Валентина СЕЕТ. Любо, братцы, любо!..
Валентина СЕЕТ. Любо, братцы, любо!..
Восемь эпизодов из жизни народного мастера Юрия Михайлова
ПЕСНЯ О МАРИИНСКЕ
Речка тихая бежит мимо города,
Я по городу иду – это здорово!
Тополиный пух летит и цепляется.
Солнце светит сквозь листву – улыбается.
Припев:
Город сердцу дорогой, маленький,
Покосилися дома стареньки,
В переулочках трава с росами,
А за городом луга с покосами.
В синем небе облака растворяются,
Ребятишки на реке кувыркаются.
В этом городе мое детство,
Моя первая любовь по-соседству.
Я цветы несу в руке маме,
Она в домике живет с нами.
Занавески на окне не колышутся,
И гармошка вдалеке еле слышится.
Здесь кругом моя родня давняя.
И живут мои друзья славные.
Не хочу я вдалеке маяться,
В этом городе мне жить нравится.
Юрий Михайлов.
Все эти эпизоды, пожалуй, могут уложиться в одну его творческую мастерскую. В его живопись, графику, чеканку, берестяные туеса, фотографии, коллекции. «Здесь всё моё! – обводит рукой зал Михайлов и в шутку добавляет: – Правда, есть кое-что из творчества сына Андрея и дочери Маши. Но в конечном итоге и они мои. Вот рога (лосиные) не мои, не мои рога», – такой вот веселый у мастера характер.
Люди смеются. Интересно наблюдать за ними, как они увиденное воспринимают. Ветераны – вспоминая свое, дети – удивляясь новому.
«Когда у ребятишек огоньки в глазах вспыхивают, я радуюсь, – делится Юрий Михайлович. – Может, кто-то из них тоже творчеством загорится, как я когда-то…»
Птицы из сундука
«Отец мой из чалдонов. Так в старину называли сибиряков. Есть мнение, что первые русские переселенцы были из казаков, живших между рекой Чалкой и Доном. Стало быть, есть во мне казачья кровь. А мама моя со Смоленщины. Ее семья перебралась в Сибирь в голодном 1929-м…»
Михайловы в Малом Антибесе зажиточными слыли. Хозяйство большое держали, у них даже лошадь выездная была. До революции люди знатные, случалось, останавливались на ночлег. И вот как-то томские охотники забыли у них шикарный художественный альбом «Водоплавающие птицы Сибири и Дальнего Востока». Листы папиросной бумагой переложены, переплет с золотым тиснением. Несколько лет бабушка хранила его, думала, вот приедут, заберут. А потом этот альбом по листам разобрала и раздала соседкам.
«Я эти картинки до сих пор помню. Откроешь сундук – он такой большой был – а на крышке птицы красивые, каждое перышко выписано. Я дивился тогда: «Ух ты, как здорово!». Пробовал что-то срисовать. Вот с этого, наверно, всё и началось. Удивление ж – мать творчества…»
Михайлов старший вернулся с войны инвалидом по зрению. Хотя на фронте ему, снайперу, даже одного выстрела сделать не пришлось. Шли проливные осенние дожди. Бойцам пришлось по пояс в ледяной жиже, в болоте сидеть. Застудились. «Батя в госпитале полгода отлежал. Зрение почти совсем потерял… Несмотря на это, сорок лет проработал на ликероводочном заводе. И ни разу на работу не опоздал. Мама тоже сорок лет заводу отдала. Грамот у них была тьма, значков всяких за победу в соцсоревновании, оба «Почетные доноры СССР»… Всякое в жизни они повидали, но оба нрава доброжелательного, ненатужно жили, людям открытые. Мне, наверно, с их генами передалось…»
Казакомания
Сколько себя помнит Юрий Михайлович, все время лошадей рисовал и казаков – в бою, в кругу, в походе. А когда в классе 8-9-м «Тихий Дон» Шолохова прочитал, вовсе заболел казачеством. Книги стал собирать, историю изучать. «Я даже хотел в армии служить в кавалерийском полку имени Буденного. Письмо в приемную Буденного написал. Но в тот год призыва в полк не было».
«В ДК Горького работал художником. Зашел как-то в костюмерную. Тетя Маша Барабаш – она костюмерной заведовала – сидит плачет. «Ты что, теть Маш?» «Да вот, пришли из бухгалтерии, велят списанные костюмы и инвентарь уничтожить. Жалко же, еще пригодиться может». Я к этой груде подошел, машинально взял в руки казацкую шашку 1911 года. Тетя Маша говорит: «Что, Юрка, нравится?» «Нравится, теть Маш». «Ну и забирай, забирай, раз им не надо!»
