В сентябре 1918 года в Екатеринодар, где находилась тогда ставка белых, прибыл известный донской предприниматель Абрам Самуилович Альперин, пожаловавшийся генералу Алексееву на различные проявления антисемитизма в Добровольческой армии. Выслушав посетителя, генерал решительно заявил, что «весь высший командный состав стоит на почве равноправия граждан» и что пока он, Алексеев, стоит во главе армии, «в ней нет и не будет антисемитизма».

Аналогичные заявления неоднократно делали и другие лидеры Белого движения: Деникин, Драгомиров, Май-Маевский, Бредов… И тем не менее факт остаётся фактом: путь наступления деникинской армии на Москву (равно как и её последующий откат на юг) был обозначен непрерывной чередой еврейских погромов, жертвами которых, по разным данным, стали десятки или даже сотни тысяч мирных жителей.

Периодически руководство Белой армии пыталось пресечь погромы, десятки погромщиков были преданы суду, несколько человек даже расстреляны. Однако все эти меры были вялы и непоследовательны и не могли переломить погромной атмосферы.

Зная, сколь заметную роль играли евреи в большевистском руководстве, нетрудно понять, почему в белом лагере царили совсем не юдофильские настроения. Однако жертвой белого антисемитизма сплошь и рядом оказывались простые евреи, не имевшие никакого отношения к советской власти, и даже свои же соратники по Белому движению.

Упоминание «соратников» не является оговоркой. В 1917 году значительная часть российского еврейства не ждала от большевиков ничего хорошего и мечтала о восстановлении сильной власти, которая уважала бы частную собственность, гражданские свободы и дарованное Февральской революцией равноправие. А поскольку лидеры Белого движения не скупились на заявления, что именно в этом и состоит их цель, не удивительно, что на первых порах белые встретили на еврейской улице сочувствие и даже поддержку.

Помогали прежде всего деньгами. Тот же Абрам Альперин дал в декабре 1917 года 800 тысяч рублей на формирование антибольшевистских казачьих отрядов. Примерно в те же дни генералы, бежавшие из Быховской тюрьмы на Дон и приступившие к формированию Добровольческой армии, выяснили, что в армейской кассе нет ни копейки. Генерал Алексеев уже собирался объявить о самороспуске, но положение спас местный богач Парамонов, который лично привёз на извозчике мешок с деньгами. В мешке было 500 тысяч рублей, из которых 200 дал Борис Абрамович Гордон, ростовский торговец табаком. Значительные суммы жертвовали Белому движению и другие еврейские предприниматели, даже целые еврейские общины – в одном только Томске было собрано несколько миллионов рублей.

Впрочем, еврейская помощь белым не ограничивалась деньгами. Среди тех первых бойцов добровольческих и казачьих формирований оказалось достаточно много евреев. По меньшей мере пятеро евреев (студент Ширман и четыре брата Гершановича) служили в отряде известного благодаря «Тихому Дону» есаула Чернецова. В отряде партизанского командира Семилетова едва ли не половину бойцов составляли молодые евреи-добровольцы из Ростова. Несколько евреев – среди них два сына главы ростовской общины, Михаил и Пётр Городисские, – участвовало в легендарном Ледяном походе, во время которого по крайней мере один еврей, поручик Бродисский («сын богатого еврея, ростовского кадета», как писал о нём известный публицист Александр Амфитеатров), получил чин.

Именно евреи-добровольцы стали первыми жертвами воцарившегося в белом лагере антисемитизма. Уже в 1918 году евреев практически повсеместно отказывались принимать в добровольческие части. Тех же, кто смог поступить на службу, старались под любым предлогом уволить, иногда даже с явным ущербом для боевой ценности вооружённого формирования. Так было, к примеру, в Харькове, где местный офицерский отряд после увольнения евреев потерял почти половину личного состава.

Кстати, об офицерах. После Февральской революции, когда Временное правительство открыло евреям доступ в военные училища, несколько сот евреев успело получить офицерские погоны. В ходе Гражданской войны многие из них попытались вступить в Добровольческую армию, чтобы с оружием в руках бороться против большевиков. Однако, как писал впоследствии генерал Деникин, «офицерское сообщество отказывалось их принять; устранены были также из частей те офицеры-евреи, которые состояли в них раньше. Я потребовал от командующего принять решительные меры против самочинных действий частей. Но эти меры разбились о пассивное сопротивление офицерской среды. Чтобы не подвергать закон заведомому попранию, а людей безвинных нравственным страданиям, я вынужден был отдать приказ об оставлении офицеров-евреев в запасе».

Другие лидеры белых высказывались более решительно. К примеру, когда в 1918 году мичман Грузенберг (сын известного адвоката-кадета О. Грузенберга) подал просьбу о вступлении в службу в Севастополе, начальник штаба Черноморского флота адмирал Бубнов ответил резолюцией: «Жидам нет и не будет места во флоте». Возможно, и сам Антон Иванович был «не без греха». Так, когда в 1919 некто Шнеерзон, имевший большой военно-хозяйственный опыт, подал развёрнутый проект снабжения армии и тыла, Деникин наложил на него краткую резолюцию: «Никаких Шнеерзонов».

Разумеется, от антисемитизма белых страдало, прежде всего, еврейское население страны. Однако еврейские погромы бумерангом ударили и по самим добровольцам. Во-первых, они нанесли удар по имиджу Белого движения за пределами страны, дискредитировав его лидеров в глазах мировой общественности и дав его противникам эффективные пропагандистские козыри. Во-вторых, погромы вели к падению дисциплины и разложению Добровольческой армии (что, несомненно, не могло не сказаться на её боеспособности). И дело тут даже не в евреях. Как справедливо заметил Василий Шульгин, «тыловые подвиги имеют одну ужасную для современных армий особенность: они её разлагают весьма быстро. В психику современного высшего командования такая тактика никогда не входит. И если она применяется, то, значит, это делается вопреки воле командиров. Но если в армии что-либо может делаться вопреки воле командования, то такая армия очень быстро оказывается на краю гибели. Начальник, чей приказ не исполнен, уже начальник только по имени».

И, наконец, самое главное. В ходе Гражданской войны еврейские погромы устраивали практически все: и петлюровцы, и зелёные, и просто бандиты всех мастей, и даже части Красной армии (особо отличились бойцы знаменитой Первой конной, но хватало и других «героев»). Однако последние боролись с погромами решительно и последовательно, а от всех остальных никто, по большому счёту, ничего и не ждал. Иное дело – Добровольческая армия. Как справедливо заметил историк О. Будницкий, белые шли на Москву «под лозунгом восстановления законности и порядка; среди их вождей были хорошо знакомые имена, ассоциировавшиеся с теми временами, когда беззаконно убивать и грабить было нельзя». Поэтому неспособность белого командования остановить еврейские погромы (равно как насилие над крестьянами, самоснабжение «от благодарного населения» и другие подобные «подвиги») дискредитировала не просто армию, но саму суть идеи.

К 1919 году большевики уже успели в полной мере показать, на что способны и чего можно от них ожидать. Поэтому многие, в том числе и значительная часть евреев, ждала Добровольческую армию как долгожданных освободителей. Деникинцы, однако, этих ожиданий решительно не оправдали. Как с грустью отмечал Владимир Короленко, добровольцы «всё время вели себя так, что ни в ком не оставили по себе доброй памяти». В результате большинство населения утвердилось во мнении, что большевики хоть и не сахар, но всё же, возможно, являются меньшим злом.