Сам я родился в Подольске. Моря там никогда не было. В военкомате в свое время стали предлагать выбирать место службы. Мне друзья подсказали пойти в морское училище в Петродворце. У них разнарядки не было. Конкурс в училище был семь человек на место. Но я занимался баскетболом и весьма успешно, поэтому меня сразу взяли. Я думал  о радиоэлектронике. Тогда это было модно. Мысли о службе на подводной лодке даже и не возникали. Когда шло распределение по группам, я оказался на «Радиотехническом обеспечении подводных лодок». Вся радиолокация, гидроакустика, вся связь стали моей специальностью. Учиться было нетрудно. Практику уже со второго курса начал проходить на подводных лодках. Когда получил красный диплом, то попросился служить на новые подводные лодки. Так я оказался на К-19 проекта 658. 

Это была первая лодка со стратегическими ракетами. Чтобы получить допуск на самостоятельное управление боевой частью, надо было знать досконально всю технику, которая была в твоем распоряжении. Знать надо было каждый краник и заслонку. С офицера спрашивали вдвойне. Моряк знает свой отсек, а офицер – всю подводную лодку. Будни наши - спрессованные и однообразные. Поэтому мы старались не ругаться и избегать конфликтов. Ведь ты никуда не сбежишь. Все время находишься в замкнутом пространстве с одними и теми же людьми. 

Два памятных события произошло за мою службу. Как-то в ноябре мы столкнулись с американской подводной лодкой. Мы не знали, что это лодка. Просто во что-то ударились. Быстро всплыли. Мы тогда отрабатывали боевые задачи. А американская лодка была на боевой службе. Это было первое мое испытание. Стали приезжать серьезные комиссии, чтобы понять, кто виноват. Тогда я вспомнил все, чему меня учили в училище по гидроакустике. Отстоял свой экипаж. И было вынесено решение, что команда не виновата, из-за шумных двигателей мы ничего не слышали. Так я заработал особый авторитет на лодке. Через два года я стал помощником командира, мне тогда было всего 25 лет. 

В 1972 году мы возвращались домой, и на лодке случился пожар в девятом отсеке. Это было моим вторым испытанием. Я тогда был дежурным. Объявили тревогу. Через пару минут всякие голоса из девятого отсека замолкли. Навсегда. Потом никого не стало слышно в восьмом и седьмом отсеках… Мы стали всплывать. Главная задача была – не набрать воды. Вторая задача – расхолодить реактор, чтоб он не взорвался. На это пошел весь заряд аккумуляторной батареи. Мы вынуждены были перекрыть отсеки, чтоб туда не поступала вода. Ведь если все герметично и воздух никуда не уходит, то хоть дырки внизу, вода попадать не будет. Все живые боролись, ведь кислород выгорал во время пожара. Дышать было нечем. Всплыли – море бушует. Пытались вытащить людей. И вот у нас уже закончилась воздушная смесь в дыхательных аппаратах. Я сам потерял сознание. Очнулся через час. Мы спасались тридцать суток.

На лодке есть рубочный люк, который мы не смогли открыть. И командир предложил использовать другой захлопывающийся люк, который есть рядом с навигационными приборами. Когда мы только открыли его, полетела гидравлика. Стали по одному вылезать через этот люк наверх. Большие волны накрывали лодку сверху. Но людям надо было чем-то дышать. Было решено посменно вылезать одному офицеру и матросу. И по команде офицера, когда шла волна, матрос ложился на люк, чтобы вода не заливалась. И так люди находились где-то минуту под водой. Конечно, мы пристегивались цепью к лодке, чтоб не унесло. Каждая пара стояла по часу на лодке. В этот момент уже не знал, жив ты или мертв. Остальные выжившие сидели внутри. Сохнуть было невозможно. Электричества не было. Были те, кто говорил: «Я не пойду люк держать. Хоть стреляй, командир». Но таких было мало. Когда к нам подошел буксир, лопнули канаты, не выдержали напряжения. Мы сами держали руками канаты, точнее, металлические тросы. Кожа на ладонях содрана в кровь, но мы терпели и держали. Ведь от этого зависели наши жизни. 

Много тогда погибло людей. Среди них были и офицеры. Один лейтенант в море уходил – жена была беременная, к возвращению должна была родить. Не увидел он своего первенца…

Много лет об этой аварии нигде не писали, рассказывать запрещалось. Всем, кто выжил, разрешили списаться. Нас расформировали по разным местам. Последствия, конечно, были серьезные. Многие выжившие сходили с ума. Офицер мог проснуться дома, закричать, что подлодка тонет, и бежать 500 метров от дома. 

Я с флотом завязал тогда. За три года успел побывать на трех службах и попасть в две аварии. Каждый раз, когда мы уходили в плавание, готовились к тому, что можем не вернуться. Аварию и наше спасение я описал в книге «К-19, проклятая и благословенная». Рассказ из первых уст. Чтоб потом никто не строил домыслов. Ведь когда вышел американский фильм про катастрофу К-19, которая случилась до нашей, возникло много споров о правдоподобности. Поэтому я подумал: пока жив, напишу в книге всю правду. Мы потеряли тогда 28 человек, спаслось 114. После этого я понял, что люди проверяются трудностями. Второе, что понял: в стрессовой ситуации многое зависит от командира.

Я хочу сказать, что любая воинская служба, если она нормальная, это дело настоящих мужчин. Нельзя никого принуждать идти служить. Это должен быть голос изнутри. В тебе должна заговорить совесть. Десантники говорят: «Никто, кроме нас». Подводники могут сказать то же самое. Молодым ребятам нужно готовить себя к службе. Нельзя идти туда случайно. Сегодня на подводных лодках все добровольцы, служат по контракту. Не только ты, но и твоя семья должна понимать и принимать этот выбор. Но это дело почетное и нужное.

Сегодня Георгий Борисович преподает в академии экономики и права и железнодорожном университете менеджмент и мировую экономику. А еще он является вице-президентом федерации большого тенниса в Хабаровске. Конечно, он продолжает заниматься патриотическим воспитанием молодежи и объясняет, как это - Родине служить.