О том, кто сегодня идёт в террористы, почему россияне привыкают к террору, почему растёт процент психических расстройств и как справляться со стрессом, в интервью «Русскому миру» рассказывает и.о. директора государственного Научного центра социальной и судебной психиатрии имени В.П. Сербского Зураб Кекелидзе.

– Зураб Ильич, появилась информация о том, что террорист-смертник, взорвавший себя в аэропорту Домодедово, на поверку оказался бухгалтером из приличной семьи, которого никто и не подозревал в экстремизме…

– А почему он должен быть наркоманом, маргиналом с психическими отклонениями или религиозным фанатиком? Это стереотипы, которые расслабляют бдительность общества, вместо того, чтобы быть внимательнее к окружающим. На самом деле, террористы подбираются знатоками из определённого типа людей, которые легко внушаемы и обладают низким инстинктом самосохранения. Это могут быть обычные люди, например, скинхеды или те наивные обыватели, которых какой-нибудь Мавроди может убедить отдать деньги в его финансовую пирамиду.

– То есть это люди, подверженные зомбированию сознания?

– Разумеется, их обрабатывают и ломают, но изначально подбирают склонных к внушению.

– Это правда, что у вас в центре проходили курс лечения такие «зомби», которые даже не помнят, кто они и откуда?

– Неправильно называть их «зомби». Это люди, потерявшие память. Заподозрить их в том, что они психически больны, практически невозможно, но они ничего не помнят о своём прошлом, хотя с момента прозрения всё запоминают и знают. В разное время у нас на излечении находились 14 таких больных. Кроме одного, всем остальным удалось постепенно восстановить в той или иной мере память. Часть из них сами что-то вспоминают. Другая часть, например, учёный из Москвы, которого, благодаря телевидению, удалось соединить с родными, не помнит ничего. Это мы ему рассказывали, как его зовут, что он кандидат физико-математических наук, что его семья живёт в Москве. Когда он сел читать автореферат своей докторской диссертации, так увлёкся, что стал говорить: «Вот это я бы переписал, а вот это выкинул бы». Память у него есть, он её не может актуализировать.

– Как вы относитесь к версии о том, что эта память специально «выключена» и может быть задействована так называемыми программаторами личности?

– Это явление нами не изучено. Могу говорить лишь о трёх предположениях. Первое. Это новая форма истерии, развивающаяся под влиянием стресса. Второе. Это особая форма потери памяти, которая могла произойти и под внешним воздействием. Например, в результате «угощения» клофелином. Его влияние на психику мало изучено, и тут могут быть нюансы. Третье. Мы прорабатываем и версию банальных криминальных разборок.

– Что позволяет говорить о том, что не исключается внешнее воздействие на этих людей?

– У нас наблюдается один такой больной. Сначала он не знал даже, кто он. Затем стал говорить, что приехал из Калуги. «По-моему, я уже был в Москве», – сказал он, когда мы ему рассказали о том, где он находится. Через неделю он вспомнил, что мог быть в Ростове и Кишинёве. А ещё через какое-то время работы с ним он вдруг начал вспоминать греческие слова. Заговорил по-гречески. «Я стою на палубе и вижу островную часть Греции, – рассказывал он. – Но себя там не вижу. Меня будто вытерли». Вот что это? Зомби? Случай? Но он водит машину, владеет иностранными языками, умеет плавать, стрелять, разбирается в военной технике. Понимаете, действительно нельзя исключать, что этих людей, возможно, травят или программируют на выполнение неких заданий. Самое страшное в том, что если такая выборочная форма памяти существует и на неё можно воздействовать, то не нужны ни атомная бомба, ни радиация. Это может быть новое оружие массового поражения.

– Как таких людей распознать, например, в толпе?

– В том-то и дело, что они обычные. Но, как и террористы, только на первый взгляд. Если быть неравнодушным, чего не скажешь о наших людях, то вычислить потенциального террориста можно – по некоторой неадекватности в движениях, манере одеваться и двигаться, нервозности. Эти люди сами сигнализируют о своей необычности. Проблема в том, что мы этого видеть не хотим. Этому есть несколько объяснений, но ключевое среди них – убыстрение ритма жизни, скорости которого диктует «король» цивилизации – стресс. Его нашествие можно сравнить с эпидемией. Стрессам, или психогении, подвержена наиболее мобильная и успешная часть общества: те, кто двигает реформы, зарабатывает деньги. Так называемый средний класс. Таким людям в состоянии стресса не до окружающих. И число окружающих, подверженных стрессам, ранящим психику, у нас растёт.

– Разве это психическое расстройство, когда человек попадает в стрессовую ситуацию?

– Если она эпизодична, то нет. Но когда стресс, в среднем длящийся от трёх часов до трёх дней, переходит в постоянную тревогу, неспособность расслабиться, в бессонницу или обрывочный сон, и всё это продолжается от месяца и до года, то это и есть начальная стадия нарушений психики. Сегодня ими страдают от 10 до 15% россиян. Но если у нас есть понятие о гигиене, например, зубов, то о психогигиене говорить не принято. Лечить психические расстройства, которые мы и болезнями не считаем, – тем более. При таком подходе общество получает людей со стеклянными глазами в толпе, людей, которые сами с собой разговаривают на улице, сутками проводят время у компьютера, теряют ощущение времени или не хотят из своего мира выходить на улицу, то есть в социум. Это и есть новые формы психических расстройств. Ну а ловцы психически неуравновешенных людей всегда находят «сырье» для террора.

Беседовал Антон Самарин