Изданный в России в начале 90-х четырёхтомник «История Русской армии» считается безусловной классикой отечественной военно-исторической литературы. Не прочитать эту книгу для человека, интересующегося данной темой, просто недопустимо. Её автора А. Керсновского многие воспринимают как белогвардейского офицера или, возможно, генерала.

Собственно, примерно так воспринимали Антона Антоновича Керсновского и его современники (как русские эмигранты, так и иностранные военные специалисты) в конце 20-х – начале 30-х. В частности, в немецких военных журналах о нём прямо так и писали: russischer General Kersnovski. Впрочем, некоторые эмигранты были уверены, что никакого Керсновского в природе не существует, а есть коллектив авторов – старших и высших офицеров, которые пишут под общим псевдонимом. Тем более что никто не знал ни генерала, ни полковника Керсновского, хотя по уровню его многочисленных работ, публиковавшихся с 1927 года в «Русском военном вестнике» (позже переименован в «Царский вестник»), было ясно, что автор является, как минимум, полковником Генштаба. А скорее генералом, как считали немцы.

Керсновский, однако, в природе существовал, при этом не был ни генералом, ни полковником, ни даже капитаном. Он вообще не имел военного образования. А на момент публикации первой работы ему было 20 лет. Свой главный труд, вышеупомянутую «Историю Русской армии», он завершил в возрасте 31 года, за шесть лет до смерти.

Антон Керсновский родился в июне 1907 года в Бессарабии, затем жил в Одессе. И после катастрофы 1917-го ребёнком пошёл в Добровольческую армию, где приобрёл боевой опыт и неизлечимый туберкулез. В 1920-м оказался в Сербии, откуда ненадолго вернулся в родное село, ставшее тем временем румынским. Затем уехал в Австрию, где закончил Консульскую академию, после чего обосновался во Франции. Именно здесь он начал публиковать статьи, а затем и книги на военную тему. На первые же его работы генерал Б. Геруа заметил: «Он сейчас совершенно свободно мог быть профессором Военной академии». Это было сказано, напомним, про 20-летнего юношу.

При этом никто, кроме издателя «Русского военного вестника» Н. Рклицкого, мгновенно оценившего выдающийся талант Керсновского и давшего ему фактический карт-бланш (до 1940 года Керсновский опубликовал здесь более 500 работ!), помогать Антону не собирался (впрочем, и особых возможностей у эмигрантов для этого не было). О своей работе он писал следующее: «Представьте себе чердак с покатой крышей и деревянными перегородками. Это комната. Посредине небольшой ящик – это стул. Перед ним ящик солидных размеров – это стол и в то же время книжный шкаф. Огромный ворох тетрадей, бумаг и бумажонок – это мой архив, выписки из книг, мемуаров и газет. День проходит в беготне по урокам, а вечером могу работать, если не очень устал и не отупел словом. Николай Михайлович Карамзин писал „Историю Государства Российского“ с большим комфортом. Впрочем, эти неудобства – ничего, хуже то, что у меня туберкулёз лёгких в хронической форме (залечиваюсь, но не вылечиваюсь). Что называется, медленно, но верно».

«Беготня по урокам» – это то, чем Керсновский зарабатывал на жизнь. Ещё он разносил почту. А потом работал в архивах и библиотеках, а потом писал. Писал об истории отечественных и иностранных ВС, об их современном состоянии и перспективах. О тактике, стратегии, технике и геополитике. Его дебютная статья называлась «Об американской артиллерии», затем последовали «Германская конная дивизия военного времени», «Сущность французской военной реформы», «Организация броневых сил Красной армии», «Вооружение Италии», «Японская армия». Такая разносторонность поражала, причём во всех этих темах он великолепно разбирался, чем особенно удивлял читателей (даже тех, кто считал его полковником или генералом). Собственно, именно из этой разносторонности Керсновского родилась идея о том, что это псевдоним авторского коллектива. К этой профессиональной разносторонности добавлялся очень яркий, образный, энергичный, жёсткий и бескомпромиссный публицистический стиль юного автора.

Керсновский предсказал неизбежность Второй мировой войны задолго до её начала. Он вообще считал войну неизбежной частью существования человеческой цивилизации и глубоко презирал пацифистов, уже тогда набиравших силу в Европе (и ставших вскоре одной из причин тотального поражения всех европейских армий от ударов Вермахта). Во втором своём фундаментальном труде «Философия войны» Керсновский написал, что для достижения на Земле всеобщего мира между народами «надо, прежде всего, этим народам запретить источник конфликтов – политическую деятельность. А для того чтобы запретить политику, надо запретить причину, её порождающую, – непрерывное развитие человеческого общества, в первую очередь, развитие духовное, затем интеллектуальное и, наконец, материальное и физическое. Практически это выразится в запрещении книгопечатания и вообще грамотности (явление совершенно того же логического порядка, что запрещение удушающих газов и введение принудительной трезвости), обязательном оскоплении всех рождающихся младенцев и тому подобными мероприятиями, по проведении которых „моральное разоружение“ будет осуществлено в полном объёме, исчезнут конфликты, но исчезнет и причина, их порождающая, – жизнь. Есть одна категория людей, навсегда застрахованных от болезней, – это мёртвые. Вымершее человечество будет избавлено от своей болезни – войны». Разумеется, Керсновский прекрасно понимал, что на войне психология, состояние духа, гораздо важнее материи, «железа».

