10 декабря 1975 года решением нобелевского комитета, Нобелевская премия мира была присуждена Андрею Дмитриевичу Сахарову. Вспомнить об этом событии стоит. Хотя бы потому, что сейчас это кажется каким-то воспоминанием не к месту и не ко времени. Однозначные, пусть и противоположные оценки  нобелевской премии Сахарова  – в настоящее время  готовы дать либо ветераны правозащитного движения, либо, наоборот, твердые борцы с любыми «происками Запада» и «агентами влияния». Только в их картинах мира и версиях мировой истории последних десятилетий это событие, с которым «все ясно».

Впрочем, сейчас вообще чрезвычайно затруднительно объяснить, какое место академик и правозащитник Андрей Дмитриевич Сахаров должен занимать в новейшей российской истории. Предсказание из старого диссидентского анекдота о том, что в будущих энциклопедиях Брежнева назовут мелким политическим деятелем эпохи Сахарова и Солженицына – судя по всему, не сбывается. Хотя лауреат Нобелевской премии в области литературы Александр Исаевич Солженицын занимает довольно важное место в нынешней полуофициальной системе координат. Те уважительные знаки внимания, которые оказывают писателю и историку нынешние российские власти, должны демонстрировать, что из истории последних десятилетий нынешняя Россия унаследовала не только позднесоветскую коммунистическую традицию. Размышлять же о том, занял бы Сахаров такое же место, будь он сейчас жив и сошлись бы нобелевские лауреаты в оценке развития России - труд бесплодный. Скорый и однозначный ответ на этот вопрос готова дать лишь часть соратников Сахарова по правозащитной деятельности в СССР. Именно эта скорость и однозначность заставляет сомневаться в верности их оценок.
 

Если рассуждать об идеологической стороне вопроса, то сейчас вообще сложно сказать, для кого Сахаров «свой», а для кого – нет. Он, например, всегда говорил о большой ценности для человечества достижений социализма и фактически думал лишь о том, как совместить и взаимообогатить социализм и капитализм. Такие взгляды выглядят сейчас  экзотично. Пожалуй, сегодня многие поклонники Сахарова готовы поднять на смех любого другого сторонника подобных теорий. Весьма примечательно, что Сахаров последовательно выступал за свободу интеллектуального обмена и ликвидацию любых формальных препятствий на этом пути. Сейчас на это любят обращать внимание борцы с копирайтом – причем, вовсе не в нашей стране. Что еще раз подтверждает, что уложить Сахарова в какую-то четкую и стройную идеологическую схему довольно сложно.

Говорить о том, повлияли или нет политические мотивы на присуждение Нобелевской премии Сахарову, тоже, наверное, бессмысленно. Разумеется, повлияли. В этом году, например, нобелевскую премию мира получил бывший вице-президент США Альберт Гор. И на это решение тоже повлияли какие-то политические мотивы. Вопрос, скорее в другом: насколько этот выбор отвечает авторитету самой премии, будут ли в дальнейшем, подтверждая ее значительность, говорить о том, что в 1975 году премию получил Сахаров. И здесь, судя по всему, ответ однозначен и утвердителен.

Можно вспомнить, что другой лауреат премии мира из Восточной Европы, крайне критически настроенный по отношению к коммунистическому режиму в своей стране – лидер польской «Солидарности» Лех Валенса в 1990 году стал президентом Польши. Стоит вспомнить, что на пике перестройки такой поворот событий с Сахаровым казался не столь уж невероятным. С другой стороны, есть пример Ноама Хомски - американского ученого, гениального филолога, уже давно выступающего  с резкой критикой государственной политики своей страны с правозащитных позиций. Как прежде, так и сейчас к нему относятся как к чудаку-маргиналу, хотя и признают его несомненные научные достижения. Нынешнее место правозащитников в российском обществе побуждает провести сравнение Сахарова с Хомски.

Впрочем, любое такое сравнение будет неудачным и неполным – именно из-за уникальности места академика Сахарова в уникальной российской истории последних десятилетий. При оценке личности Сахарова возможна, пожалуй, лишь одна точка консенсуса. Практически все признают его личную честность, осознанность в отстаивании своих взглядов и стремление воплотить в жизнь свои идеалы – пусть и кажущиеся сейчас наивными. Одни признают это с восторгом, другие сквозь зубы – но так или иначе, мало кто ставит под сомнение его моральный авторитет.