, но о своём происхождении не забывают. К тому же русский колорит, как оказалось, весьма способствует успехам в бизнесе.

О потомках русских переселенцев, живущих на севере Мексики в живописной долине Гваделупа, я узнал совершенно случайно. В калифорнийском городе Сан-Диего очень популярны винные туры. Гурманы посещают не только разнообразные виноградные плантации в Калифорнии, но в поисках «особой лозы» даже забираются в соседнюю Мексику. Здесь американцы особенно любят останавливаться в русской деревне. Как уверяли меня мои американские знакомые, местные славяне делают изысканные сорта вина по старинным русским рецептам. В качестве подтверждения этой информации мне даже была продемонстрирована бутылка с надписью на английском: «Вино от Давыда Бибаева. Аромат далёкой России в мексиканских прериях!».

В долину Гваделупы русские молокане приехали из Турции. Увы, и в Оттоманской империи не слишком жаловали эту христианскую секту, и в 1905 году 105 молоканских семей переехали в далёкую Мексику, польстившись на невиданно низкие цены на землю. Первоначально всё складывалось довольно гладко. Переселенцы успешно занимались сельским хозяйством и ревностно хранили обычаи предков: шили русскую одежду, говорили лишь на родном языке и не вступали в браки с иностранцами. Но в 1956 году в Мексике произошли очередные волнения, и толпы мексиканских крестьян стали захватывать земли «чужаков». По их мнению, земля в Мексике должна была принадлежать лишь мексиканцам. Большинство молокан не выдержали этого давления и бежали в США.

«Конечно же, мы знаем об общине молокан на севере Мексике. Сегодня в этой стране проживает около двадцати тысяч наших соотечественников, и молокане — самая колоритная их группа», — рассказал атташе по вопросам культуры посольства Российской Федерации в Мексике Игорь Фёдоров. Как уверяет дипломат, российское посольство всегда готово оказать помощь молоканам, но они не особо в ней нуждаются, поскольку, по его словам, «эти люди вполне самодостаточны».

«На самом деле молоканами их можно назвать с изрядной долей условности. Так, представители этой секты не употребляют спиртного, их же потомки, напротив, специализируются на виноделии, что является грехом с точки зрения этой религии. Большинство из них по-русски говорят с трудом, но о России они действительно помнят, и пытаются, по мере возможностей, не забывать об укладе жизни предков. Поезжайте к ним — это действительно уникальное место в Мексике!» — предложил Игорь Фёдоров.

Я внял совету российского дипломата и отправился в посёлок Франциско Смарко — так сейчас называется деревня молокан. Едва пересекаешь американо-мексиканскую границу, как немедленно попадаешь в другой мир. То, что ты видишь, напоминает то, что в сознании российского человека ассоциируется с Диким Западом. Это край бесконечных прерий и живописных деревенек, окружённых виноградниками. По степям гарцуют на конях пастухи в неизменных ковбойских шляпах. Изредка попадаются фермы. На одной из них я увидел чопорную старушку, коротавшую день на веранде патио за чтением Библии.

Посёлок Франциско Смарко в целом практически неотличим от типичного поселения Северной Мексики: виноградники около каждого дома, сидящие на завалинках мексиканцы в сомбреро, замедленный полусонный стиль жизни глубочайшей провинции. Однако в центре этого вполне заурядного городка расположен этнографический музей молокан, а рядом с ним я заметил и несколько типичных русских мазанок, практически не отличимых от домов в Южной России. Переселенцы сооружали столь необычные для этих мест покатые крыши, так как не знали, что в Мексике нет снега.

Экспозиция музея достаточно скромна. Я увидел кровать с металлической спинкой, самовар, муляж русского хлеба. Больше всего позабавила меня музейная библиотека. На верхней полке на почётном месте почему-то стоял курс «История КПСС» и материалы XXVII съезда той же давно исчезнувшей партии. Остальные книги были подобраны достаточно хаотично. Здесь было множество произведений малоизвестных советских писателей и полное собрание сочинений на русском американского писателя Теодора Драйзера. Из книг «по теме» я обнаружил лишь несколько сочинений Льва Толстого — наиболее влиятельного защитника молокан.

Добиться каких-либо разъяснений о странной подборке книг в библиотеке от работников музея мне не удалось, так как никто из них не мог произнести ни слова ни по-русски, ни по-английски.

По соседству с музеем расположен русский ресторан Ивана Самарина. В магазине при нём бойко торговали русским хлебом, «русским» вином и матрёшками. В меню заведения были только русские блюда: борщ, пирожки, котлеты. Готовит их жена Ивана мексиканка Франциска. Спору нет, её блюда очень вкусны, но назвать их русскими можно только с очень большой натяжкой. Так, например, гваделупский борщ — это попросту фасолевый суп без свёклы, но, правда, со сметаной, а местные пирожки (с начинкой из мяса и авокадо!) неотличимы от бурито. Стоит ли говорить, что по-русски мне не удалось побеседовать и в этом уютном доброжелательном месте?

Когда я через переводчика попытался объяснить, что блюда в ресторане вряд ли можно считать русскими, то хозяйка со мной оказалась категорически не согласна. «Мы используем специальный русский соус!» — с гордостью заявила Франциско. Увы, в действительности то, что женщина называла «русским соусом», было обыкновенной сметаной.

На окраине посёлка под развевающимися российским и мексиканским флагами подвыпившие американцы танцевали под «калинку-малинку». Рядом был вывешен плакат с изображением собора Василия Блаженного и английской надписью: «Отведайте вино Давыда Бибаева — лучшее вино во всей Мексике».

Неожиданно на выхоленной породистой лошади ко мне подъехал крепкий высокий мужчина в огромном сомбреро. Этот классический мачо и оказался Давыдом Бибаевым. Мой собеседник попытался говорить со мной по-русски, но объясняться нам удавалось с трудом, и через несколько минут мой новый знакомый с видимым облегчением перешёл на английский.

Как он мне объяснил, «чистых русских» в посёлке осталось человек десять. Людей же со славянской кровью, наверное, больше — сотни. «Если честно, мы и сами толком не знаем — кто мы. Любой из нас с детства великолепно ездит на лошади и без труда накинет лассо на бычка. К сожалению, мы уже почти забыли русский язык, но мы помним о наших корнях», — признался мне Давыд Бибаев.

Мой собеседник и не пытается скрывать, что использует «русский бренд» для успешного развития бизнеса. «Но разве это плохо?! Моё вино, например, знают и любят во всей Мексике и даже в Калифорнии. Я укрепляю положительный имидж России!» — на великолепном английском языке сформулировал свою миссию соотечественник.

Игорь Ротарь

Источник: «Росбалт»