В эту субботу, 5 сентября, исполняется 90 лет со дня смерти комдива РККА Василия Ивановича Чапаева. Первая реакция здесь, скорее всего, будет «хе-хе», затем, если подумать о настоящем Чапаеве, – уважительное «эх» и, может быть, даже «богатыри не мы». Вспомнив Пелевина, можно поразмышлять и о хлопке одной ладонью. Словом, Василий Иванович действительно многолик. Но мало того, он ещё и актуален – особенно сейчас, когда битвы за историю кипят с такой силой, что им действительно не хватает только кавалерийских атак.

Реальный Чапаев был не таким уж интересным персонажем. Шестой ребёнок в небогатой семье, сделавший карьеру ещё в царской армии (три Георгиевских креста в Первую мировую). Полевой командир среднего звена – не пешка, но и не стратег. Сложные отношения с женой, и гибель в результате эффективного рейда казаков в глубокий тыл РККА, т. е. при довольно неловких для военного обстоятельствах. Даже насчёт реки Урал до конца не ясно – то ли он в ней утонул, то ли всё-таки перебрался, а умер потом от ран.

Чапаев оказался идеальным материалом для мифологизации. Он был одним из сонма колоритных красных командиров, но что могло быть лучше при создании комплекса легенд коммунистического общества? Конечно, это общество само было легендой, но всё же новая Россия была страной простого народа, и заполнить нишу эпического героя мог только человек «из наших». Первый камень в здание мифологизации заложил роман Дмитрия Фурманова. Важнейшее из искусств довершило дело: фильм братьев Васильевых в 1934 году сделал Василь Иваныча советским Неистовым Роландом. Это гарантировало ему долгую жизнь: архетипы в любой культуре одни и те же, а их воплощения могут быть вооружены хоть шашкой, хоть базукой.

Потом Чапаев и компания разошлись на анекдоты. Сейчас уже непонятно, как люди жили, когда этих анекдотов не было. «Белого взяли!», «Вот и замаскировались», «Фурманов сыт» – половина хохм узнаётся с одной фразы. Но  смех над Чапаевым не был идеологическим протестом: главное, что в этом персонаже обнаружились сразу и Илья Муромец, и Петрушка – опять-таки поскольку он был «один из нас», человек из народа. Может показаться, что анекдотичный Чапаев вытеснил эпического, но это не так: просто миф про героя – штука комплексная и не сиюминутная, а вот посмеяться над бестолковостью и любовью к выпивке или просто так посмеяться – повод бывает каждый день.

Не факт, что пелевинский Чапай тянет на отдельную реинкарнацию героя, всё-таки это явный иронический парафраз сразу и фильма, и анекдотов. Но, собственно, это здесь и важно: такую трактовку образ Чапаева тоже выдерживает. Буддистский денди вместо народного богатыря или комического персонажа – не вопрос: главное, чтобы было хорошо сделано. А «Чапаев и Пустота», бесспорно, остаётся лучшим российским романом 90-х.

Образ Чапаева, как оказалось, обладает удивительной полнотой (ударение на второй слог, как и в Петре Пустоте). И это многое говорит о гибкости восприятия у российской публики, создавшей Василь Иваныча. Ханжество в России – страшная проблема, но никто не находит святотатства в чапаевских анекдотах, признавая одновременно классикой васильевский фильм и читая многозначительный стёб Пелевина. Для всех образов Чапаева находится место – собственно, именно потребность в образе здесь и первична. Сначала нужен шут, или герой, или постмодернистская мина под масс-культуру, а потом уже на эту роль проходит кастинг и находится звезда.

Это важный урок, учитывая все нынешние разговоры насчёт правильной трактовки истории, активизировавшиеся под юбилей Второй мировой. Все, от Кремля и Варшавы до японцев с янки, уверены, что только их версия пакта Молотова – Риббентропа, Катыни, Эль-Аламейна и проч. является верной, всё остальное – ревизионизм и чудовищное моральное падение. Эта истерия захватила не только начальство, но и обычных граждан, однако и тем и другим полезно успокоиться, сделать десять глубоких вдохов и вспомнить о Василии Ивановиче.

Гражданская война – событие не менее спорное, чем Вторая мировая, однако на неё мы уже можем глядеть взвешенно. Не в смысле, что мы все договорились, но в смысле, что мы уживаемся с разными её интерпретациями. Иллюстрировать эту мысль можно на множестве примеров, но Чапаев из них – самый эффектный: трактовки от эпоса до комедии, через философию – куда уж шире. Если на то пошло, то школьная игра в шашки на вышибание (насколько можно судить, чисто отечественное изобретение, не имеющее аналогов за рубежом) называется именно «Чапаев» или «Василий Иванович». Представить себе, чтобы в школе  играли, например,  в «Георгия Константиновича», пока затруднительно.

Это даёт надежду, что и на Вторую мировую мы когда-нибудь сможем посмотреть без нынешней праведной ажитации. Единственно верного исторического учения не существует, военная трэш-комедия Тарантино или мистическое аниме про 42-й год имеют столько же прав на существование, сколько «Летят журавли» или «Спасти рядового Райана». Историю сложно исказить всерьёз, зато легко интерпретировать, но всегда нужно помнить, что вообще-то она многомерна, и любая трактовка (включая нашу) будет в чём-то права и в чём-то не права. Всему этому нас учит многоликий Василий Иванович, так что, возможно, Пелевин в самом деле понял его лучше всех прочих.