К концу XIX – началу XX века положение российских старообрядцев («древлеправославных») было достаточно двойственным. С одной стороны, им удалось занять весьма достойное место в хозяйственной жизни страны. Даже простые сёла и слободы староверов часто были чище, благоустроеннее и зажиточнее, чем у их соседей-никониан. Что же до крупной торговли и промышленности, то и там, и там первую скрипку сплошь и рядом играли старообрядческие купцы-миллионщики: Морозовы, Рябушинские, Сироткины, Кузнецовы, Коноваловы, Солдатенковы…

Миллионные капиталы позволяли старообрядцам играть первую скрипку в городском самоуправлении. Купцы-староверы регулярно избирались гласными городских дум, а одному из них – знаменитому Третьякову, завещавшему городу свою коллекцию живописи, – довелось даже побывать городским головой Первопрестольной.

Капитал открывал перед старообрядческим купечеством самые высокие двери. Вот, к примеру, отрывок из отчёта Гиляровского о Нижегородской ярмарке:

«В "Эрмитаже" на террасе был особый почётный стол, куда обыкновенные посетители не допускались. Сюда садились высшие чины администрации и некоторые приглашённые лица... Из купечества за этим столом бывали только двое: первый – Савва Морозов... Второй представитель последних, в долгополом сюртуке, в сапогах бураками, подстриженный по-старинному в кружок, бодрый и могучий, несмотря на свои шестьдесят лет, – Н. А. Бугров, старообрядец, мукомол, считающийся в десятках миллионов».

Однако, несмотря на богатство и общественное влияние, правовое положение российских древлеправославных по-прежнему оставляло желать лучшего. Религиозная жизнь была стеснена многочисленными правилами и запретами, храмы закрывались, духовенство подвергалось гонениям. Известный исследователь Фёдор Мельников, подробно описавший историю гонений на старообрядчество начиная со времён Никона, с горечью писал:

«Bсеми правами уже сотни лет пользовались в России все инославные и иноверные религии: римско-католическая, протестантская, армяно-григорианская, магометанская и даже иудейская – и все нации: немцы, французы, поляки, татары, турки, латины, мадьяры, евреи и все другие. Все они имели дозволенные религиозные общества со всеми юридическими правами и могли на их имя приобретать имущество, завещать капиталы, строить школы или даже семинарии и институты, богадельни, приюты и другие просветительные и благотворительные учреждения. В обеих русских столицах, в самом центре, они занимали целые кварталы. Духовенство их было признано со всеми присущими им правами. Даже протестантские и лютеранские действительно, по терминологии Победоносцева, "самочинные лжепопы" именовались в государственных законах не только "пресвитерами", но и "епископами". Титуловались духовными наименованиями по закону и магометанские, и еврейские служители культов. И только одни старообрядцы вызывали у всех них тревогу и какой-то странный ужас, причём не имея ни одного из перечисленных прав, которыми так широко и так свободно пользовались другие религии и другие нации».

(Упоминание евреев в перечислениях Мельникова вполне примечательно. Какое же унижение надо было ощущать, чтобы искренне позавидовать проживавшим в Российской империи иудеям!)

После октябрьского манифеста 1905 года, гарантировавшего среди прочего свободу исповедания, положение русских старообрядцев существенно улучшилось. Старообрядцам было предоставлено право свободного исповедания их веры и публичного отправления богослужения, право образовывать общины как самоуправляющиеся единицы и т. д. Однако отдельные ограничения и стеснения по-прежнему оставались в силе. Так что полное равноправие старообрядцы обрели лишь после Февральской революции.

С учётом вышесказанного политический выбор русского старообрядчества, и прежде всего его финансово-промышленной верхушки, становится вполне понятен и объясним. Несмотря на глубочайший консерватизм во всем, что касалось религиозных верований, в политических вопросах купцы-старообрядцы нередко придерживались либерально-демократических взглядов. А некоторые из них сочувствовали и помогали и более левым, революционным кругам.

Среди тех, кто поддерживал революционные партии, в первую очередь, следует назвать имя известного фабриканта С. Т. Морозова, щедро финансировавшего партию большевиков. Посредником при этом выступал Максим Горький. Он же получал деньги на партийные нужды ещё от двух других виднейших представителей старообрядческого капитала – хлебопромышленника Н. А. Бугрова и торговца нефтью Д. В. Сироткина. Причём если Бугров давал деньги преимущественно из интереса к личности Горького (их странные отношения писатель описал в очерке «Н. А. Бугров»), то Сироткин помогал левым вполне сознательно.

