К годовщине начала Смуты
Если пытаться установить точную дату, с которой отсчитывать начало Смутного времени в Московском государстве, то наиболее удобно признать таковой 13 октября 1604 года, когда отряды Лжедмитрия I пересекли русскую границу.
С того момента, как в Москву пришла весть, что «в Литве явился самозванец, король, паны и папа за него», московские разведчики и дипломаты внимательно отслеживали всё, что происходило с новоявленным «царевичем», и тем не менее, когда Лжедмитрий всё же выступил в поход, для многих это стало неожиданностью – в Москве знали, что «Димитрий Иванович» располагает крайне незначительными силами (к началу вторжения у него было чуть больше трёх тысяч солдат), и не верили, что он рискнет выступить в поход посреди осенней распутицы.
В замечательном фильме-опере «Борис Годунов», снятом в 1954 году, войско Отрепьева достоит из крылатых гусар, пеших латников, шляхтичей и немногочисленных русских. Для полноты картины не хватает только казаков, реестровых и запорожских, составлявших едва ли не половину армии Лжедмитрия. Однако в целом картина показана верно – армия, которой располагал Отрепьев, была почти исключительно польской.
Зная об этом (равно как и о предшествующих переговорах самозванца с папой и польским королём), трудно избежать соблазна возложить всю вину за русскую Смуту на поляков, иезуитов и прочих иноземцев. При желании в этот список можно добавить даже хрестоматийных жидов – про Лжедмитрия (правда, не первого, а второго) ходили слухи, что он обрезанный еврей, ежедневно читающий Талмуд. Однако фактами эта теория не подтверждается.
Тем не менее Отрепьев получил в Польше весьма ограниченную помощь. Король Сигизмунд занял выжидательную позицию, а многие магнаты открыто высказались против этой авантюры. Так что воеводе самдомирскому Мнишеку удалось навербовать для Лжедмитрия всего несколько тысяч человек, да и те прослужили царевичу весьма недолго, так как платить ему было нечем. Уже в январе 1605 часть поляков покинула лагерь самозванца, предварительно разграбив обоз и публично осыпав «Димитрия Ивановича» площадной бранью. Вслед за ними отбыл на родину и сам главнокомандующий Мнишек. А после разгрома в битве при Добрыничах Лжедмитрия покинули практически все уцелевшие наёмники.
Так что если в этот момент поход Отрепьева не закончился, то произошло это вовсе не благодаря полякам. Стоило войскам Лжедмитрия перейти границу, как во многих пограничных городах вспыхнули восстания против Годунова. Чернигов, Путивль и другие пограничные крепости одна за другой переходили на сторону самозванца и целовали крест «законному царевичу». Именно восставшие жители русского порубежья не дали Смуте угаснуть. Потерпев сокрушительное поражение, Лжедмитрий намеревался бежать в Литву, вслед за разбитыми польскими отрядами, однако оказавшиеся в его лагере русские не дали «царевичу» уйти.
Поддержка Лжедмитрия оказалась практически всесословной. Советские историки обычно подчёркивали «народный» характер антигодуновского восстания. Но самозванец нашёл значительную поддержку и в дворянской среде. Большинство воевод, присягнувших «царевичу» вскоре после вторжения, осталось в его лагере и после Добрыничей. Именно их ратный опыт не позволил царским воеводам развить успех и окончательно добить самозванца: князь Долгорукий организовал оборону Рыльска, сын боярский Григорий Акинфиев нанёс поражение воеводе Шереметьеву, дети боярские Булгаков и Беззубцев возглавили гарнизон Путивля, ставшего главной базой Лжедмитрия, князь Иван Татев отправился послом на варшавский сейм... Неоценимую помощь Лжедмитрию также оказали донские казаки во главе с атаманом Андреем Корелой. Вскоре после Добрыничей Корела с небольшим казачьим отрядом заперся в Кромах, где несколько месяцев выдерживал осаду главной армии Годунова. «Кромское сидение» не только позволило Лжедмитрию перевести дух и собраться с силами, но и способствовало разложению царской армии: русские помещики не привыкли воевать зимой, поэтому указ Бориса, запретившего воеводам отпускать дворян зимовать в своих поместьях, вызвал всеобщий ропот и недовольство. Антигодуновское восстание меж тем продолжало шириться, охватывая всё новые города и волости.
Окончательный перелом произошёл в апреле 1605 года, когда в Москве скоропостижно скончался Борис Годунов. После этого царское войско, осаждавшее Кромы, перешло на сторону самозванца, взбунтовался московский посад, «изменили» думские бояре, «Мария Годунова и сын её Феодор отравили себя ядом» (на самом деле – были задушены), и 20 июня Лжедмитрий триумфально вступил в Москву.
Впрочем, нет ничего удивительного в том, что у самозванца в России оказалось так много сторонников, так как к началу ХVII века государство переживало глубокий системный кризис, в результате которого поводы для недовольства были практически у всех.
Основой русской государственной власти были дворяне, которых государство наделяло поместьями в обмен на службу «людно, конно и оружно». Однако к концу ХVI века фонд государственных земель был почти полностью исчерпан и выполнить свои обязательства перед служивым сословием правительство не могло, что, естественно, вызывало ропот и недовольство. Дабы хоть как-то задобрить дворян, правительство отменило Юрьев день, тем самым лишив крупных землевладельцев возможности сманивать крестьян своих бедных соседей. Эта мера озлобила одновременно и бояр-латифундистов (и так не слишком довольных тем, что московский трон занял «вчерашний раб, татарин, зять Малюты»), и крестьян, превратившихся в крепостных. Мелкие же поместья отмена Юрьева дня всё равно не спасала – не имея возможности перейти к землевладельцу побогаче, крестьяне просто бежали в южные города или к казакам. У казаков, впрочем, тоже было достаточно поводов для недовольства – при Годунове царские воеводы неуклонно продвигались в «дикое поле», верстая вольных людей в государеву службу и всячески тесня казацкие вольности.
Кроме того, Борису Годунову откровенно не повезло. Большую часть его правления в стране свирепствовали голод и мор, справиться с которыми правительству было не по силам. В результате недовольство в стране росло, социальные противоречия обострялись, престиж правящей династии стремительно падал. А кроме того, у средневековых людей не могло не возникнуть страшной для Бориса мысли: не являются ли все эти бедствия наказанием за какой-нибудь грех царя.
В этой ситуации для взрыва достаточно было искры, которой и стало появление самозванца, в чей лагерь устремились все недовольные: дворяне, мечтавшие о крупных поместных «дачах», боевые холопы, которых хозяева выгнали во время голода, дабы избавиться от лишних ртов, казаки, крестьяне... В результате в стране неожиданно возникла сила, способная противостоять центральной власти без всякой помощи извне. Что же до польского вмешательства, то оно в данном случае послужило не более чем катализатором, который, как мы помним из школьного курса химии, может ускорить реакцию, но не способен её вызвать.