Этой шашкой и начал учиться Юрий Михайлов казацкой фланкировке, чем после немало дивил зрителей. И коллекция холодного оружия с этой шашки началась…
Золотая береста
С берестой так дело было. «Зашел как-то я в мастерскую к Володе Дунаеву. Увидел у него на полке туески: «Ух ты, какие! Откуда?». Да вот, – говорит, – в Томске один дед научил. Я ему: меня научи. «Ну давай…».
Около десяти лет потом Михайлов берестяные туеса делал в подарок друзьям, родственникам. Пока опять же случай не выпал.
В Кемерово готовили региональную художественную выставку «Сибирь социалистическая». Михайлов привез на отборочную комиссию три своих картины. Одну из них взяли. «И уже на выходе из зала слышу, как члены комиссии между собой говорят: из прикладного искусства ничего нет совсем»… Вернулся я домой, Валере Томилину говорю – давай свои туеса предложим. Привезли восемь штук. И все их взяли на выставку. А потом все восемь отобрали дальше – в Москву. Вот с этого все и пошло. В Москве искусствоведы удивились – откуда? Из Сибири? Из какого-то Мариинска?
А у нас, «в каком-то Мариинске», уже своя берестяная школа складывалась, мастера силу набирали: Александр Панов, Валерий Томилин, Константин Баранников, Владимир Данилов… Идея возникла музей бересты создать…
Через бересту Юрий Михайлов страну и мир повидал: Санкт-Петербург, Москву, Нижний Новгород, Индию, Испанию, Египет, Саудовскую Аравию, Францию, Германию, США. Через бересту о затерянном в Сибири маленьком городе мир узнал…
Игра в куклы
«Помнишь, один год дожди шли напропалую – весь май, июнь. Из-за них мы бересту тогда не сумели заготовить. Звоним в Томск, там тоже ребята ни с чем остались. Ну я думаю, чем зимой заняться? А тут девчонки-кукольницы из Кемерово попросили коней им сделать. Сделал. А потом подумал, может, и мне куклами заняться…
Вот видишь – показывает миниатюрную скульптурку самого себя – это моя первая кукла. Сколько же здесь ошибок!..»
«Каких?»
«Вот гармошка, например, тяжелая. Она из дерева. А надо бы из другого материала – легкого... Замечаешь, что у рук тела нет – под рубахой проволочная конструкция… Ну сравни вот с этой скульптуркой… »
Начатая фигурка деда – сантиметров пятнадцать в высоту. Но надо ж, руки, ноги, все вылеплено так, что каждую жилочку видно, каждый ноготок на пальцах, каждую морщиночку на лице.
Куклы мастер лепит из специальной пластики, затем обжигает, и они обретают твердость. Потом их наряжают, тоже по всем правилам кройки-шитья – жена Татьяна помогает.
«А инструменты какие для работы?» – интересуюсь.
«А никакие, Валь. Вот кисточка засохла. Я застрогал один конец и всё. Ну ножичек еще канцелярский».
В куклы Михайлов играет серьезно. Если это лошадь, так это лошадь какая в композиции нужна – породы, масти, в точном движении. Если костюм – со всеми точными национальными деталями, особенностями эпохи, назначения.
В тот день мастер заканчивал две композиции на всероссийский конкурс «Вот моя деревня» к 85-летнему юбилею В.М. Шукшина. Юрий Михайлович выбрал два рассказа писателя «В профиль и анфас» и «Мой зять украл машину дров». «Смешные сюжеты и поучительные. Но всё из жизни. За что и люблю Шукшина».
Со своими нынешними куклами Михайлов взял на Всероссийском фестивале гран-при. «Видишь, – любовно поглаживает стопку книг, – новое полное собрание сочинений Василия Макаровича». Куклы остались там, в Сростках, на родине писателя. «А до этого я им еще одну куклу подарил – Шукшин в роли атамана Степана Разина. Василий Макарович мечтал снять фильм по своему роману «Я пришел дать вам волю». Не получилось, сердце не выдержало…»
Казачий строй
О чем с сожалением вспоминают мариинцы – так это об ансамбле «Казачий строй», который 10 лет возглавлял Юрий Михайлович. Чисто мужской коллектив, колоритный, с казачьими песнями. Выйдут на сцену – стройные, веселые, голосистые. На струнах души у каждого зрителя играют.
До этого Михайлов десять лет пел в знаменитом нашем фольклорном ансамбле «Веселуха». Но в казачью песенную культуру тянуло неудержимо. И Михайлов решился. Не возгордился, нет, просто накрыл «поляну», попрощался с любимой «Веселухой» и создал свой коллектив.