Однако заигрывание с революционерами было для старообрядцев скорее исключением, чем правилом. В отличие от российских евреев, чьи политические симпатии нередко лежали левее их классовых интересов, русские староверы поддерживали преимущественно буржуазные, либерально-демократические силы: октябристов, прогрессистов, кадетов. В разные годы старообрядческие симпатии дрейфовали то к одной, то к другой из этих партий, однако почти никогда не оказывались левее. Как заявил один из их лидеров, Бриллиантов, «несмотря на все преследования и гонения, страдальцы за свободу веры, предки наши старообрядцы, не покушались с оружием в руках и бомбами под мышкой на власть русских царей».

Не менее решительно было отвергнуто и сотрудничество с ультраправыми, черносотенными кругами. Правда, уже упоминавшийся Бугров финансировал черносотенную нижегородскую газету «Минин». А в 1906 году сотрудничавший с черносотенным публицистом и общественным деятелем В. А. Грингмутом отставной подполковник Ф. Г. Колонтаев даже сумел организовать консервативно-монархический «Союз старообрядцев». Однако подобные настроения в старообрядческой среде оказались глубоко маргинальными. Подавляющее большинство политически активных старообрядцев решительно высказалось за преобразование страны на буржуазно-демократических началах.

Самым известным буржуазно-либеральным политиком со старообрядческими корнями был, несомненно, Александр Иванович Гучков, ставший в 1909 году председателем III Государственной думы. По замыслу Столыпина, возглавляемая Гучковым партия октябристов должна была стать основой думского большинства, необходимого для реализации правительственной программы реформ. И первое время «тандем Столыпин – Гучков» действительно работал. Однако после скандала вокруг закона о западном земстве пути октябристов и премьера разошлись. В IV Думе партия вошла в оппозиционный прогрессивный блок, а в 1917 году Гучков вместе с Шульгиным ездил к Николаю за актом об отречении, а затем стал военным и морским министром во Временном правительстве князя Львова.

Ещё одним старообрядцем, ставшим российским министром, стал известный фабрикант Александр Иванович Коновалов. В 1912 году он был избран в IV Думу от партии прогрессистов, с конца июля 1915 года стал товарищем председателя Центрального военно-промышленного комитета (объединявшего предпринимателей Москвы и прилежащих губерний), а в 1917-м вошёл во Временное правительство, где стал министром торговли и промышленности.

Если уж мы упомянули о партии прогрессистов, то нельзя не назвать имя одного из её отцов-основателей, совладельца банкирского дома «Братья Рябушинские», председателя совета Московского банка Павла Павловича Рябушинского. В 1905 году он вступил в «Союз 17 октября», однако затем программа октябристов показалась ему слишком умеренной, и в 1912 году он стал одним из организаторов новой буржуазно-демократической партии.

Разумеется, имена отдельных политиков со старообрядческими корнями сами по себе не означают ничего. Однако многочисленные факты свидетельствуют о том, что их взгляды полностью отражали симпатии широких старообрядческих кругов, сочувствовавших буржуазно-демократической оппозиции.

К примеру, когда в «Московских ведомостях» было опубликовано воззвание упомянутого выше общества старообрядцев-черносотенцев, реакция московского купечества последовала незамедлительно: «Старообрядцы, конечно, знают, что это воззвание, призывающее встать в ряды врагов освободительного движения, исходит не из их среды, это воззвание Грингмута и присных ему... если старообрядцы будут молчать, могут подумать, что старообрядцы действительно сочувствуют программе Грингмута и готовы принять участие в черносотенных организациях. Перед этими благородными борцами старообрядцы должны преклоняться, а не идти с "Московскими ведомостями" и подстрекать народ на убийство их. Изменники те, кто довёл Россию до настоящего критического положения, это – царские чиновники. Если старообрядцы, гонимые веками бюрократическим правительством, получили теперь свободу вероисповедания, возможность открыто собираться и обсуждать свои нужды, то эту свободу дало им не разлагающееся правительство, а то самое освободительное движение, ополчиться против которого призывают ныне старообрядцев Грингмут и др.».

Сочувствие освободительному движению привело к тому, что в сочинениях определённого толка древлеправославные вместе с жидами и масонами были объявлены главными врагами и губителями России. Полемизировать с подобного рода литературой не интересно. Огромный вклад старообрядцев в экономическое развитие страны, их многомиллионные пожертвования на образование, благотворительность, культуру красноречивее любых слов свидетельствуют, как эти люди относились к своей стране.

Что же до оппозиционных настроений, то аналогичных взглядов придерживалось и российское общество в целом. В этом смысле миллионщик-старообрядец Рябушинский ничем не отличался от миллионщика-никонианина Терещенко, а министры Гучков и Коновалов – от своих коллег Милюкова или Годнева, не имевших никакого отношения к старой вере. Hеспособность царизма прийти к взаимовыгодному сотрудничеству со старообрядческой верхушкой стала одним из проявлений общего политического кризиса, толкнувшего в ряды оппозиции значительную часть высших классов страны и ставшего одной из основных причин гибели русской монархии.