При этом, будучи пламенным патриотом, множество работ посвятил Керсновский Русской армии, её прошлому и будущему. «Упущенная возможность», «Ко второй гражданской войне», «Военизация страны», «Наша будущая малая армия», «Наш будущий офицерский корпус», а также неопубликованные «Страницы древнерусской доблести», «1000 русских подвигов», «Русская стратегия в образцах» и многие другие. Он исходил из того, что «писать о подвигах прошлого не имеет смысла без твёрдой веры в подвиги будущего». Поэтому на парижском чердаке проектировал будущую Русскую армию, такую же победоносную, как та, что ушла в прошлое («стоило только когда-либо какой-нибудь европейской армии претендовать на звание „первой в мире“, как всякий раз на своём победном пути она встречала неунывающие русские полки – и становилась „второй в мире“»). Он постоянно подчёркивал оригинальность русской военной доктрины, самобытность и мощь русского военного искусства.

Керсновский был ярым монархистом и антикоммунистом (первое в эмигрантской среде не очень приветствовалось, второе было само собой разумеющимся). Однако он считал, что после свержения власти большевиков не все советские институты и организации должны быть разрушены, он видел много позитивных элементов в РККА, Осовиахиме и других структурах. Самое же главное в том, что он принципиально не считал никаких зарубежных антикоммунистов своими союзниками. Подавляющее большинство русских эмигрантов искало союзников либо в западных демократиях, либо среди фашистов (причём второй вариант, пожалуй, встречался чаще первого). Керсновский категорически не разделял ни первую, ни тем более вторую установку. Его установка была следующей: «Мы должны всё время помнить, что мы окружены врагами и завистниками, что друзей у нас, русских, нет. Да нам их и не надо. <...> Не надо и союзников: лучшие из них предадут нас. <...> Побольше веры в гений нашей Родины, надежды на свои силы, любви к своим русским. Мы достаточно дорого заплатили за то, чтобы на вечные времена исцелиться от какого бы то ни было „фильства“ и знать только одно – русофильство».

Ещё в начале 30-х он предсказал приход Гитлера к власти и всё, что за этим последовало. В связи с чем писал: «Для нас, русских, важно не забывать, что с воскресением германской армии восстанет из небытия наш недавний заклятый враг». Во время гражданской войны в Испании среди русских эмигрантов оказалась очень популярной идея участия в ней на стороне франкистов ради «общего дела» борьбы с коммунизмом. На это Керсновский ответил гневной статьей «Никаких испанцев», в которой были, в частности, такие слова: «Пусть нам не морочат голову надоевшей пошлятиной, что борьба с „мировым злом“ – наше „общее дело“. Почему это вдруг сделалось „общим делом“ сейчас, в 1936 году, а не было им в 1917, 1918, 1919, 1920, 1921-м? Что делали тогда эти посылающие нам сейчас свой привет гг. испанские офицеры? Где они были тогда? Под Тихорецкой? Армавиром? Царицыным? Харьковом? Или, быть может, под Киевом и Орлом? Во всяком случае, опоздав к Московскому походу, они успели, конечно, прибыть к Перекопским боям? Под Каховку? Где они были тогда? Много ли их стояло в строю наших офицерских рот? Изнасилованные испанские женщины, расстрелянные испанские священники. Подумаешь, нашли, чем разжалобить! А наших русских женщин кто-нибудь жалел? А тысячи замученных русских священнослужителей нашли разве отклик в чьих-нибудь сердцах – французских, немецких, испанских? Это небось не было тогда „общим делом“». Завершалась статья так: «Когда, наконец, мы поймём, что иностранные националисты – будь то испанские белогвардейцы, французские „огненные кресты“, немецкие наци или итальянские фашисты – такие же враги нас, русских эмигрантов и нашей Родины, как и преследуемые ими коммунисты? Не спасать их надо, а повторить мудрые слова Тараса Бульбы: „Чтоб они подохли все, собаки!“»

Видимо, не будет большим преувеличением сказать, что Антон Керсновский является одним из наиболее выдающихся русских людей ХХ века. Сочетание великолепного ума, аналитических способностей, знаний, порядочности и патриотизма (ещё подчеркнём, что все эти качества проявились в совсем юном возрасте) позволило бы ему стать деятелем государственного масштаба, причём не только военным, но и политическим. И это стало бы большой удачей для страны. Увы, вышло совсем по-другому.

С началом Второй мировой Керсновский был призван во французскую армию. В феврале 1940-го, сидя в окопах «странной войны», он писал: «Грустно и несправедливо умирать на чужой земле и за чужую землю, когда я хотел быть полезным своей Родине». Через три месяца война перестала быть странной, ещё через полтора месяца Франция капитулировала перед Гитлером. Керсновский получил тяжёлое ранение, формально вылечился и вернулся на свой чердак в Париже, оккупированном немцами. За два месяца до освобождения города союзниками, 24 июня 1944 года (на следующий день после своего 37-летия), Антон Керсновский умер. Сразу после этого выбросилась из окна его жена Галина Викторовна, не перенёсшая смерти своего гениального и оказавшегося никому не нужным мужа. Они похоронены в одной могиле на Сен-Женевьев-де-Буа. Надписи на кресте их могилы со временем стёрлись.

Александр Храмчихин

Источник: «Русская жизнь»