Мы продолжаем дискуссию о крайне противоречивой фигуре генерала Андрея Власова, начатую на сайте «Русский мир» материалом Василия Андреева «Генерал Власов: “перманентный ренессанс”». В отнюдь не бесспорной по своим выводам статье Алексей Ерёменко пытается дать свой ответ на вопрос, почему имя Власова после периода, казалось бы, полного забвения вновь тревожит умы публицистов и историков.

Генерал Власов в сентябре стал предметом новой публичной дискуссии, периодически переходящей в склоки и скандалы. На первый взгляд, тут нет ничего нового, но если вдуматься, это довольно странно. Отчего историю Власова подняла Русская православная церковь за рубежом, понять несложно, однако куда более любопытно, что и широкая российская публика тоже с азартом взялась её обсуждать – хотя на дворе экономический кризис, американцы бросили ПРО, в Москве закрыли «Черкизон», и это не говоря о бедном Дени Байсарове. Почему нас не меньше волнуют события 60-летней давности?

Конечно, Россия – страна с необычной историей, и многие события прошлого для нас сохраняют немеркнущую актуальность. Однако это соображение, само по себе справедливое, ничего не объясняет. Мы в принципе воспринимаем прошлое только тогда, когда соотносим его с тем, что происходит сейчас, когда прежние персонажи и события получают параллели, пусть неточные, с тем, что происходит в современности. Это безусловный рефлекс восприятия истории, по-другому просто не бывает. Но тогда вопрос на миллион: что именно в жизни генерала Власова делает её актуальной для нас сегодня?

Власов важен по двум причинам. Во-первых, он диссидент – один из длинного ряда, начинающегося с князя Курбского и протопопа Аввакума до Сахарова с Солженицыным. Во-вторых, РПЦЗ абсолютно права: его поступки принципиально не могут иметь однозначной оценки – только через обязательное «но». При нашем уровне общественных дискуссий это, к сожалению, как красная тряпка для быка. Неизбежно пытаясь оставить только одно измерение – или герой, или злодей – мы игнорируем очевидный факт, что действительность устроена несколько сложнее.

Есть, правда, одно соображение, от которого просто так не отмахнуться: Власов дал присягу и нарушил её. Это сомнительный шаг и в мирное время, а во время самой грандиозной войны в истории это преступление, которое карается по законам военного времени, что и произошло. С юридической точки зрения тут обсуждать особо нечего, однако нас, то есть современное общество, занимает всё же не эта, самая очевидная, сторона власовского сюжета.

Диктатура пролетариата имела множество слабых мест – на идеологическом, социальном, национальном уровнях. Многие из этих проблем сохранялись и после войны, в итоге став причиной гибели СССР, последствия же некоторых из них мы ощущаем и сейчас. Фигура генерала Власова, несмотря на все старания официальной идеологии представить тот или иной период русской истории триумфом патриотического единения (не есть ли это типическая черта любого официоза?), не позволяющая забыть, что наши главные проблемы никуда не исчезали, актуальна как никогда. Некоторые вещи бессильна отменить даже война.

Власов де-факто боролся против отождествления государства и страны, точнее, пытался выступить против власти, но в защиту народа. В этом смысле его историю стоит сравнивать не с пронацистскими освободительными движениями в советских республиках, а с Гражданской войной, которую он – несмотря на всю конечную утопичность этой затеи – пытался устроить вместо Второй мировой. Если от бандеровцев или лесных братьев ещё можно бы было отмахнуться как от «инородцев», то сложно сделать то же самое, когда речь идёт о русском боевом генерале, который предпочёл Гитлера советскому начальству. Искренне или нет – мы не узнаем, но это уже и не так важно, потому что сейчас Власов и РОА в любом случае стали одним из символов недовольства сталинским режимом (оправданного или нет – опять-таки отдельный разговор).

В то же время диссидентство Власова оказалось отравленным и вредным. На короткий период 1941–1945 гг. страна и государство действительно слились, и попытка бороться против начальства объективно вредила тем самым простым людям, которых генерал хотел спасти от «большевиков». Подменить внешнюю войну гражданской было невозможно, и благие намерения привели туда, куда они обычно приводят. Застряв между патриотизмом и нелюбовью к большевикам, Власов поразительно точно вписался в архетип трагического героя из эпоса, который обречён, потому что не имеет возможности поступить правильно: что ни сделай – всё будет плохо.

65 лет спустя наивность власовских надежд, конечно, очевидна. Однако здесь уместно вспомнить хорошую довлатовскую фразу: «Вот бы часть нашей требовательности применить к себе!». Но главное для нас даже не в том, что задним умом все крепки, а в том, что проблемы, которые довели Власова и его людей до отчаяния, по-прежнему – пусть и в несколько иной форме – живы: социальная несправедливость, манипуляции общественным сознанием и самое важное – внутренняя война за верховенство между властью и публикой. Народ должен служить государству или государство народу? В России ответ по-прежнему не очевиден.

Именно проблемы 2009 года заставляют нас с пеной у рта обсуждать тот, в общем, не самый значительный эпизод Великой Отечественной, которым стало власовское движение. Сейчас достаточно лишь слегка применить идеологический «фотошоп» (в любую сторону), чтобы в этой истории можно было усмотреть отражение сегодняшнего дня. Адепты сильной власти видят во Власове абсолютного грешника – Каина в очках, те же, кто ворчит на начальство, готовы считать генерала мучеником чуть ли не в духе святых Бориса и Глеба. Оба взгляда однобоки, а более взвешенная позиция появится, только когда публика и начальство перестанут быть друг для друга чужаками и смогут наладить нормальную жизнь в стране. Пока это райское время не настанет, Власова по-прежнему будут подгонять то под одну, то под другую точку зрения, и рты будут пениться, а копья – ломаться.