Десять лет «Казачий строй» буквально блистал на сцене. «Но любой самодеятельный коллектив для людей – увлечение. Чтобы выступать ярко, надо, чтобы все горели. Так и было вначале. А потом кто уехал, кого работа заела, проблемы бытовые. Это жизнь… Однако наш коллектив богатое наследие оставил – сотни возрожденных казачьих песен…»
Что осталось на бумаге
Еще одна грустная тема – нереализованные проекты.
Очень захотелось Юрию Михайлову поставить в центре города часовню в старинном шатровом русском стиле. И место он для нее подобрал - на поляне у теперешней «Палаты» - людное, открытое, солнечное. И помощники нашлись. Один предприниматель лес бесплатно выделил. Бесплатно бревна откалибровали по размеру. Даже вывезли сруб бесплатно.
Но не суждено было той часовне стоять. Все согласовывали в инстанциях - то одно, то другое. Пока судили, рядили, лихие люди сруб тот сожгли…
Нереализованных проектов у Михайлова много. Я напомню: памятник Гармошке, Памятник Ямской тройке, мемориал жертвам Гражданской войны, целая серия изумительных деревянных каскадных фонтанчиков, кафе в виде деревянной ладьи возле его же памятника Картошке, старинное гостевое подворье на Большой Московской. (Подобный проект, кстати, осуществили в Шушенском – говорят, отбою от туристов нет). И наконец, мариинский проект в региональном парке «Семь чудес Кузбасса».
Вы представляете, если бы помимо мемориала жертвам политических репрессий, персонажей старого города, острога на въезде в город (тоже Михайлова и Незнанова проектов), всё это было в Мариинске?! И не все эти проекты «страшных» денег стоят…
«Получается, ты больше в стол работаешь?» – говорю.
«Ну да, – соглашается мастер. – Но это мне душу не студит. Проекты, как и рукописи, не горят».
Душа России
В 2007 году Юрий Михайлов стал лауреатом премии Правительства РФ «Душа России».
«Когда пришел вызов в Москву, я глянул в Постановление: мать честная, там еще двое моих друзей – Геннадий Вечеркин – из Ростовского фольклорного ансамбля «Вечерки» и Нина Прудникова – из Курского этнографического ансамбля «Тимоня». «Ну все, понял я – премию до дома не довезу, – смеется Юрий Михайлович и добавляет серьезно: – Вот эта награда мне милее всех других моих наград и званий. Даже «Оскара» милей, если б дали. Русский я, понимаешь…»
Не имей сто рублей...
Кстати, о друзьях. Еще в старой мастерской у Михайлова их автографами были расписаны все стены. Эта же традиция перекочевала в новую мастерскую. Правда, здесь по стенам друзья не пишут. Пишут на дверях, на одном из шкафов.
«Вот ты как друзей заводишь?» – интересуюсь я, разглядывая диковинные автографы.
«Я тебе лишь одну историю расскажу. Были мы в Сростках на Шукшинском фестивале. Праздник закончился на горе Пикет, все стали спускаться вниз. Мы идем своим «Казачьим строем». Слышим, на улице гармошка пиликает, мужик поет, шапка перед ним… Я говорю «Ты чего это?» А он, да вот, мол, денег было только в один конец. Чтобы домой вернуться – собираю. «Дак а чё ты грустные песни поешь, давай лучше частушки». Он – ну давай! И мы как дали частушки, ядреные, с перцем даже. Народу собралось! Хохот, ответные куплеты, деньги посыпались. Так и подружились. Мужик тот оказался Василием Вялковым, руководителем известного фольклорного ансамбля «Ярманка» из Турочака.
Друзья у Михайлова крепкие, настоящие. В июле на открытие его мастерской приехали из Барнаула, из Горно-Алтайска, Новосибирска, Прокопьевска, Кемерово, грозились даже с Дона. Вот где была веселуха. Вы представляете – все песенники, плясуны: Новосибирская «КрАсота», прокопьевские «Скоморохи», сросткинские «Вечёрки», мастера, художники.
Удивить таких людей чем-нибудь трудно. Но ведь такие люди как раз и умеют удивляться. Они ходили по залу, цеплялись за какую-нибудь «ерунду», и Юрий Михайлович им целую историю рассказывал. А экспонаты все мариинские в основном. То есть дивились гости, выходит, Мариинску.
И песня Михайловская красивым многоголосьем звучала: «Город сердцу дорогой, маленький, покосилися дома стареньки»… И еще: «Не хочу я вдалеке маяться. В этом городе мне жить нравится…»
Работа публикуется в авторской редакции